— Слушай, может, это все и неправильно, но теперь, когда у нас есть своя квартира… и все такое… может, мы поженимся?
Его невозможные разноцветные глаза сияли прямо над ней.
Марина оторопело молчала.
— Так что скажешь? — тихо спросил он. — Согласна?
— Конечно, согласна, — выдохнула она и мельком подумала, что, если отважится родить, их дети будут с такими же разноцветными, как у кошек, глазами, потому что гетерохромия передается на генном уровне.
А еще она подумала, что теперь точно не сомкнет глаз…
Надо же, а ведь она в последнее время совершенно забыла, что у него глаза разного цвета.
Вот это замоталась!
Красота!
В сто раз лучше, чем лучики в темных, как египетская ночь, глазах Черского…
Как ни странно, но едва лишь она уткнулась носом в спину Сергея, то сразу же заснула и спала почти всю ночь без кошмаров.
И только к утру что-то засвербело, затряслось, пиликая по нервам. Сквозь сон Марина слышала злобное шипение Сергея, его недовольный бубнеж в трубку, а затем крадущиеся шаги и далекий, как из другой галактики, хлопок двери.
«Очередное усиление», — подумала она сквозь сладкую дрему. Котенок лежал рядом на подушке и мурлыкал, тарахтя, как маленький трактор…
Настойчивый звонок выдернул ее из сна.
Нащупав мобильный, она поднесла его к уху:
— Алло?
— Включи новости, — торопливо сказал Сергей.
— Что?
— Телевизор включи! — заорал он в ухо.
Перепугавшись, Марина схватила пульт и стала судорожно тыкать по кнопкам.
— …заказное убийство, — строго сказала диктор Елизавета Андрианова, как обычно, идеально причесанная на прямой пробор. В стране могло происходить что угодно, но Елизавета, непоколебимая, словно робот, читала новости ровным, почти лишенным интонаций голосом. — Как сообщил наш источник в МВД, автомобиль известного бизнесмена Ашота Адамяна был расстрелян на выезде из Москвы. Адамян скончался на месте от двух пулевых ранений в голову.
Марина вдохнула и, забыв выдохнуть, уронила пульт на пол.
Боталов бестолково подолбил пальцем по клавиатуре, а затем раздраженно отшвырнул ее от себя и посмотрел на сына. Егор, развалившийся в кресле, дернул бровью и насмешливо выпятил губы вперед.
— Не думаю, что это хорошая идея, — холодно сказал Боталов. — Особенно сейчас. Не то время, не то место.
— А когда наступит «то время», по-твоему? — поинтересовался сын.
В возвращении семейства Боталовых в Москву внешне не было ничего сверхъестественного.
Отгуляли новогодние праздники — и домой!
Москва, оглушенная Новым годом, дремала, скованная навалившим снегом, который то подтаивал, то подмерзал.
Вечером третьего января на город сперва вылился дождь, а потом внезапно рухнул мороз, превращая улицы в катки. Редкие прохожие стремились побыстрее вернуться в теплые помещения, пробегая мимо покрытых ледовым панцирем машин. И даже елки, сверкавшие гирляндами по вечерам, днем словно съеживались, подбирая заиндевевшие пальцы игл.
Самое время отдыхать от суеты и никуда не спешить в Москве, погруженной в дрему.
Но все было спланировано заранее. Возвращение должно было произойти после смерти Ашота, и ни днем раньше.
Алиби, если подумать, жиденькое.
Как будто организовать смерть Адамяна нельзя было из-за границы…
Но лучше плохое алиби, чем вообще никакого.
Хоронить Адамяна должны были за день до Рождества.
Егор потребовал от отца его присутствия на похоронах.
— Я не понимаю, чего ты добиваешься, — нахмурился Боталов. — Тебе не кажется, что идти на похороны к собственному похитителю как-то нелепо. Я уже не говорю о том, что опасно.
— Боишься, что тебя прямо у гроба из базуки грохнут? — улыбнулся Егор.
— А хоть бы и боюсь, — с вызовом ответил Боталов. — И ничего зазорного нет в том, чтобы проявить разумную предосторожность. Тут тебе не Италия с их крестными отцами и негласными правилами. Ручку очередного дона никто целовать не будет в знак почтения, и покойника не побоятся, чтобы шмальнуть.
— Кто шмалять-то будет? Кто нас подозревает?
Боталов пожал плечами.
Догадаться, кому мог помешать Адамян, было нетрудно, а в определенных кругах, где отличный киллер ценился на вес золота, и подавно. То, что Боталов и Адамян не поделили лакомый участок земли, было известно многим, да и похищение Егора не осталось незамеченным, хоть его и старательно маскировали под аварию на трассе, предоставив прессе снимки разбитого кроссовера.
Знающие люди в аварии усомнились, однако Егору никто не задал ни единого вопроса.
— Это плохая идея, — подытожил Боталов.
Егор покачал головой:
— Надо пойти.
— Зачем? Кому это надо?
Улыбка слетела с лица Егора, как шелуха. Наклонившись вперед, он уставился в пол, а потом нехотя произнес:
— Мне. Это надо мне.
— Зачем?
— Надо, и все.
