Я догоняю его. Он недалеко убежал, и я кричу ему вслед:
— Харпер!
Он останавливается и оглядывается. Он успел сойти с дороги и уже пробирался через рожь, хотел срезать, наверное. Я спрыгиваю с коня и иду к нему. Он идёт навстречу.
— Джерри? — спрашивает он.
Я с размаху бью его по лицу.
Вы думаете, двадцать лет что-то могут стереть? Вы думаете, двадцать лет — это много? Он остался таким же молодым. Он был младше меня на шесть лет. А теперь — на двадцать шесть. Потому что он ни капли не изменился. Он и в самом деле не сбежал. Чёрт побери, он всё-таки сделал эту свою машину.
Он поднимается с земли.
— За что, Джерри? Джерри, всё за тот сад? — он наивен, глуп с этим вопросом.
Ко мне возвращается хладнокровие.
— Нет, — отвечаю я. — За мать, которая сгорела как свеча через год после твоего исчезновения, — я наступаю на него. — За отца, который четыре года умирал от рака желудка, и не ты, а я носил ему утку.
Он отступает в рожь.
— За Рэйчел, которую фашисты угнали в лагеря и сгноили там в дерьмо! — я ору. — За шесть лет войны, которых ты не видел! За то, что ты сбежал! За то, что ты… — самообладание покидает меня.
Я бью его, и снова, и снова, и бью его, и кричу:
— Ты знаешь, что такое бомбардировки? Ты знаешь, что такое — когда тебе отказывает единственная женщина, которую ты способен любить? Ты знаешь, что такое — когда вокруг трупы, а ты должен таскать их к грузовикам? Ты знаешь, что такое — когда тебе далеко за сорок, и ты добился всего, но впереди уже нет ничего! Уже всё! Ты, дерьмо, ты бросил всех и сбежал в лучший мир, ты решил спрыгнуть с поезда, да? Сука! Маленький ублюдок! Сволочь!
В моей руке камень. Я бью Харпера, разминаю его лицо в кровавую кашу, он не двигается, он мёртв.
Я встаю. Камень выпадает из моей руки. Я бреду к дороге. Сажусь на Илайю, который покорно ждал всё это время.
Мои руки в крови.
И вдруг я понимаю.
Двадцать минут назад Харпер появился из мира, который закончился двадцать лет назад. Он хотел вернуться. Он обещал вернуться в той записке. Может, он не исполнил бы своего обещания. Может, он соврал.
Я не дал ему ни единого шанса сдержать слово.
Я убил не Харпера.
Я убил мать. И, может быть, отца. И может быть, даже Рэйчел. Всех их — камнем, насмерть. Размесил по спелой ржи.
Прошлого не вернуть.
Я останавливаю коня. Спрыгиваю.
Трава. Спелая, свежая трава. Капелька: кап-кап, кап-кап. Как прекрасен этот бесконечный зелёный покров. Я вжимаю щёку в траву.
Я жду радостного вопля, который вот-вот прервёт моё единение с природой.
— Джерри!
Я жду этого крика. Я хочу услышать его снова.
Господи, как хочу!
Хочу…
Реванш
Рассказ написан для конкурса «Русский эквадор-2007». Тема — «Живой бильярд. Правила реванша». Рассказ занял 16-е место в финале. Рассказ опубликован в журнале «Полдень. XXI век», № 1'2009, в антологии «Хирургическое вмешательство», Москва, Независимая литературная премия «Дебют», Гуманитарный фонд Андрея Скоча «Поколение», 2009 и в антологии «Фантастика и фэнтези», Москва, «Facultet», 2009.
Я верчу в руке красный шар с цифрой на боку. Он увесистый и гладкий, так и хочется метнуть его в розовую лысину официанта, идущего между столиков в дальний конец помещения.
Я размахиваюсь и бросаю. Попадаю. Официант спотыкается и падает, с грохотом разбиваются о булыжный пол кувшины и тарелки, в кого-то летят ошмётки еды. Я смотрю на него. Он тяжело поднимается, оглядывается на меня с укоризной. Я показываю ему язык. Он потирает голову. По бритому затылку стекает струйка крови.
— Сука, — ехидно усмехается Лосось.
Я беру кий. Мой удар: Лосось, как всегда, ошибся на пустом месте.
— Хорошо, что ты не в бейсбол играешь, — он любит меня поддеть.
Я молча загоняю свой шар в лузу. Я играю уверенно, без остановок.
Раздаётся вопль.
— Риггер!
Это Босс. Наверняка, из-за официанта. Будет ругаться. Да пошёл он на хрен, сам захочет — сам явится. Продолжаю игру.
На столе один мой шар до чёрного. Кладу его с чётким выходом на центральную лузу. Показываю пальцем.
— Сюда.
Лосось хмурится. Я кладу чёрный.
— Когда отдашь? — интересуюсь.
— Завтра.
Сейчас я его ударю. Он это понимает и лезет в карман.
— Вот десять. Остальные завтра, больше совсем ничего нет.
— Ладно.
Крик Босса повторяется. Урод, как он меня достал.
Медленно иду в дальний конец зала. У стола по дороге сидит Бельва. Её бюст, как всегда, не держится в рамках корсажа. Щипаю её за грудь. Она взвизгивает и отшатывается. Нагибаюсь к её лицу и закусываю зубами её верхнюю губу. Она просовывает язык мне в рот, мы целуемся.
— Риггер, — спокойный голос позади меня. — Подойди к шефу. Может, легко ещё отделаешься.
Отрываюсь от Бельвы.
— Тебе делать нечего? — спрашиваю у Носорога.
Носорог хмурится, пожимает плечами, исчезает.
