Сайрус вернулся на землю.
– Да, разумеется… – немного помолчав, пробормотал он.
Даже если бы по особому указу Всевышнего все обитатели виа Пьетра вдруг стали бессмертными, им никогда не забыть, как комиссар Тарчинини собирался в Милан, откуда ему предстояло лететь в Нью-Йорк.
И однако семейная драма сперва вроде бы утихла. Крепко обнявшись, Ромео и Джульетта поклялись друг другу в вечной любви и верности до гроба, после чего синьора Тарчинини согласилась наконец вернуться к плите и в знак примирения приготовить равиоли. При этом она излагала длиннейший перечень всего, что супруг должен передать их живущей в изгнании дочери. Ромео слушал довольно рассеянно – все его мысли занимал предстоящий ужин.
Новый кризис наступил, когда пришла пора расставаться. Дети, которым разрешили не ходить в школу, сначала обрадовались столь неожиданной удаче, но мало-помалу, по мере того как приближалось время отъезда отца, стали чувствовать, как меняется привычная домашняя атмосфера, и все, включая младшего, пятилетнего Дженнаро, замерли в тревожном ожидании.
В пять часов Ромео застегнул чемоданы. Он бодрился изо всех сил, но напускное оживление выглядело ужасающе фальшиво.
– Ma que! – дрогнувшим голосом воскликнул Тарчинини. – Я наверняка опоздаю, если буду продолжать в том же духе!
В ответ Джульетта, совершенно утратив самообладание, издала долгий, мрачный стон, а Дженнаро, Фабрицио и Розанна, как по сигналу, заплакали. Заразившись всеобщим унынием, старшие дети вплели в общий хор собственные стенания. При виде этого зрелища Тарчинини не выдержал и тоже превратился в фонтан. Всего за несколько минут уютная квартирка на виа Пьетра стала напоминать Стену Плача в день всенародного покаяния. Жизнерадостный бой часов показался в эту минуту скорби совершенно неуместным. Ромео надел мягкую шляпу, украшавшую его голову только по воскресеньям. Это окончательно повергло Джульетту в панику.
– И у тебя все же хватит жестокости уехать, бессовестный?
Растерянный комиссар попытался воззвать к ее здравому смыслу:
– Ma que! Поезд ведь не станет меня ждать, а, Джульетта?
– Если ты уедешь, я покончу с собой!
– Да ну же, возьми себя в руки!
– Клянусь, я покончу с собой! А бамбини? О них ты подумал, бессердечный отец? Они останутся и без папы, и без мамы! Ты этого хочешь? Ну, смелее, признавайся, бездушный ты человек!
Соседи навострили уши, и под окнами Тарчинини начали собираться любопытные.
Понимая, что эта сцена может затянуться до бесконечности, Ромео повернулся к детям.
– Надеюсь, хоть вы будете благоразумнее своей матери!
Но Дженнаро первым бросился к отцу и, вцепившись в его брюки, завопил:
– Не уезжай! Не уезжай!
Фабрицио схватил отца за руку.
– Останься с нами, папа! Останься с нами! – рыдал он.
Розанна, забыв о своем увлечении мистикой, голосила:
– Не оставляй нас, папа! Не оставляй!
Альба, повиснув у отца на шее, едва не задушила его и, рыдая в самое ухо, жалобно бормотала:
– Что с нами станет без тебя?
Что до Ренато, то он пошел к двери и, раскинув руки и ноги крестом, преградил выход.
По доносившимся до них крикам соседи вообразили, будто Тарчинини хочет бросить семью, и, забыв обо всем, что до сих пор знали о Ромео и Джульетте, стали возмущенно обсуждать, не пора ли вмешаться. На улице собиралось все больше зевак, и все пытались разобраться в драме, отзвуки которой достигали их ушей. Какой-то пессимист, предчувствуя кровавую развязку, бросился искать полицию. Полицейский, новичок, ничего не знавший о привычках обитателей виа Пьетра, с весьма похвальным рвением бросился на помощь. Звонок в дверь на время прекратил концерт. Вопли и стоны оборвались. Комиссар сам открыл дверь и с изумлением воззрился на блюстителя поряка и встревоженные лица соседей. Полицейский твердой рукой отодвинул Ромео.
– Что здесь происходит?
И не ожидая приглашения, страж закона вошел в комнату, где утомленные переживаниями члены семейства Тарчинини, глотая слезы, переводили дух. Полицейский удивленно повернулся к Ромео.
– Что с ними?
– Грустят.
– Почему?
– Потому что я собираюсь в путешествие.
На физиономии молодого человека появилось лукавое выражение.
– Ах, вот как, в путешествие? И куда же это?
– А вам какое дело?
– Ого! Может, смените тон?
– Я говорю так, как считаю нужным!
– А что, если я на всякий случай отведу вас в участок?
– Скорее я прикажу отправить вас в какой-нибудь медвежий угол за глупость!
– Что?
– Ma que! Вы начинаете действовать мне на нервы, молодой человек! Живо топайте обратно на пост, если не хотите нажить очень крупные неприятности!
– Вы мне угрожаете?
– Вот именно!
– Но по какому праву?
– По праву, которое мне дает чин комиссара полиции!
Страж порядка стоял как громом пораженный. Вот влип – так влип!
– Вы… вы… – пробормотал он.
