Юн БингРАССКАЗЫ
БУЛЛИМАР
Буллимар лежал на больничной койке, укрытый прохладной простынёй, но тело его горело. В палате царил полумрак, жалюзи были опущены. Буллимар не нуждался в свете, всё равно он ничего не видел сквозь бинты. Обмотанные марлей руки покоились на матрасе, к локтю от стеклянного сосуда тянулся резиновый шланг.
Несчастье произошло сразу после того, как они взлетели с Меркурия. Их было восемь на борту: три члена экипажа и пятеро пассажиров — два техника с жёнами и один мальчуган.
Корабль доставил на Меркурий припасы и новую смену.
Транспортные ракеты были здесь единственной связью с внешним миром — Солнце, занимавшее большую часть неба над другим полушарием, не позволяло использовать радио и телевидение.
Все манёвры были привычными для Буллимара. Они стартовали в затенённой зоне и помчались вверх. Выходя на орбиту, уводящую от Солнца, нужно было набрать достаточную скорость, прежде чем отключать основные двигатели. Они шли ещё с небольшим ускорением, когда это случилось.
Невидимое сквозь чёрные шторы на иллюминаторах огромное Солнце исторгло язык пламени. Пылающее облако плазмы вернулось обратно в раскалённое море, но тонкая пламенная нить дотянулась до космического корабля, пометила его чудовищным зноем звёздных температур.
Двигатели закашляли, и ракета сделала сальто в космосе.
— Чёрт! — выругался второй пилот, глядя на приборные щитки. — Отражатель барахлит.
Буллимар ничего не сказал. Он выключил двигатель. Корабль бесшумно летел дальше, виляя из стороны в сторону.
Долго в рубке стояла тишина. Наконец третий пилот заговорил:
— Если мы не запустим двигатели, ракета упадёт на Солнце.
Второй пилот подошёл к вычислительной машине и, прищурясь, посмотрел на цифры, бегущие по бумажной ленте.
— К сожалению, — подтвердил он. — Не сразу, конечно, дня два будем падать.
В последние секунды, прежде чем их выключили, двигатели успели изменить курс корабля, и теперь он летел к Солнцу. Отражатель газовой струи в главном двигателе сорвало с места.
Кто-то должен снаружи закрепить отражатель, пока ракету не затянуло в клокочущий ад. И надо действовать побыстрее. Чем ближе к Солнцу, тем сильнее облучение; тот, кто выйдет наружу, рискует погибнуть. Ещё нет скафандров, дающих надёжную защиту так близко от Солнца.
Буллимар подошёл к переходной камере и надел свой скафандр. Его товарищи молчали и старались не смотреть на него.
Через четверть часа красная лампочка на приборном щитке сменилась жёлтой. Корабль летел, вращаясь, дальше, и наружные телекамеры показывали фигуру космонавта, то залитую солнечным светом, то поглощённую мраком. Осторожно отталкиваясь руками, Буллимар полз вдоль длинного корпуса.
Они надели скафандры, выждали минуту, когда люк оказался в теневой стороне, выскочили наружу, схватили Буллимара и втащили его в корабль. Крышка люка захлопнулась, защитив людей от стремительно наплывавшего смертоносного сияния.
Им не удалось снять скафандр с Буллимара. Пластмасса, прикрывавшая лицо и руки, прикипела к коже; грубый материал, защищавший тело, обуглился. Они удалили что могли, срезали опалённые куски стекла и металла и поддерживали жизнь в командире, пока ракета опускалась к Земле, где уже ждала санитарная машина.
— Кажется, зрение удалось спасти, — сказал врач.
Белую марлю разрезали, и Буллимар осторожно открыл глаза. После многих месяцев слепоты свет в полутёмной комнате показался ему очень ярким. Он смутно различил парящие над ним розовые воздушные шары с нарисованными красными улыбками.
— Вы видите? — спросил один шар.
— Да… — ответил Буллимар, удивлённо озираясь. — Спасибо большое, доктор.
Подошла сестра с ваткой в руке. Ватка ожгла кожу там, где раньше были бинты. Буллимар поднял руку, с которой только что сняли огромную марлевую рукавицу, хотел вытереть лоб. Что-то зашуршало, будто соскребали чешую с рыбы.
Он с ужасом поднёс руку к глазам, согнул пальцы и присмотрелся к коже.
Кожа была чёрная, потрескавшаяся. Она блестела, будто чёрное дерево или рог, смазанный маслом. Она словно шелушилась, и в ранках желтела сукровица. Он осторожно ощупал левую руку правой, снова поднёс теперь уже обе руки к лицу. Кожа была грубая, шершавая, как опалённая бумага.
— Пластмасса, — объяснил врач. — Пластмасса прикипела к коже. Просто чудом удалось спасти вам зрение.
Буллимар зажмурился и попробовал представить себе, как выглядит его лицо. Блестящая чёрная маска с жёлтой сеткой.
Когда он привык к свету, ему дали газеты и журналы с рассказом о несчастном случае. Буллимар обнаружил, что он знаменит. «Герой с Меркурия». «Поединок с Солнцем». «Рыцарь космического века». И фотографии молодого, только что из академии, улыбающегося космонавта с усиками.