— Как содержательно, — небрежно сказал Боталов, вытащил из коробки сигару, демонстративно понюхал и, сунув ее в гильотинку, обезглавил. Прикурив, он выдохнул клуб сизого дыма.
Егор молчал.
Боталов чуть слышно вздохнул и уставился в монитор, который, словно ожидая этого, перешел в спящий режим, и по рабочему столу закрутились мыльные пузыри, гоняясь друг за другом в первобытном хаосе.
Красотища…
— Может, все-таки скажешь, чем вызвано твое неуемное желание отправиться на эти похороны? — язвительно поинтересовался он. — Что, покойников в гробу никогда не видел?
— Вот именно, — буркнул Егор.
— Что — вот именно?
— Мне надо увидеть его в гробу. Хочу убедиться, что он действительно сдох.
— Тебе моего слова мало?
Егор поднял глаза и упрямо сжал губы.
— Да, мне мало одного слова, — зло сказал он. — Я хочу убедиться, что он никогда уже не встанет, ничего не сделает ни мне, ни Алинке, ни нашему ребенку. Я бы кол осиновый ему в сердце вбил, если бы разрешили. Может, если увижу, как его засыпают землей, мне станет легче и я снова смогу спокойно жить и работать…
Боталов не ответил.
То, что с сыном после похищения творится неладное, он знал, и даже втайне консультировался с психологами, уверявшими, что это — обычный посттравматический синдром, который вылечит время.
Время шло, но ничего не происходило.
Вся прежняя уверенность и пробивная сила Егора куда-то испарились. Когда к нему в Штаты приехала съемочная группа брать интервью по поводу мнимой автокатастрофы, он так растерялся перед камерой, что едва смог заставить себя смотреть прямо, что-то невразумительно блеял и в итоге с позором сбежал. Нечто подобное повторилось и вчера, уже в Москве, когда Егор заехал на работу «разведать обстановку». На кулинарном шоу его уже сменил молодой актер, вечно скалящийся и шутивший, и справлялся он со своими обязанностями неплохо. Менять его обратно на Черского руководство канала не собиралось, к тому же веселый зубоскал обходился дешевле.
Егор не стал спорить, да и предложений хватало.
Однако именно на кулинарном шоу, где он, по старой памяти, хотел выступить уже в роли гостя, он впал в странный ступор. Ему так и не удалось сломать этот барьер, а когда он увидел нацеленные на него объективы камер с хищными красными огнями, то ударился в самую настоящую панику.
Съемку пришлось отменять.
Дома тоже творилось неладное.
Алина по секрету сообщила Боталову, что Егор перестал поднимать трубку до того, как включится автоответчик. Разговаривая же по телефону, он странно запинался и бесконечно переспрашивал, хотя прежде отличался завидной памятью. Оставаясь дома, он внимательно, словно стерегущий мышь кот, следил за Алиной, предупреждая любое ее желание.
— Мне кажется, он боится, что с нами что-то случится, — сказала Алина Боталову.
Выслушав признание сына, Боталов подумал, что в желании увидеть злейшего врага в гробу нет ничего такого уж странного. Чем черт не шутит, вдруг подействует?!
Он и сам подумывал предложить сыну попробовать что-нибудь экстремальное: с парашютом прыгнуть или хотя бы с «тарзанки», спуститься в расщелину вместе с командой спелеологов или заняться дайвингом, что ли…
Но озвучить свои предложения Боталов не успел.
А тут такая идея…
Почему бы и нет? Похороны так похороны.
— Ну хорошо, — нехотя согласился он. — Только я приму все меры предосторожности, ты понимаешь?
— Понимаю.
— Ну и славно. К тому же мне приглашение пришло — проводить в последний путь старого друга и партнера. Грех будет отказать, — хохотнул он.
— Где его хоронить будут? — спросил Егор.
— На Троекуровском. Как выдающегося деятеля культуры.
— М-да, — протянул Егор. — Выдающегося… Соседи точно в гробу перевернутся.
Народу на кладбище было много, и Егор, медленно двигаясь в длинной очереди к гробу Адамяна, изрядно замерз в своем тонком фасонистом пальто. Руки, удерживающие букет из белых хризантем, от холода уже не сгибались, и, воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, Егор сунул букет под мышку, а руки — в карманы. Стало ненамного теплее. Постукивая ботинками друг о друга, Егор медленно продвигался, уставившись в спину идущего впереди.
— Делать нам было нечего, потащились в такой холод, — пробурчал рядом Боталов вполголоса и с неудовольствием посмотрел на непокрытую голову сына, припорошенную снежком.
— Еще заболеешь.
— Пап, отстань, я не маленький уже, — ответил Егор.
— Не маленький, а дурак.
Егор хотел было ответить, но сдержался.
Они уже входили в храм, где стоял гроб с телом Адамяна. Боталов задрал голову и небрежно перекрестился. Егор неумело повторил его движение.
Позади маячил охранник, изображавший шофера, хотя с такими плечами он мог водить разве что самосвал. Охранник тащил венок и профессионально сканировал окрестности.
В храме было тесно и душно.
Люди со свечками в руках толпились у стен. Большинство нацепили темные очки, словно скрывая слезы. Егор оглядел всех с внезапным раздражением.