— Ладно, чего ты, Петь, завелся-то?
— Вот страна, а?!. Сын — дебил, жена — кретинка, дом — помойка, а сам умнее всех. (Это я не про тебя). Все геополитики. Что ни поп, то патриарх.
Петя закончил перчить горошек. Подумал. Поперчил сосиски. Посолил и то, и другое и спрыснул всё блюдо уксусом:
— Вот теперь съедобно. Как говорил Мао? «Чем хуже, тем лучше». А то: печень, печень… У нас вообще страна людей с тренированной печенью. Понял? Ты-то чего не ешь?
— Я ем…
В моей тарелке был убогий холмик винегрета. Со скрюченной воробьиной лапкой петрушки наверху.
— Да, на этом силосе детей не натачаешь, — вздохнул Челочёсов.
— У меня уже есть два.
— Два! Семья — это что? Семь «Я». Понял? Ладно, давай за удачное завершение нашего похода.
Мы выпили и закусили.
— Попробуй моего, — сказал Петя, протягивая мне вилку с напалмом.
— Не хочу.
— Пробуй, тебе говорят.
Я попробовал. Выпучил глаза и закашлялся. Челочёсов с удовольствием смотрел на меня и почесывал лоб:
— Во! Картина Сальвадора Репина «Глаз вопиющего в пустыне». Запей. Давай: за солнечную Карелию!
Поясню. Мы возвращались из Карелии, где две недели с нашими детьми сплавлялись на катамаранах. Я с моим старшим сыном и Петя Челочёсов со своими четырьмя детьми. Ваней, Машей, Марком и Матвеем. Пятый — годовалый Лука — остался с мамой Таней в Москве. Руководили нами два молодых местных инструктора: Саша и Даша.
Отдохнули мы прекрасно. Было все, что полагается: упорно не разгорающиеся костры, сырые палатки, пороги с катамаранами, застрявшими на камнях, злобное мытье котелков, охота на верхоплавок, гордо именуемая Ловлей Большой Рыбы. Словом, сказка. И вот теперь мы возвращались в Москву. В пробки, офисы и банки.
Многодетные Челочёсовы начали с Вани четырнадцать лет назад. Потом, через два года, родилась Маша. Еще через четыре появился Марк.
Марк сначала планировался как Федя, в честь деда, но Петя Челочёсов решил не мелочиться и воспроизвести на свет всех евангелистов. Наметили Матвея, который послушно явился через два года. А вот Лука задержался на шесть лет. Но все-таки был сделан.
Друзья Челочёсовых называют Челочёсовых «че́лами». Иногда — «бандой мелких челов». Любя, конечно. Хотя мелкие челы — это самая натуральная банда.
Петя и Таня Челочёсовы отличаются абсолютно уравновешенным характером. Вывести из себя этих людей нельзя ничем. В бытовом плане. Поспорить на абстрактные темы — это святое. Но быт Челочёсовых поколебать не может. По этой причине Таня Челочёсова имеет прозвище Тётя Дамба. А Петя именуется так: «Человек, Который Уходит».
Дело в том, что Петя имеет особое свойство: в любой момент жизни он имеет эксклюзивное право встать, уйти и лечь спать.
Он может позвать всех на день рождения и сразу после прихода гостей уйти спать.
Когда он учился в институте, он уходил спать с лекций и семинаров. Просто — молча вставал и уходил. И спал где-нибудь на «сачке». А через полчаса просыпался бодрый и свежий.
Он ушел спать во время защиты собственной диссертации (его с трудом разбудили). Когда год назад родился Лука и Тётя Дамба позвонила из роддома и невозмутимо сказала: «Четыре пятьсот пятьдесят. Пятьдесят шесть», — Чел Старший спокойно произнес: «Я сделал это», — и ушел спать.
С заседания правительства Москвы, на которое Петра Федоровича Челочёсова пригласили в качестве докладчика по стратегическому планированию архитектурного облика Москвы XXI века, он тоже ушел.
К этому свойству Чела-Старшего все давно привыкли.
Банду Малых Челов «Человек, Который Уходит» называет «Саморегулирующейся Системой», или, кратко — «СС».
Что это значит?
Это значит то, что это значит. Петя любит цитировать Мао Цзедуна, который, как известно, сказал: «Много людей — легко решать проблемы».
— Что там твои микробы делают? — спросил я, разливая пиво.
— Живут, — сказал Петя, вытирая тарелку хлебом. — Думаю, кого-нибудь окучивают. Например, из соседнего купе…
— Не представляю… — покачал я головой.
— Чего не представляешь? — Петя посолил и поперчил пиво. Он всегда солит и перчит пиво. А водку любит с кетчупом. Типа «Кровавой Мэри».
— Не представляю, как можно управляться с этой оравой…
— А чего с ней управляться?.. Пусть бегают.
Приоткрылась дверь вагона-ресторана, и из нее высунулся восьмилетний Марк. Марк по-хозяйски оглянул помещение. Через мгновение из-под Марка высунулся шестилетний Матвей и тут же крикнул:
— Пап, а пап!
— Чего?
— Отгадай загадку! — крикнул Марк и почесал лоб.
— Валяй.
— Что было вначале, курица или яйцо?! — закричали они хором. Причем Марк закричал «курррица», а Матвей — «куйица».
— Ну, это неинтересно… Ни то, ни другое…
— А вот и непйавильно!
— А вот и непрррравильно!
— А чего же правильно?
— Купи спрррайту, скажем.
— Купи спйайту, фкавем.
— Ладно, куплю.
Марк с Матвеем переглянулись и хором выдохнули:
— Вначале был петух! — и засмеялись.
— Гм… неглупо. Это кто вас научил?
