С 4 до 5 часов Император преподавал своему сыну историю. В 5 часов обычно подавался чай, прямо в рабочем кабинете, а потом он читал — обычно до обеда. Дети были свободны до 6 часов. С 6 до 7 Алексей работал с Жильяром или с Гиббсом. Великие княжны с 6 до 8 и Алексей с 7 до 8 готовили домашние задания на завтра. В 8 часов подавался обед, после которого вся семья собиралась вместе. К ней приходили Боткин, Татищев, Долгоруков и другие. Они беседовали и играли. Часто Царь читал вслух. В 11 часов подавался чай, а потом все расходились. Алексей ложился спать до 11 часов.
Императрица вставала последней. Она просыпалась рано, но долго оставалась в постели и пила кофе в своей комнате, которую она обычно не покидала до самого завтрака. В утренние часы она или преподавала у себя некоторые предметы детям, или занималась рукоделиями, живописью. Чаще всего она и обедала у себя в комнате вместе с Алексеем. Она постоянно жаловалась на сердце и старалась не спускаться в столовую, находившуюся в нижнем этаже. Иногда, оставаясь одна в доме, она играла на пианино и пела.
Обедом занимался Харитонов, старый царский повар. Меню было удовлетворительное. На завтрак подавали: суп, мясо, рыбу, конфитюр, кофе. Обед состоял из тех же блюд, но к ним добавлялись фрукты, какие можно было достать в Тобольске.
В сравнении с жизнью в Царском Селе жизнь в Тобольске имела одно преимущество: семья здесь имела возможность посещать церковь, тогда как в Царском Селе все службы проходили во дворце, что было тяжело для императрицы, которая в письме к Гендриковой жаловалась на то, что не может пойти в «настоящую церковь».
Вечерние богослужения проходили в Тобольске на дому, а утренние — в церкви Благовещения.
Население Тобольска демонстрировало дружелюбие и участливость. Когда люди, проходя мимо дома, видели кого-либо из августейших особ в окнах, они снимали шапки. Многие крестили узников. Другие присылали подарки, в основном провизию.
Большое участие в жизни Императорской семьи принимал Ивановский женский монастырь.
Жизнь в Тобольске была спокойнее, чем в Царском Селе. Но это было… сибирское спокойствие. Все здесь было однообразно. Это был бесконечный узкий круг событий, одних и тех же интересов. Было скучно. Дом, двор да небольшой сад — вот вся территория, где была возможность передвигаться. Постоянно одни и те же люди. Единственное место, куда семья могла выходить из дома, двора и сада, это была церковь. Но даже там они не могли ни с кем общаться, так как народ туда не допускался, когда они там молились.
Физический труд — это было единственное развлечение, доступное для царя и детей. Еще были качели. А в начале зимы объединенными усилиями строили ледяную гору. Кроме этого не было никаких развлечений.
Чтобы чем-то заполнить свою жизнь, дети много работали над уроками. Император преподавал историю Алексею, Императрица — катехизис всем детям и немецкий язык Татьяне. Играли пьесы на английском и французском, и в них все дети имели свои роли.
Но их души были полны грусти, когда по вечерам, в свободные часы, они сидели у окна и смотрели на проходящих мимо свободных людей. Эта же грусть видна и в некоторых записках императрицы к Гендриковой, она именует в них себя «узницей».
В доме, где заседал Уральский областной совет, 4 сентября 1918 года среди прочих документов, принадлежавших Императорской семье, нашли запись, сделанную от руки Шнейдер. Эта запись касается заточения в Тобольске, и там содержатся отрывочные мысли: «Расхищают казну и иностранцы господствуют… Насильственное заточение — хуже смерти… А на окнах не легкие узоры, а целые льдины…» Может быть, Шнейдер отразила в этих скорбных думах лишь свои личные чувства?
§ 3
Но власть недолго оставалась в руках Кобылинского. И он не смог и дальше защищать спокойствие государей. В сентябре месяце в Тобольск прибыли два комиссара: Панкратов и его помощник Никольский. Естественно, они оба принадлежали к партии социалистов-революционеров.
