«Раньше с такой болезнью человек был всю жизнь инвалидом или умирал. А теперь нет. Теперь делают операцию на сердце, – подумал Самсонов. – И врачи уже привыкли к этому. Все люди – еще нет, а врачи привыкли».
– Ну, Рита, сегодня тебе можно встать. Только, пожалуйста, не волнуйся.
– Я не волнуюсь… Боюсь немножко.
– Бояться тоже нечего. Ты совсем здоровая девочка скоро сможешь даже прыгать через скакалку.
– И мама разрешит?
– Конечно.
– Я еще никогда не прыгала.
– А теперь будешь прыгать сколько угодно и бегать сколько угодно.
Вечером, когда он пришел домой, позвонили из больницы.
– Доктор Самсонов? Мы получили телефонограмму. В Саянах тяжело ранен метеоролог. В область сердца. В Мосте будет через пять часов. Вам оперировать.
– Осторожно, – сказал врач санитарной авиации. – Главное, веди вертолет осторожно. Иначе нам не долететь с ним до Москвы. Вера Ивановна, вы готовы? – крикнул он.
Неподалеку от вертолета стояли жена и двое ребятишек раненого метеоролога. Старший, Ника, который приехал на метеостанцию на весенние каникулы, и маленькая Валя.
– Ну, Ника, пора, – сказала Вера Ивановна. – Далеко от станции не уходи и Валю не отпускай. Завтра прилетит Петров. Так что вам одним придется быть всего день и ночь.
Вера Ивановна побежала к вертолету. А Ника и Валя еще долго стояли на месте. Они смотрели вслед вертолету и слушали, как он жужжал в небе.
С вертолета их хорошо было видно. Они были единственные темные точки на большой, ослепительно белой от снега горной впадине.
Вертолет скрылся, и дети остались одни среди гор, среди деревьев, среди снега.
– А когда папа поправится, – сказала Валя, – мы поедем в город на целую неделю. Да, Ника?
– Поедем.
– А правда, удачно, что ты приехал? Мама не оставила бы меня одну.
– Идем скорее домой, – ответил Ника. – Послушаем, когда папу пересадят в самолет.
Они поднимались в гору по той самой дороге, где только что провезли их отца на самодельных санях. Ника ступал в следы от полозьев. Он ступал и вспоминал, как было страшно ждать, пока прилетит врач.
В аппаратной Ника включил коротковолновый передатчик, тот самый, по которому папа сообщал метеосводки. В передатчике зашуршало.
– Лампы нагрелись, – сказала Валя. – Включай прием.
– Мокуль, Мокуль, – услыхали Ника и Валя. – Как Гатов? Как Гатов? Перехожу на прием. Перехожу на прием.
– Гатов вылетел, Гатов вылетел. – Больше Ника не знал, что говорить, и перешел снова на прием. Но те тоже молчали, и на их волну стала прорываться музыка. Играли на электророяле, и звук был похож на стеклянный звон.
Через час Ника включил приемник и услыхал:
– Всем, всем! Самолет номер 14567 идет санитарным рейсом Москву. Всем, всем. Самолет 14567 идет санитарным рейсом Москву. Пропускать немедленно!
Потом прорвался более сильный и близкий голос:
– Мокуль, Мокуль! Николай, мама просила передать тебе м Вале, что она вылетела в Москву. Завтра к вам вернется Петров. Перехожу на прием. Перехожу на прием.
Ника почему-то представил маму, которая все время смотрит на папу, а тот лежит с закрытыми глазами. Он сказал:
– У нас все хорошо.
– Почему ты так мало разговариваешь? – спросила Валя. – Тебя неинтересно слушать.
– Ну, как? – спросил доктор Самсонов у дежурной сестры. – Нового ничего?
– Летит. Говорят, будет через два часа.
– Может быть, мне приехать?
– Сейчас я спрошу дежурного врача.
Самсонов ждал у телефона. Он хотел, чтобы быстрее наступил час операции. Не любил ждать.
Но сестра сказала:
– Доктор Самсонов, в вашем распоряжении еще час.
Он ничего не ответил и стал медленно собираться. В квартире спали, и он осторожно открыл дверь, чтобы не разбудить соседей. От дома до института было всего минут двадцать ходьбы.
Самсонов шел и считал, во сколько раз быстрее самолет приближается к Москве, чем он – к институту. За двадцать минут самолет пролетает километров двести. А он пройдет два. В сто раз медленнее. Он сделает шаг, а самолет пролетит сто его шагов. За штурвалом летчик. Крепкий парень. Они все крепкие парни. А в самолете лежит тяжело раненный человек. Молодой он или старый?
«Боже мой, – подумал Самсонов. – Ну, чего волноваться? Операцию на сердце делаю не первый раз. А этот метеоролог совсем ему незнаком. Другое дело Рита. Она как родная Столько времени пролежала в институте до операции. А этот, этот неизвестный человек…»
Самсонов снял в раздевалке пальто, взял халат, белую шапочку и поднялся на третий этаж. В предоперационной комнате горел яркий свет. Хирургическая сестра кипятила инструменты для операции.
Пришли врачи-анестезиологи. Они стали проверять свою аппаратуру.
«Всем, всем! Самолет номер 14567 идет санитарным рейсом Москву. Всем, всем. Самолет номер 14567 идет санитарным рейсом Москву. Пропускать немедленно».