– Комиссар Тарчинини из уголовной полиции.
– О, в таком случае, это совершенно меняет дело… Приношу вам искренние извинения, синьор комиссар… я… я ведь не мог догадаться, правда? Этот кретин прибежал ко мне, вопя, что тут чуть ли не резня… Ну, попадись он мне только!
Воспользовавшись присутствием полицейского, Ромео попрощался с домашними. Молодой человек пошел вместе с ним, решив непременно донести чемоданы комиссара хотя бы до крыльца и хоть отчасти загладить вину.
Соседи разошлись по домам, досадуя, что спектакль окончен. Зеваки тоже исчезли. Полицейский, раскланявшись с комиссаром, побрел к себе на пост, как вдруг узнал того, кто впутал его в эту дурацкую историю?– Не колеблясь ни секунды, он налетел на обидчика.
– Ну, приятель, довольны удачной шуткой, а?
Тот, слегка перетрусив, начал оправдываться.
– Но, уверяю вас, я…
– Идите скорее! Там бойня! Резня! Все чуть ли не в крови плавают, да?
– Я считал своим долгом…
– Я бегу на место катастрофы и что же там нахожу? Человек, собираясь в путешествие, прощается с семьей! И кто вышел дурак дураком, а?
– Мне очень жаль…
– А знаете, кто был тот господин с чемоданами? Не кто иной, как сам комиссар Тарчинини, который, при желании, может испортить мне всю карьеру! Ma que! Но вам, конечно, плевать на мое будущее, да? А если меня вышвырнут из полиции, кто поможет моей несчастной матери не умереть с голоду, а? Может, вы? Что она вам сделала, моя бедная мама? Почему вы хотите уморить ее голодной смертью?
– Да ровно ничего! Взбредет же в голову! Вы что, пьяны?
– Ага, мало того, что вы пытались изгадить жизнь мне и моей маме, теперь хотите еще и оскорбить? Ну, на сей раз вы допрыгались, приятель! Следуйте за мной!
– Куда это?
– В участок. Вы нарушили общественный порядок, оскорбили полицейского при исполнении служебных обязанностей и тем самым ясно показали полное пренебрежение к репутации веронской полиции. А потому шутка может вам очень дорого обойтись, ясно?
Кормили в доме Лекоков очень невкусно, но трапезы всегда проходили с величайшей торжественностью. За гигантским сикоморовым столом председательствовал отец Сайруса, Элмер Б.Лекок, внушительного вида седовласый джентльмен, ни разу не смеявшийся с тех далеких времен, когда закончил колледж. Напротив сидела его жена Маргарет. Эта суровая бесстрастная особа являла собой безупречный образец «порядочной женщины». Маргарет искренне верила, что обращать внимание на что бы то ни было – непростительная вульгарность. Справа от Элмера восседала его сестра, Черити Лекок, – тощая костистая старая дева. В груди ее пылал безжалостный огонь фанатизма, как и подобало президенту «Первопоселенок Запада», женской ассоциации, вечно выискивавшей скандальные истории, держа в страхе весь бостонский высший свет. Слева от Маргарет сидел тихий и кроткий старик, преподобный Линдон У.Армбридж, капеллан «Первопоселенок Запада». По левую руку от Элмера устроилась его невестка Джульетта, а слева от Маргарет – Сайрус. Место рядом с последним занимала Джанет Паркер, подруга Патриции, а та сидела рядом с Джульеттой – они прекрасно ладили между собой.
Сайрус подождал, пока его отец закончит пророчество о несчастьях, которые непременно обрушатся на головы американцев за то, что они выбрали президента-демократа, тетушка завершит долгую диатрибу о нравах молодежи, а мать должным образом заклеймит поведение миссис Бленфорд – ее уже два раза подряд видели в обществе кузена.
– Джульетта получила телеграмму из Вероны, – наконец объявил молодой человек.
Только Элмер вопросительно вскинул брови. Что до Черити и Маргарет, то обе они считали Верону чем-то вроде оазиса, затерянного в пустыне старого континента, куда обе они ни за что на свете не ступили бы ногой, ибо подобное путешествие, с их точки зрения, поставило бы под угрозу место в раю, которое снобистский Бог забронировал только для самых благонамеренных и богатых американцев.
– Ее отец, комиссар Тарчинини, предупреждает о своем скором приезде. Сегодня вечером он будет здесь.
Лекок-старший улыбнулся невестке – он весьма ценил ее физическое и нравственное здоровье.
– Я с удовольствием познакомлюсь с вашим почтенным отцом, Джульетта. Разумеется, он будет жить здесь.
Маргарет кивнула.
– Я уверена, дорогая моя, что ваш родитель – очень достойный джентльмен.
Черити, сначала встретившая Джульетту с недоверием, поскольку думала, что все европейские девушки погрязли в разврате, быстро прониклась к невестке симпатией за примерное поведение, набожность и почтение, которое молодая женщина выказывала ей при всяком удобном случае.
– Я поеду встречать его в аэропорт во главе делегации своих «Первопоселенок», – фельдфебельским голосом рявкнула она, – и надеюсь, преподобный, вы тоже будете сопровождать нас.
– Конечно, мисс, я тоже хочу как можно скорее познакомиться с комиссаром Тарчинини и поблагодарить за то, как он воспитал дочь.