— Тетя Валя!
— Кто такая?
— Эта… как ее?.. — Матвей посмотрел на Марка.
— Пррроводница!
— Пйоводница!
— Мудрая женщина, — с уважением покачал головой Петя. — Ну-ка сбегайте к ней и так и скажите: «Папа просил передать, что вы, тетя Валя, очччень мудрая женщина». Запомнили?
— Осень мудая зенсина… — задумчиво почесал лоб Матвей.
— А спрррайт?
— Куплю, куплю. Дуйте.
— Ну, мы подули, — сказал Матвей и че́лы хлопнули дверью.
— Надо еще парочку, — философски почесался Петя.
— Не понял. Ты про пиво?
— Про детей. Хотя насчет пива тоже правильная мысль. Будьте добры, еще два пива! — крикнул Челочесов. — А детей нужно еще двоих, — сказал он тихо, — это мы с Ленкой уже обсудили.
— Сильно!
Нам принесли две бутылки «Балтики».
— А что?.. — шмыгнул носом Челочесов. — Пусть бегают. Думаю, надо заделать для полноты тематики Петра и Павла.
— Хорошо, что не Мафусаила с Иезекиилем.
— В школе задразнят… А так бы — на раз. А что? Мафа и Изя. Там, в Писании-то, как сказано?
— Как?
— «Плодитесь и размножайтесь». А дальше уж — как получится. Наливай.
— Тоже ход…
Я стал разливать пиво. В это время в вагон-ресторан вбежала двенадцатилетняя Маша. Вся розовая и влажная, как утренняя роза:
— Пап!
— Чего?
— А чего Ванька щипается?
— Что Ванька делает?
— Щипается!
— Не понимаю…
— А чего тут непонятного? — Маша страстно откинула челку со лба. — Берет прямо — и больно щипается! За ногу́.
— Нет таких слов в русском языке.
— Как нет?!
— А так… «Щипается» и «ногу́» — нет в русском языке таких слов.
— А какие есть?
— Вот пойди и узнай. И доложи по уставу.
Маша недовольно вытянула губы, озабоченно почесала переносицу и убежала.
— Лихо ты с ними, — сказал я.
— Пусть бегают, — Петя посолил и поперчил пену, отчего она зашипела и стала похожа на халву, с наслаждением выпил. — Однако диспропорция получается.
— Не понял?.. Переперчил, что ли?
— В каком-то смысле… Получается шесть пацанов. А Машка — одна. Не порядок. Надо девок рожать.
— Сарру с Агарью? Или Юдифь с Магдалиной?
— Ну, это мы еще подумаем. Сейчас Ванька прибежит. Чувствую. Я ему кое-что обещал. Он теперь переживает. Сейча-а-ас прибежит.
Как по заказу хлопнула дверь, и вбежал Ванька. Он уже открыл рот и хотел что-то крикнуть, но Челочесов старший его опередил:
— А вот про мопед забудь.
— Как?!
— А так.
— Нууу!.. Ты же обещал! Я так не играю!
— Я тоже. Провинился — забудь про мопед.
— А что я сделал-то?!
— А ты у Маши спроси.
— Да я…
— Значит так: пусть Маша придет ко мне и на хорошем русском литературном языке попросит, чтобы я тебе купил мопед. Понял?
— Да я…
— Ты понял?
— По-о-онял, — понуро пробурчал Ваня, шмыгнул носом, почесал висок и вышел.
— Ну вот, круг замкнулся. Как говорится, кольцевая композиция. Все при деле, — сказал Петя и допил пиво. — Пусть теперь побегают. А я пошел. Что-то меня в сон потянуло.
Челочесов купил бутылку спрайта и ушел.
Я еще с полчаса сидел в ресторане и смотрел на мчащиеся в окне валдайские поля. Жирные, тучные, все в золотисто-изумрудной траве, освещенной предзакатным солнцем. Смотрел на васильковые искрящиеся затоны. На пестрые березово-еловые перелески. Там, в перелесках, наверное, видимо-невидимо грибов. Сейчас как раз пошли подберезовики. Лобастые, веселые, шелковые под солнцем и замшевые в тени. И никто их не собирает.
И снова я смотрел на бескрайние русские поля, в которых ни души. Полчаса вагонных перестуков — и ни одного человека. Где же мы, люди? Что с нами происходит? Почему же мы не плодимся и не размножаемся, как завещано нам Главной Книгой, где сказаны Главные Слова?
А вначале, конечно, были не яйцо, не курица и даже не петух.
Вначале было сами знаете — Что.
Нирвана по-русски
У индуистов и буддистов есть такое понятие — «ваджра». Ваджра в индуизме — это «огненная палица» грозного бога Индры. Он ею, так сказать, мочит злых демонов. А в буддизме — в одном из его направлений, в т. н. тантрической ваджраяне, — это что-то вроде молнии или вспышки.
То есть суть ваджры примерно такова: ты сидишь и спокойненько медитируешь в свое удовольствие, и в один прекрасный миг тебя обязательно посетит вспышка-ваджра, т. е. просветление и, соответственно, нирвана.
Кстати, именно ваджраяна стала очень популярна на Западе и у нас.
Это и понятно: делать ничего особенно не нужно, не надо изучать всякие сложные книжки, вести монастырскую жизнь, сиди себе и жди… Можешь повторять утробно-желудочным голосом: омм!.. омм!.. омм!.. Можешь загадочно молчать. А тут вдруг — бзыть! — и ты в нирване.
Практически на халяву.
Все в настоящей тантрической ваджраяне, конечно, в миллионы раз сложней. Но белые люди хотят, чтобы было «ноу проблем» и «бзыть».