– Вставай, – прошептал Миколас.
Я встал. Мы все трое повернулись лицами к залу. Отец Антанас стал читать молитву.
Люди молились. Они опустили головы и молились. Все. Я вспомнил слова отца Антанаса, что каждый, когда молится, просит бога о помощи в горе и благодарит за радость. Я посмотрел на лица этих людей:.они все просили о помощи.
– Отец Антанас, – сказал я после службы, – а если бог им не пошлет помощь, что тогда?
– Тогда они смирятся и будут ждать.
– А мой папа говорил, что надо надеяться на себя.
– Твой отец был неправ; все равно бог сделает, что ему угодно. Никто не хотел, чтобы пришли германцы. А они пришли.
– Лучше было бы, если бы вы подняли восстание, чем ждать и просить помощи у бога.
– Я прошу тебя, не говори этого Миколасу. Ты смутишь его покой. Он верит в господа, и это приносит ему облегчение. А у тебя в душе всегда смута.
Как-то Марта появилась у нас раньше обычного. Ей надо было стирать белье. А я только встал, еще не причесался и был без очков. Она посмотрела на меня и сказала:
– Пятрас, я не знала, что два человека могут иметь одно лицо. Я уже видела одного мальчика, как две капли воды похожего на тебя.
– На кого же он похож? – настороженно спросил Миколас.
– Страшно говорить, но Пятрас похож на сына русского генерала.
– Прекрасно, – улыбнулся я. – Когда вернется Советская Армия, я обязательно познакомлюсь со своим двойником.
– А ты думаешь, она вернется? – спросила Марта. – Ты настоящий советский.
Марта вышла из нашей комнаты.
– Что теперь делать? – спросил Миколас. – Она, конечно, не донесет в гестапо, но может кому-нибудь рассказать.
– Пойдем к дяде, – сказал я.
– Дядя! – крикнул Миколас. – Марта узнала Пятраса Он был без очков.
– Я завтра уйду, – сказал я.
– Марта, Марта! – позвал священник. Он ничуть не изменился в лице. Он сидел нога на ногу, положив руки с длинными матовыми пальцами на колени. – Марта, теперь ты знаешь, что Пятрас – сын генерала Телешова. Если ты пойдешь в гестапо, то получишь большую награду, а меня, Миколаса и Пятраса посадят в тюрьму. А если ты не пойдешь в гестапо, но расскажешь кому-нибудь об этом, то тот человек пойдет в гестапо, получит твою награду. А нас все равно заберут да еще впридачу тебя. Ты умная и честная женщина, Марта, и ты знаешь, как тебе поступить.
– Да, мой отец. Я знаю, Я пойду стирать белье и прошу меня больше не отрывать, а то вы сегодня останетесь без обеда.
Эти очки, – они все время не давали мне покоя. Они давили на переносицу, стекла пылились, и приходилось их протирать. Но отец Антанас не разрешал их снимать.
Мы жили, как будто не было войны. Не было выстрелов, не было бомбежек. Но только все внутри у меня было в напряжении. Я чего-то ждал. И в этот день, когда Марта узнала меня, произошло событие, которое нарушило спокойное течение моей жизни.
Марта послала меня к Ирене за хлебом. Я вбежал в магазин и так тихо открыл дверь, что колокольчик не звякнул. За прилавком никого не было, а дверь в пекарню была плотно притворена. Я постучался и открыл дверь. И в ту же секунду Ирена повернула ко мне испуганное лицо, а высокий, удивительно знакомый мужчина быстро вышел в соседнюю комнату.
– Нельзя заходить без стука, – сказала Ирена. – Ты напугал моего жениха, Пятрас.
– Я не знал. Простите меня.
– Ты, пожалуйста, никому не говори. А то отец будет ругаться. Он не любит, когда мой жених приходит без него.
Я слушал Ирену, а сам все вспоминал, где я видел этого человека. На улице я вдруг вспомнил: «Это же майор Шевцов, знаменитый майор Шевцов, у которого было два ордена Красного Знамени за гражданскую войну. Его поэтому все наши ребята знали. Конечно, это майор Шевцов, только он сбрил усы. У него были такие замечательные усы, закрученные кверху».
Я повернулся обратно и вошел в магазин. Мне так хотелось поговорить с майором Шевцовым.
– Ирена, – от волнения я забыл все литовские слова и сказал по-русски: – Вы меня не узнали? Я Леня Телешов, я совсем не Пятрас. Можно мне повидаться с майором Шевцовым? – Я снял очки. Ирена смотрела на меня и ничего не отвечала. – Вы меня не узнали? – Я растрепал волосы, чтобы быть больше похожим на Леньку Телешова.
– Теперь я тебя узнала, – ответила Ирена. – Я тебя узнала, но никакого Шевцова у нас нет. Иди домой, Пятрас, и больше никому не говори, что ты Телешов.
– Мне надо поговорить с майором Шевцовым! Вы понимаете это или нет? Я не уйду. Я никуда не уйду!
– Хорошо. Я спрошу у него.
Сначала я ничего не сказал Миколасу, но упрямо водил его весь день мимо магазина Ирены.
– Мне надоело здесь торчать. Пойдем куда-нибудь.
– Еще немного, Миколас, – попросил я.
– Я больше не хочу, здесь гестаповцы. Противно иа них смотреть.
Тогда я затащил его в первый попавшийся подъезд и зашептал на ухо:
– У Ирены в магазине прячется майор Шевцов. Помнишь, такой усатый? Твой дядя назвал его «варваром» за то, что он громко чихал и курил самокрутки. Я должен с ним встретиться. Ирена мне обещала.
