шь их научить работать?
– Нет. – Федор Иванович покрутил головой. – Это не для меня.
– Смотри, Федор. Настоящее дело. Большую пользу принесешь людям. Вспомни фронт, там было потяжелее.
– Нет. Это не для меня. А фронт был давно, я начинаю о нем уже забывать.
– Я этого никогда не забуду, – сказал Соловьев. – Помнишь отступление под Даугавой? Надо было построить мост через реку для переправы под бомбежкой. Тогда передали команду: коммунисты, три шага вперед! В воде нас подбрасывало волнами от взрывов и вырывало понтонные лодки из рук. А ты сейчас не хочешь сделать эти три шага.
У Елки затекли ноги, и она пошевелилась.
– Темно уже, – сказал Соловьев. – Пошли, я провожу тебя.
– Мне всегда темно, – сказал Федор Иванович. – Я живу в ночи. У меня длинные-длинные ночи. А потом, где-то здесь Елка. Елка! – позвал он. – Иди сюда.
– Ну, прощай! Буду к тебе заезжать!
«Зачем мы его встретили? – подумала Елка. – Испортил папе настроение».
– Может, переночуешь? – спросил Федор Иванович.
– Нет, Федор, мне пора.
– До свидания, – Елка боялась, что Соловьев напомнит папе про больницу, и хотела, чтобы он побыстрее ушел.
– До свидания, Елка, – Соловьев сжал ее ладошку. Рука у него была теплая и сухая. – Мужайся! – Он посмотрел на Федора Ивановича. – Помнишь?
– Помню, – ответил Федор Иванович.
Утром Федор Иванович сказал:
– Елка, сегодня на рыбалку не пойдем
– Ну и хорошо. Пойдем в лес. И мама пойдет с нами, а то ей на рыбалке неинтересно.
– В лес тоже не пойдем.
Елка посмотрела на отца. У него было хмурое лицо, как в городе, когда он возвращался с лекций.
– Побродим по деревне. Скоро нам уезжать, а мы еще нигде не были.
– Хорошо. Побродим, если тебе захотелось.
Они пошли в другой конец деревни, где никогда не были. На колхозные фермы. Шли быстро и не разговаривали, словно спешили по делу.
– А вот и фермы, – Елка остановилась. – Четыре длинных кирпичных одноэтажных дома с маленькими окошечками.
– Что ты еще видишь?
– Ничего. Четыре дома. А немножко дальше – сад.
– Веди меня через сад.
Елка взяла отца за руку и повела.
– Все. Сад кончился, а дальше поле, а там строят дом.
– Значит, уже строят, – сказал Федор Иванович.
Елка догадалась: папа хотел посмотреть, как строят больницу, и поэтому придумал прогулку. Когда на обратном пути проходили мимо ферм, Федор Иванович снова остановился.
– Молоком пахнет. Нравится тебе, Елка, когда пахнет молоком? В городе молоком не пахнет.
Елка хотела соврать. Она чувствовала, что папа думает все время о предложении Соловьева. Но ей нравился запах свежего молока, и она ответила:
– Вкусно пахнет.
Они пересекли деревню и подошли к обрыву над озером,
– Высоко? – спросил Федор Иванович.
– Высоко, и вода черная.
– А мы с Антоном, когда были мальчишками, отсюда прыгали в воду. Никто не решался, а мы прыгали.
– Он маленький и худой, – сказала Елка.
– А все равно прыгал. Самый первый. Что это мальчишки раскричались?
– Плавают наперегонки.
– Ну-ка, позови кого-нибудь из них.
Елка посмотрела в сторону ребят и увидала девочку.
– Девочка, девочка! – позвала Елка. – Подойди, пожалуйста, к нам.
Ребята перестали галдеть, а девочка вышла из воды и подбежала к ним.
– Добрый день! – сказала она.
– Здравствуй, – ответил Федор Иванович. – Как тебя зовут?
– Тася.
– Ну, скажи, Тася, у обрыва в воде камней нет?
– Нет, – ответила Тася. – Там глубоко.
– А кто-нибудь из ребят прыгал с обрыва?
– Я не ныряла, а Славка нырял. Славка! – закричала она. – Славка!
Один мальчишка отделился от общей ватаги, быстро натянул брюки на мокрые трусы и подбежал.
– Славка, – спросил Федор Иванович, – когда прыгал с обрыва, страшно тебе было?
Славка помялся:
– Страшновато.
– А зачем же ты прыгал? – удивилась Елка.
– Когда летишь, дух захватывает. Удивительно! – сказал Славка. – А вынырнешь из воды, радость какая-то.
Федор Иванович стал раздеваться.
– Ты будешь купаться? – спросила Елка.
– Хочу прыгнуть.
– Не надо. Тебе нельзя.
– Мне все можно. Мне надоело быть слепым. Я все могу. Славка прыгал, и я прыгну.
– Подождите, – сказал Славка. – Сначала я.
Они встали на краю обрыва. Елка посмотрела отцу в спину. Под правой лопаткой у него был шрам от пулевой раны. Славка рядом с Федором Ивановичем казался совсем маленьким и смешным. У него были не по росту большие трусы.
– Он всего один раз и прыгал-то, – сказала Тася. – А сейчас хочет перед Федором Ивановичем показаться.
Славка постоял минуту, потом крепко зажмурил глаза, зажал рукой нос и прыгнул. Он тут же вынырнул и закричал:
– Хорошо! Федор Иванович, прыгайте столбиком!