Иду дальше. Вот и кабинка Босса. Она отделена от всего помещения. Из-за занавесей пахнет рыбой. Любитель падали, блин.
Отодвигаю занавесь, захожу.
Жирный сидит на своём диванчике, весь перемазанный каким-то дерьмом, в руке у него рыбий оглодыш. Справа очередная тёлка, абсолютно голая, костлявая, даже какая-то синеватая. Груди нет совсем. Где он берёт этих уродищ?
За диваном — быки, не помню их имён. Одинаковые и тупые.
Жирный улыбается. Как же он мерзок.
— Риггер, куда шёл официант? — спрашивает с ехидцей.
— К тебе, — отвечаю я.
— Правильно. Если ты это знал, зачем бросил шарик?
Он поигрывает кастетом с шипами. Каждый шип — сантиметра два, острый, твёрдый.
Я молчу. Смотрю на Жирного нагло, потому что иначе не умею.
— А, Риггер? Я жду ответа.
— Да мне похрен, что ты ждёшь, — я отворачиваюсь и выхожу из кабинки.
— Стоять! — рык следом.
Быки выскакивают. Я чую их даже спиной. Я оборачиваюсь и вламываю первому с разворота. Его нос хрустит и размазывается по лицу. Он падает на спину. Второй притормаживает и достаёт мачете. Я демонстративно раскрываюсь и иду на него. Он замахивается и бьёт. Я подныриваю под удар, перехватываю меч за рукоять, вырываю из руки. Следующим движением я перерубаю ему ногу ниже колена. Он падает, стонет. С окровавленным мачете в руке я захожу обратно к Жирному.
— Риггер, тебе не кажется, что слишком обнаглел?
Я вонзаю мачете в стол перед ним. Костлявая шлюха отпрыгивает с визгом.
— А что ты мне сделаешь? — спрашиваю.
Он улыбается даже немного по-доброму.
— Думаешь, я не найду на тебя управы? Всегда находил и теперь найду, — говорит он.
Меня сжимают тиски. Это первый бык очухался и схватил меня сзади. Жирный встаёт, отталкивает стол в сторону.
— Ублюдок грёбаный, — говорит он спокойно и замахивается.
Кастет въезжает мне в щёку. Это больно. Я чувствую, как рвётся кожа.
Я акробатическим движением извлекаю из правого рукава нож и чиркаю им по руке быка. Тот отдёргивает руку. Кровь бьёт фонтаном. Я изгибаюсь и даю ему ногой в пах. Он сгибается и отпускает меня.
Жирный уже бьёт снова. Его рука с кастетом встречается с моим ножом. Он вскрикивает и отдёргивает кисть. Указательный палец болтается на лоскуте кожи.
Я всаживаю нож Жирному в глаз.
Он садится на диван и затихает. Голова опускается на грудь. Кровь стекает по цветастому кафтану. Девица визжит. Я делаю шаг вперёд и беру её за горло. Какая страшная — даже отыметь не хочется. Всаживаю нож в стол, второй рукой сворачиваю ей шею. Забираю нож. Выхожу из кабинки.
Бык без ноги лежит, прислонившись к ножке стола, чуть поодаль. В его руке арбалет, нацеленный на меня. Он усмехается. За его спиной хмурый Лосось, Носорог, Бельва, лысый официант, две девахи из быдла, Болт.
Бык нажимает на спуск. Я пытаюсь поймать стрелу. Если бы лук — поймал бы. Арбалет — нет. В животе тепло, но боли нет. Ноги слабеют, я спотыкаюсь, опускаюсь на ближайший стул. Бык выпускает вторую стрелу. Мимо.
По моим ногам стекает кровь. Арбалет четырёхзарядный, точно знаю. Третья стрела пробивает грудь. Мир мутнеет. Я сползаю со стула.
Открываю глаза. Всё равно темно. Руки болят. Пытаюсь пошевелиться. Не получается.
Постепенно осознаю своё положение. Я привязан за руки и за ноги к стене, распят, растянут. Вокруг кромешный мрак. Рук не чувствую. Наверное, отекли.
Дёргаюсь. Ни черта не выходит. Да, Босс меня отымеет, причём жёстко. Впрочем, есть за что. Поэтому я не в обиде.
Ору:
— Эй, суки…, вы где…?
Слышу шорох.
Открывается дверь, заходит Лосось с факелом.
— Ну здорово, — усмехаюсь.
— Хреново тебе придётся, — констатирует он.
— Зато душу отвёл.
— Да, — в его голосе несбыточная мечта. Он сам никогда на такое не решится.
Я молчу, он тоже. Факел коптит, чёрный едкий дым щиплет мне глаза.
— Не отпустишь?
— Не хочу на твоё место.
— Ну и хрен с тобой.
Снова молчим.
— Ладно, — говорит Лосось. — Я обязан предупредить Босса, когда ты очнёшься. Держись.
Я отворачиваюсь в сторону.
Лосось исчезает. Несколько минут проходит в тишине. Руки, похоже, отмерли окончательно.
Дверь открывается, входит Босс. За ним — быки, у каждого — по факелу. За ними — Голова-с-Плеч, Мартилла и Носорог.
— Ну что, красавчик, веселиться будем? — Жирный зол.
— Будем, — передразниваю я.
Носорог уходит. Чего заходил — вовсе неясно.
Эти факелы дорогие, качественные. Горят ясно, хорошо. Места в камере хватает всем. У стены — металлический столик с инструментами. Голова-с-Плеч уже там, вертит в тонкой руке скальпель. Где он взял такой уродливый балахон? Я никогда бы подобного не надел. Палач должен иметь стиль. Вот был до Головы другой, Киряй, так тот всегда с иголочки был. А этот — мудак какой-то, уродище.
Жирный подходит ко мне, достаёт ножик.