– Это опасно, – сказал Миколас. – Нужно поговорить с дядей.
– Струсил? – спросил я. – Если дядя об этом узнает, он не разрешит нам с ним встретиться.
В тот день мы так и не дождались Ирены. А на следующий, когда я не вытерпел и зашел к Ирене, она сказала:
– Приходи в четыре. И не болтайтесь с Миколасом под нашими окнами.
Я еле дождался четырех часов. Я ничего не видел, ничего не слышал. В моих ушах звучал голос Ирены: «В четыре часа… в четыре часа…»
– Ты почему ничего не ешь, Пятрас? – спросил отец Антанас.
– Мне не хочется.
– Ты волнуешься. Миколас, что произошло?
– Ничего, дядя. Просто Пятрасу надоела картошка.
– У многих сейчас нет даже и этого. Многие умирают от голода. Скажите спасибо богу за картошку.
Ровно в четыре я переступил порог магазина. Ирена подняла на меня глаза и показала, чтобы я вошел. Я прошел через пекарню в комнату.
За столом сидел майор Шевцов. Он был в гражданском костюме. Я остановился у двери и снял очки.
– Ну, здравствуй, Ленька Телешов, – сказал Шевцов.
Я бросился к нему навстречу. Он обнял меня за плечи, крепко поцеловал, потрепал по волосам. Еще раз поцеловал.
– Здравствуй, Ленька! Попали мы с тобой в переделку.
Твой батька сказал бы: «Не терять голову и крепче сжать кулаки!»
– А где сейчас наши?
– Далеко. Года два придется тебе подождать.
– Два года?
– Ну как ты здесь живешь?
– Разговариваю только по-литовски. Зовут меня Пятрас. В костеле служкой прислуживаю.
– Да, брат, тяжело. Но не тебе одному. Ирена, например, с гитлеровскими офицерами гуляет. Тоже нелегко. А отца-то видел?
– Видел. Папа сначала повез меня к нашему учителю литовского языка, но тот куда-то уехал. Папа меня и отвез к священнику, – сказал я. – А Егорова убили.
– Многих убили, – ответил Шевцов. – А вот я пока жив.
Мы замолчали. Вернее, молчал Шевцов, а мне не хотелось ему мешать. Ему было потруднее, чем мне.
– Ухожу, – сказал Шевцов. – Попробую перейти фронт.
– Возьмите меня.
– Я бы с большим удовольствием, но нельзя. У меня длинная дорога. Ночевки в лесу. Голод. Опасность.
– Возьмите меня! – снова сказал я. – Я не боюсь. Меня мама ждет.
– Нет. Один из нас должен дожить до победы. Я не доживу, я не доберусь, ты тогда батьке расскажешь про майора Шевцова. Ты только запомни, что я тебе расскажу.
…Мы крепко стояли в обороне. У меня какие ребята были в батальоне – камни, а не люди. А фашисты шли и шли, а мы их били и били. А потом, когда они отрезали нас от полка и пошли в десятую атаку, я решил идти сам в контратаку. Я вспомнил гражданскую, тогда тоже нелегко было. Без винтовок на врага ходили. Я встал и крикнул:
«Ребята, за мной!»
И они, конечно, меня не подвели. Мы пошли на фашистов, а они шли на нас. И они не выдержали. Мы перешли границу и ворвались в немецкую деревушку. Там нас окружили. И мы дрались два дня.
Теперь никто не знает, куда подевался батальон майора Шевцова. Еще скажут, что он дал тягу или сдался в плен. А может быть, из всей Советской Армии он первый побывал на территории врага. Ты это, Ленька, обязательно запомни.
– До свидания, – сказал я. – Если доберетесь, разыщите папу… или маму. Передайте от меня привет.
– Хорошо, – сказал Шевцов. – Дай я тебя чмокну, и иди. – Шевцов нагнулся ко мне и крепко поцеловал. – Ну, ну, что с тобой? Иди. Когда нужна будет помощь или совет, заходи к Лаунайтису. Он умный парень.
Я обнял его за плечи, и мне показалось, что я обнимаю папины плечи: у него были такие же крутые и сильные.
А утром пришла Марта и сказала:
– Гестаповцы взяли старого Лаунайтиса и Ирену. У них нашли русского офицера. Говорят, их расстреляют.
– Майора Шевцова?! – спросил я. – Они арестовали майора Шевцова?
– Я не знаю, – ответила Марта, – говорят, русского офицера. Он дрался, когда его арестовывали.
– Откуда ты знаешь про майора Шевцова? – спросил отец Антанас.
– Мы видели его в окне у Ирены, – соврал Миколас. – Мы проходили мимо и увидали его.
– Он врет, – сказал я. – Я встречался с ним. Я люблю его, он храбрый и честный. Он ничего не боится. Он фашистов не боится, он смерти не боится!
– Замолчи, Пятрас, и поблагодари бога, что мы все не в гестапо.
– Не буду я никого благодарить! Мне надоело благодарить. Я уйду!
Я повернулся и выбежал на улицу. Кругом ходили люди. Обыкновенные люди: одни были гражданские, другие военные. В очках, без очков. Блондины, черноволосые, бритые и заросшие. Обыкновенные люди. Но все они были против меня. Я ни к кому не мог подойти и сказать: помогите мне освободить Шевцова и Лаунайтиса с дочерью. Одни были рады, что их арестовали. Другие думали только о себе и всего боялись. А третьи? Третьи где? Они-то могли мне помочь. Я смотрел в лица людей: веселые, печальные, усталые, измученные— как узнать тех, к кому надо обратиться за помощью? Обыкновенные люди, и все разные. Им нужно разное в жизни.