Федор Иванович летел очень долго и ему стало страшно, что он врежется в землю и разобьется. И в ту же секунду его тело скрылось под водой. Он вынырнул и поплыл. А Славка поплыл следом, только он сильно отстал.
Федор Иванович остановился и прислушался. Голоса над водой разносились так, что он не понимал, откуда они. С берега или, может быть, с рыбачьей лодки.
«Заплыл, – подумал он. – И не знаю, где берег». Ему стало неприятно. Уже прошла радость от удачного прыжка, он только чувствовал вокруг себя воду, и ему было неприятно. В глаза попала вода, и он потер их.
– Федор Иванович, – сказал Славка, – поплыли назад.
– А, это ты, Славка. Здорово плаваешь. – Ему нравился этот Славка, хотя он его знал всего двадцать минут. И вообще ему нравились деревенские ребята. – Поплыли, пожалуй.
И тут Славка догадался, что Федор Иванович заблудился в озере и не знает, в какой стороне берег. Он, точно случайно, взял его за руку и потянул к берегу. Федор Иванович вылез из воды, и Елка протянула ему руку.
– Как плаваю? – спросил он и рассмеялся.
– Стилем дельфин, – сказала Елка.
– Пора домой. У меня с мамой серьезный разговор.
– Решил остаться в деревне?
– Да. А ты против?
– Не знаю.
– Легче всего не знать… А мне хотелось бы остаться в деревне. Здесь теперь начинается самое интересное. Главную улицу скоро покроют асфальтом. Дома будут строить кирпичные, трехэтажные, как в городе.
– И телевизионную вышку надо поставить, – сказала Елка. – Я читала в «Огоньке», что во многих колхозах есть телевизоры.
– Будут телевизоры, – ответил Федор Иванович. Он вспомнил себя па фронте, когда шел бой и взрывались снаряды дальнобойных орудий, а он рядом, в палатке, делал операцию, чтобы спасти жизнь людям. – Будет асфальт, чтобы я ходил не спотыкаясь. Будет больница, новая, светлая. Все будет.
– Ты знаешь, Майя, – сказал Федор Иванович, – Антон предлагает мне заведовать ноной больницей.
– Тебе? Но это просто глупо и наивно.
– Почему глупо и наивно? – спросила Елка. – Здесь хорошо, а заведующим больницей быть очень интересно.
– Не лезь не в свое дело, – сказала Майя Михайловна. – Что ты понимаешь в этом?
– Заведующим больницей быть очень интересно, – упрямо повторила Елка. – Неужели ты этого не понимаешь?
Майя Михайловна на секунду подняла глаза, посмотрела на Елку, потом на мужа. Он сидел прямо-прямо, как будто у него в спине была палка, и смотрел в одну точку.
«Как он сейчас похож на настоящего слепого, – подумала Майя Михайловна. – Почему он так напряженно сидит?»
– Новая больница! Молодые, неопытные врачи. То не хватает аппаратуры, то плохо с топливом, то еще что-нибудь. Тысяча забот. Весной и осенью в деревне грязь по колено, не пройдешь. Справишься ли ты с этим?
– Справится, – сказала Елка. – Справится и будет веселым-веселым. Он ведь старый врач.
Майя Михайловна тяжело вздохнула:
– Ну что ж, надо попробовать.
Федор Иванович улыбнулся. «А сейчас он совсем не похож на слепого», – подумала она и сказала:
– Оставайся с Елкой. А если все будет хорошо, я вернусь.
На следующий день Федор Иванович с Елкой пошел в правление и позвонил Антону Соловьеву в райком. Елка стояла рядом с отцом и видела его крепко сжатые скулы.
– Антон! – крикнул Федор Иванович. – Это Федор. Я согласен. – Он улыбнулся и повесил трубку.
– Он не передумал? – спросила Елка.
– Нет, не передумал. Он сказал, что уже три дня ждет моего звонка. И еще он сказал: мужайся!
– Тяжело уезжать, – сказала Майя Михайловна. – Ну, что я там буду делать одна? Беспокоиться.
– Будешь работать и ждать наших писем, – ответил Федор Иванович. – А потом приедешь. Месяца через два все станет ясно.
– Елка, ты смотри за папой, чисть ему каждый день сапоги. Не знаю, как вы справитесь без меня?
– Справимся. Мне будут помогать Тася и Славка. Но все равно возвращайся побыстрее.
Тут ударил два раза колокол, Майя Михайловна поцеловала мужа, Елку, вскочила на подножку, и поезд тронулся.
– Елка, в каком платье мама?
– В синем с белыми горохами, – ответила Елка.
«В синем с белыми горохами, – подумал Федор Иванович. – Это как небо с белыми облаками, или как море с пенистыми барашками волн».
Елка побежала следом за поездом, а Федор Иванович остался один. Люди толкали его, что-то кричали, он слушал стук удаляющегося поезда и два цвета мелькали у него в памяти: синий и белый. Два цвета, которые у него остались в памяти от той жизни, когда он был как все.
Федор Иванович почувствовал, что Елка стоит с ним рядом. Он протянул ей руку и сказал:
– У нас теперь будут короткие ночи, у нас больше никогда не будет длинных ночей.
Потерянный
«Дорогая мама! Ты расстроилась, когда узнала, что я перешел на заочное отделение, куда-то уехал. Боялась – не закончу институт. А на самом деле я тебе просто врал: ни по какой путевке комсомола я не уезжал, ни на какой дальней стройке не работал. Ты думала, твой сын герой. А он уже полгода в заключении. Или, как говорят здесь, «отбывает срок».