Вероятно, она бы еще укрепилась в своем неодобрении, если бы услышала разговор, который произошел чуть позже в хозяйской гостиной. Темой были золотые рыбки, а вот центральной фигурой — тот самый возмутительный иностранец. Не то чтобы он много говорил, но само его молчание было исполнено значимости. Путешественник грузно восседал на груде подушек, и в сгущающихся сумерках широкое монгольское лицо как будто немного светилось, словно лунный диск. Может быть, азиатское в его облике отчасти создавалось фоном, ибо комната являла собой хаос диковин: здесь были кривые клинки и жгучие цвета восточного оружия, восточные сосуды и курительные трубки, восточные музыкальные инструменты и миниатюры. Так или иначе, но по ходу разговора у Бойла усиливалось чувство, что темная фигура на подушках повторяет очертаниями огромную статую Будды.
Присутствовало почти все местное общество. Жители четырех или пяти соседних домов часто наведывались друг к другу и к этому времени образовали некое подобие клуба. Особняк мистера Смарта был самым старым, большим и живописным; он занял почти всю сторону луга, оставив место лишь для крошечной виллы, где обитал отставной полковник Варни. Говорили, что бедняга очень болен и почти не встает, во всяком случае, на улице его никогда не видели. Под прямым углом к этим двум зданиям стояли два или три сельских магазинчика, а на углу — гостиница «Синий дракон», где остановился мистер Хартопп. На противоположной стороне разместились три дома: один снимал граф де Лара, второй — доктор Бердок, третий пустовал. Четвертую сторону квадрата занимали банк, к которому примыкал домик управляющего, и огороженный забором участок под строительство. Общество получилось довольно маленькое и тесное, тем более что на многие мили вокруг почти никто не жил. Впрочем, сегодня в магический круг удалось пробиться чужаку. Это был человек с грубыми чертами лица, кустистыми бровями и жесткой щеткой усов. Молва утверждала, что он приехал к старому коллекционеру по делам. Одевался этот господин так бедно, что был не иначе как миллионером или герцогом, но записался в «Синем драконе» просто как мистер Хармер.
Разумеется, новоприбывшему показали несравненных золотых рыбок, и разговор зашел о том, что они якобы плохо охраняются.
— Мне все время говорят, что надо тщательнее их запирать, — заметил мистер Смарт, косясь через плечо на старшего клерка, который пришел из конторы с какими-то бумагами. Смарт был толстенький круглолицый коротышка, похожий на лысого попугая. — Джеймсон, Харрис и остальные вечно твердят, чтобы я запирал дверь, словно в средневековой крепости. Как будто ржавые средневековые засовы кого-нибудь остановят! Нет, я предпочитаю полагаться на удачу и местную полицию.
— Даже лучшие засовы не всегда преграда, — заметил граф. — Вопрос в том, кто хочет войти. Был некогда индусский отшельник, который жил голым в пещере. Этот человек прошел через три войска, окружавших шатер могола, взял рубин из его тюрбана и вернулся к себе, никем не замеченный. Он хотел показать, как ничтожны законы времени и пространства.
— Когда мы тщательно изучаем ничтожные законы времени и пространства, — сухо заметил доктор Бердок, — мы обычно выясняем, как проделываются подобные трюки. Западная наука разоблачает восточную магию. Очень многое достигается гипнозом и внушением, не говоря уж о ловкости рук.
— Рубин был не в шатре могола, — заметил граф медленным, будто сонным голосом. — Древний отшельник разыскал его среди сотни шатров.
— Нельзя ли объяснить это телепатией? — спросил доктор. Вопрос прозвучал тем резче, что после него повисло тягостное молчание, словно видный исследователь Востока, вопреки приличиям, погрузился в сон.
— Извините, — произнес он с внезапной улыбкой, стряхивая забытье. — Я запамятовал, что мы разговариваем словами. На Востоке мы общаемся мыслями, и оттого между нами не бывает непонимания. Я дивлюсь, как здесь чтут слова и довольствуются словами. Сейчас вы зовете это телепатией, раньше называли дребеденью, но есть ли разница? Если человек влезает по дереву манго на небо, что изменится, скажете вы: «Это просто левитация» или «Это ложь»? Если бы средневековая колдунья взмахом волшебной палочки обратила меня в синего бабуина, вы бы назвали это просто атавизмом.
Доктор уже готов был раздраженно заявить, что не заметил бы перемены, но тут Хармер проговорил грубовато:
— Да, индийские факиры умеют делать странные фокусы, но обычно они показывают их в Индии. Может, сообщники в толпе помогают, может, просто массовая психология. Едва ли такие трюки сработают в английской деревне, так что, уверен, рыбкам нашего друга ничто не грозит.
— Я расскажу вам одну историю, — медленно начал де Лара, — которая случилась не в Индии, а перед английской казармой в самой современной части Каира. Часовой стоял перед железной решеткой ворот и смотрел через прутья на улицу. Внезапно там появился нищий, в местном отрепье и босоногий, и на чистейшем английском языке попросил разрешения взглянуть на некую официальную бумагу, хранящуюся в здании. Солдат, разумеется, ответил, что не пустит его внутрь. На это нищий с улыбкой ответил: «Что значит внутри и что значит снаружи?» Солдат все еще презрительно глядел через решетку, когда вдруг понял, что стоит на улице и смотрит во двор казармы все на того же улыбающегося нищего; оба не двигались, но загадочным образом поменялись местами. Когда нищий двинулся к зданию, часовой наконец очнулся и закричал товарищам, чтобы те схватили наглеца. «Ты все равно оттуда не выйдешь!» — мстительно объявил он. Тогда нищий произнес своим мелодичным голосом: «Что значит снаружи и что значит внутри?» Глядь — часовой снова во дворе, а нищий — по другую сторону решетки, и в руке у него бумага.