Буллимар горько улыбнулся и потрогал жёсткую потрескавшуюся кожу. Теперь в газетах будут совсем другие снимки… И когда, наконец, к нему допустили репортёров и фотографов, он прочёл в их глазах, что они думают. На следующий день репортажи о драматическом происшествии пополнились новой главой, в которой звучала трагическая нота.
Буллимар лежал под прохладной простынёй и думал; лицо по-прежнему горело. Он ещё никак не мог поверить в реальность происходящего. Белые стены больничной палаты и непроницаемые лица врачей стояли между ним и повседневной жизнью.
Через несколько дней после того, как сняли повязки, он попросил ножницы и вырезал все статьи и заметки о себе. Время от времени он вынимал их из конверта и перечитывал. Если кто-нибудь заставал его за этим, он криво усмехался и виновато прятал вырезки под подушку. Но так или иначе… отныне он герой. Один из тех, кого знает, о ком говорит весь мир.
Он будет сидеть в компании в глубоком кресле и словно нехотя рассказывать, как всё было. Рассказывать всем, кто увидит его изувеченную кожу и спросит, что с ним случилось. Куда ни пойдёт — всюду его будут узнавать, будут шептаться за его спиной.
Буллимару вовсе не претила роль героя. Хотя он старался держаться иронично, но был достаточно честен, чтобы признать, что ирония эта — напускная.
— Не знаю, — сказал врач. — Не могу сказать, пройдёт ли это совсем.
Врач перелистывал бумаги. Буллимар сидел в его кабинете, одетый в форму космонавта. Пришла пора выписываться. Воротничок тёр потрескавшуюся кожу, на руках были перчатки.
— Пластмасса, — сказал врач.
Буллимар кивнул. Его глаза с неестественно яркими на тёмном лице белками осматривали комнату.
— А вообще, вы здоровы, — продолжал врач. — Возможно, будете ощущать боль, но никакой опасности нет. Только следите, чтобы язвы не воспалились.
Буллимар кивнул, при этом трещинки на лице разошлись и снова сомкнулись.
Выйдя из кабинета врача, он спустился по лестнице и очутился на улице. После всех этих недель в больнице он чувствовал слабость, у него закружилась голова при виде множества людей, оживлённого движения. Он смотрел на хорошо знакомый город так, словно только что приехал сюда с группой туристов.
— Несчастный случай над Меркурием, я угадал? — спросил шофёр такси. — Об этом все газеты писали.
— Да, — признался Буллимар. — Долго лечили, но всё же поправился.
Водитель взглянул на него в зеркальце.
Буллимар остановился в лучшем отеле, он мог себе это позволить теперь. Швейцар узнал его. Ему отвели отличный номер, сам директор его проводил.
— Смелый поступок, — сказал он. — Я понимаю: женщины, дети.
Вечером Буллимар спустился в бар. То и дело кто-нибудь присаживался к его столику. Сидели недолго, представятся — и уйдут. Репортёры из вечерних газет, любопытные постояльцы — все поздравляли его. Мало-помалу Буллимар разговорился. Слушая собственный голос, он в душе усмехался и спрашивал себя, долго ли ему будет доставлять удовольствие роль знаменитости.
Несколько дней он ничего не делал, только слонялся по городу. Потом начал кое-что замечать. Одна женщина поспешно покинула соседний столик, когда он обедал в кафе. Сняв белые перчатки, он накладывал салат на тарелку, в это время женщина уронила салфетку, и он нагнулся, чтобы поднять её. Женщина обернулась, он посмотрел на неё, она ахнула, встала и засеменила к выходу.
А ведь это началось ещё раньше. Когда он сидел в театре или в трамвае, соседние места всегда оставались пустыми. Люди, с которыми он заговаривал, упорно отводили в сторону глаза и старались ограничить беседу несколькими словами — дескать, какой он смелый. Никто не говорил, как он выглядит теперь.
Буллимар пошёл в туалет и посмотрелся в зеркало: блестящая кожа, струпья, клочки волос на макушке. Воротничок натёр шею и потемнел от сукровицы.
Вспомнилось, что ему всегда претил вид людей, у которых от загара шелушилась кожа. Однажды он обгорел на солнце и два дня не ходил на занятия, пока опалённая кожа не сошла; тогда лицо у него было розовое, как у младенца.
Буллимар осторожно провёл рукой по щеке. Как это он мог внушить себе, что его лицо будет вызывать только любопытство и даст ему повод рассказывать, как всё было? Он горько вздохнул и отправился в свой отель.
Вечером он позвонил Джею. Джей жил в маленьком городе на западном побережье, в нескольких десятках километров от одного космопорта. Буллимар и Джей выросли в этом городке, поэтому Джей там и поселился, когда его назначили в космопорт диспетчером. В детстве они были соседями. Джей купил тот самый дом, в котором учился ходить, и переделал его на современный лад. Этот Джей всегда был немножко сентиментален, сказал себе Буллимар. Его, Буллимара, дом давно снесли, и на освободившемся месте соседи устроили стоянку для автомашин.
Джей улыбался и кивал на экране видеофона. Буллимар поблагодарил друга за присланные открытки и спросил, как дела. Джей быстро понял, в чём дело, и пригласил пожить у него. Через два часа Буллимар выехал.
Они вместе учились в школе, и оба твёрдо решили стать космонавтами. Помогали друг другу идти вперёд и старались друг друга перещеголять.