Ника каждые десять минут включал передатчик и слушал. Валя уже давно спала, а он слушал. Потом позывные прекратились. «Долетел», – подумал Ника. Он хотел представить, как сейчас папу везут по Москве в больницу, но у него ничего не получилось. Москва была далеко, и он там никогда не был. И в больнице он ни разу в жизни не был.
– Мокуль, Мокуль. Папа долетел до Москвы. Как вы там? Перехожу на прием.
– Мы хорошо. Валя спит. Погода испортилась. Буран. Когда папе будут делать операцию? Перехожу на прием.
– Операция будет завтра. Не волнуйся. Ложись спать.
Когда привезли раненого, Самсонов снова пришел в операционную. Он был такой громадный, этот метеоролог, что ноги его свисали с операционного стола. Самсонов это заметил еще издали, в открытую дверь. А когда подошел вплотную к столу, увидал красивого мужчину с черной короткой бородой и почти белыми губами.
Самсонов осмотрел рану. Метеоролог был ранен, видно, в левый сердечный желудочек. Произошел несчастный случай на охоте.
– Операция начнется через десять минут, – сказал Самсонов. – Готовьте больного. – Он стал мыть руки и почувствовал, как у него от напряжения дрожат пальцы.
Сестра подала марлевую салфетку со спиртом. Он протер руки, просушил их, и сестра натянула ему перчатки, посыпанные тальком. Ассистенты уже смазали область операции йодом.
Самсонов прощупал сердце. Оно билось под его пальцами неровными толчками. Толчки отдавались ему в руку и сталкивались с толчками его сердца.
Анестезиолог нажал несколько раз на специальный мешок с наркотической смесью. Через трубку, которую больной держал во рту, эта смесь попала в легкие. Больной уснул.
Прошел час. Руки давно перестали дрожать. Самсонов работал быстро и уверенно. Он вскрыл сердечную сумку. Сердце стукало ему в пальцы, а он осторожно, приноравливаясь к его ритму, пробирался к левому желудочку.
Пот со лба залил ему глаза и тонкой струйкой бежал за ушами.
– Мое лицо, – сказал он.
Сестра быстро провела салфеткой по его лбу и за ушами.
Сердце было в крови. Самсонов нашел разорванные сосуды. Зажал их зажимами, потом взял электрический нож и дотронулся до поврежденных сосудов. На кончиках сосудов образовались темные пятнышки засохшей крови.
– Мешает легкое, – сказал Самсонов.
Ассистент прикрыл легкое салфеткой и рукой прижал сто, чтобы оно, раздуваясь, не поднимало сердце.
Теперь самое главное. Он нащупал пальцем маленький кусочек железа – колпачок гильзы с разорванными краями. Потянул, но колпачок сидел крепко. У него были неровные, острые края. Сильнее тянуть нельзя, сильнее потянешь – и человек умрет.
– Ритм сердца участился, давление падает, – услышал он голос аппаратной сестры.
Самсонов и сам почувствовал, как сердце раненого под рукой у него стало мелко дрожать. Еще минута, даже полминуты, и оно может остановиться. От напряжения Самсонов опять взмок: лоб, за ушами, спина.
– Переливание крови, – приказал он.
Самсонов чуть расширил подход к осколку и просунул теперь уже два пальца. Освободил острые края железа, зажал их между пальцами— и потянул к себе. В следующую секунду этот маленький кусочек железа неслышно упал в таз, обмотанный простыней. И сердце сразу перестало дрожать.
Самсонов снова работал быстро и легко. Он накладывал шов на рану в левом желудочке. Обыкновенными шелковыми нитками. Еще один шов на сердечную сумку.
Ассистент убрал руку с легкого и оно наполнилось воздухом. Самсонов видел, как левое легкое раздулось, словно шар, подняло сердце, и сердце встало на место.
– Какой атлет, – сказал ассистент. Это были его первые слова за всю операцию. – Мышцы отличные. Видно, увлекается спортом.
«Сколько надо, чтобы спасти человека, – подумал Самсонов. – Быстрый самолет, наркотическая аппаратура, новые лекарства, электрический нож».
После операции его вызвали к телефону.
– Простите, доктор. Говорят из метеорологического управления. Как прошла операция?
– Операция прошла неплохо. О дальнейшем пока говорить трудно.
– Мы понимаем, доктор, у вас там свои правила. Но у Гатова в тайге осталось двое ребятишек. Они там совсем одни, их надо поддержать.
«Гатов, ах, значит его фамилия Гатов, – подумал Самсонов. – Что-то есть в этой фамилии от черной бороды».
– Передайте им, что все будет хорошо.
Внизу, в вестибюле, сидела женщина. Она была в коротком полушубке и валенках.
– Почему у вас посторонние? – спросил врач у нянечек. – Разве вы не знаете, что это запрещено?
– Она нездешняя. Мужу ее операцию сейчас сделали.
Самсонов посмотрел Гатовой в глаза. Они были тревожные, испуганные. И брови чуть-чуть изломались, как у людей, которые собираются заплакать. Ему захотелось успокоить эти глаза, и он улыбнулся.
– Вашему мужу не угрожает опасность. Понимаете? Не угрожает. – Он положил ей руку на плечо.
– Понимаю, – сказала она. – Я понимаю. – И вдруг склонила голову и поцеловала его руку.