Мистер Имлэк Смит, управляющий банком, смотрел на ковер, опустив зализанную темную голову. Сейчас он заговорил впервые за вечер:
— Бумага была важная?
— Ваши профессиональные инстинкты вас не обманывают, сэр, — с мрачной учтивостью подтвердил граф. — Бумага имела огромное финансовое значение. Последствия были международные.
— Надеюсь, такое бывает нечасто, — угрюмо произнес молодой Хартопп.
— Я не затрагиваю политическую сторону, — безмятежно продолжал граф, — только философскую. История показывает, что мудрецу доступны рычаги пространства и времени, поэтому весь мир вращается перед его глазами. Однако западному человеку трудно поверить, что дух сильнее материи.
— Я в духовных материях не силен, — бодро заметил старый коллекционер. — А вы что скажете, отец Браун?
— Меня одно удивило, — ответил маленький священник. — Все сверхъестественные деяния, о которых мы услышали, сводились к воровству. На мой взгляд, кража духовными методами не отличается от обычной.
— Отец Браун — филистер, — хохотнул Смарт.
— Мне по душе это племя, — признался отец Браун. — Филистер — всего лишь человек, который прав, хотя и не понимает почему.
— Для меня это слишком умно, — с чувством произнес Хартопп.
— Возможно, — улыбнулся отец Браун, — вам стоило бы общаться без слов, как советует граф. Он бы выразительно ничего не сказал, вы бы ответили ему всплеском молчания.
— Есть еще музыка, — сонно промолвил граф. — Она куда лучше речи.
— Да, ее я понимаю лучше, — тихо заметил молодой человек.
Бойл со странным вниманием вслушивался в разговор; за словами участников ему мерещилось нечто чрезвычайно важное. Когда перешли на музыку, обращаясь к щеголеватому управляющему банком (он был неплохой музыкант-любитель), секретарь очнулся и напомнил хозяину, что старший клерк по-прежнему ждет с бумагами в руках.
— Не сейчас, Джеймсон, — торопливо ответил Смарт. — Всего лишь небольшой вопрос по моему счету — мы с мистером Смитом обсудим его позже. Итак, мистер Смит, вы говорили, что виолончель…
Однако холодное дыхание меркантилизма развеяло фимиам эзотерического разговора, и гости один за другим начали прощаться. Только мистер Имлэк Смит, музыкант и банкир, задержался. Когда остальные ушли, они с хозяином перебрались в дальнюю комнату, где хранились золотые рыбки, и закрыли дверь.
Дом был длинный и узкий; вдоль всего второго этажа тянулся балкон. Этаж состоял из анфилады комнат, включавшей хозяйскую спальню и гардеробную, а также дальнее помещение, куда мистер Смарт уносил на ночь самые ценные экспонаты своей коллекции. Балкон, как и незапертая дверь первого этажа, служил вечным поводом для нареканий, однако старый джентльмен был осторожнее, чем казалось со стороны. Он не верил в засовы, ржавевшие, по словам экономки, без всякой пользы, но учитывал куда более важный стратегический пункт: всегда уносил рыбок в комнату за спальней и, ложась, клал под подушку револьвер. После долгой беседы с банкиром мистер Смарт вышел к Джеймсону и Бойлу, неся стеклянный шар благоговейно, словно реликварий с мощами.
Снаружи еще догорали последние отблески заката, но в доме уже зажгли лампы; в смешанном свете лазурный шар сиял, будто огромный драгоценный камень. Фантастические очертания рыб казались тенями, какие прорицатель видит в глубине магического кристалла.
Имлэк Смит смотрел из-за плеча старого коллекционера, загадочный, как сфинкс.
— Мистер Бойл, мы с мистером Смитом едем в Лондон на поезде в шесть сорок пять, — с необычной серьезностью сообщил старый джентльмен. — Я попрошу вас и Джеймсона лечь в моей спальне. Если вы, как обычно, отнесете рыбок в соседнюю комнату, они будут в полной безопасности. Впрочем, я и не думаю, будто с ними может что-то случиться.
— Случиться может что угодно и когда угодно, — с улыбкой произнес мистер Смит. — Как я понимаю, вы всегда берете в постель револьвер. Наверное, сегодня вам лучше оставить его здесь.
Перегрин Смарт не ответил, и они вместе вышли из дома.
Секретарь и старый клерк легли, как и было велено, в хозяйской спальне. Вернее, Джеймсон лег в гардеробной, но оставил дверь открытой, так что получилось практически одно помещение. Только из спальни можно было попасть на балкон и в дальнюю комнату, где стоял сосуд с золотыми рыбками. Бойл подвинул кровать, перегородив ею вход в сокровищницу, сунул под подушку револьвер, разделся и лег, чувствуя, что принял меры против всех возможных и невозможных событий. Не было особых оснований ждать обычных воров именно сегодня, что же до мистических воров из рассказа графа, если Бойл и думал о них, засыпая, то лишь потому, что из такого вещества созданы наши сны