Панкратов Василий Семенович имел достойное прошлое, чтобы теперь караулить Императора. Кобылинский, живший с ним несколько месяцев в Тобольске в одном доме, узнал его историю из его собственных уст: «В 18 лет, — рассказывает он, — он убил в Киеве жандарма, защищая какую-то женщину. За это он был судим и заключен в Шлиссельбургскую крепость, где в одиночной камере пробыл 15 лет. После этого он был сослан в Якутскую область, где пробыл 27 лет».
Его помощник Александр Владимирович Никольский также находился в ссылке в Якутской области за свою принадлежность к революционной партии. Там он и сошелся с Панкратовым.
Как же эти люди относились к Императорской семье?
Показания Теглевой:
«Про Панкратова я должна по совести сказать, что он был храбрый человек. Он был социалист и отбывал ссылку где-то в Сибири. Он был человек добрый и сердечный. К Императорской семье, в особенности к великим княжнам, и особенно к Марии Николаевне, которую он любил больше всех, он относился хорошо. Император при встречах разговаривал с ним. Никольский, напротив, был груб и плохо воспитан. Он был противоположностью Панкратову. Тот проявлял заботу об узниках, как мог. Никольский же держал себя совсем по-другому, и, не будь рядом Кобылинского, он бы, пользуясь слабохарактерностью Панкратова, наделал нам много плохого».
Показания Эрсберг:
«Панкратов был смелый, благородный и добрый человек. Он по-человечески относился к узникам. Видно было, что он жалеет их. Особенно он любил Марию Николаевну. Однажды она упала и поранила себе глаз. Панкратов, услышав об этом, тотчас же прибежал и заметно беспокоился из-за этого. Так же он относился к болезням царевича. Он внимательно относился и к императору. Иногда он приходил к нам и любил рассказывать великим княжнам и Алексею о своей ссылке в Сибирь, а те любили его слушать. Никольский был страшно груб и недалек. Он плохо относился ко всем».
Остальные свидетели дают аналогичные характеристики Панкратова и Никольского. Ввиду однообразия показаний, я оставляю за Панкратовым то, что связано с его личными качествами. Но речь не об этом. Панкратов и Никольский имели всю полноту власти. И как они ее использовали?
Показания Жильяра:
«Они были главными распорядителями нашей жизни, и Кобылинский подчинялся их приказам. Я не могу сказать о них ничего плохого с точки зрения интересов Императорской семьи. Но они принесли нам вред бессознательно: их обращение со стрелками нашей охраны их полностью разложило».
Показания Кобылинского:
«Панкратов сам лично не был способен сознательно причинить зло кому-либо из Императорской семьи. Однако они с Никольским его причиняли, потому что были партийными людьми. Совершенно не зная жизни, они были подлинными эсерами и хотели, чтобы все принадлежали к их партии; они начали вовлекать в свою веру солдат. Они завели школу, где учили солдат читать и преподавали им разные полезные вещи. Но после каждого урока они понемногу втягивали солдат в политические вопросы, ведя проповедь эсеровской программы. Солдаты проглатывали и переваривали эту проповедь по-своему. По причине своей темноты они становились большевиками…»
Царя охватывала скорбь, когда он видел, что новая власть делала с русскими солдатами. Отсюда шла его ирония по отношению к Панкратову, которому он дал прозвище «маленький человек» (Панкратов действительно был невысокого роста).
В чем же была причина неограниченной власти Панкратова?
Показания Кобылинского:
«Панкратов привез бумаги, подписанные Керенским, и в них говорилось, что я поступаю в полное распоряжение Панкратова, и что я должен выполнять его приказы».
Я спрашивал об этом самого Керенского. Он отвечал мне так:
«Главным лицом, представлявшим в Тобольске власть Временного правительства, был Панкратов, назначенный мною. Затем, по его ходатайству и по его рекомендации, ему был назначен помощником Никольский, мне неизвестный». Я далек от того, чтобы утверждать, что только поведение Панкратова и Никольского разложило гарнизон. Большую роль в этом сыграли и материальные причины. Когда гарнизон покидал Царское Село, чтобы ехать в Тобольск, Керенский сказал солдатам: «Помните, что лежащего на земле противника не добивают; ведите себя корректно и не будьте хамами!» Одновременно он пообещал им, что они будут получать паек по петроградским ставкам, которые были выше, чем в Омске и в Тобольске, зависевшем от него в военном плане. А еще он пообещал им суточные деньги. Но ничего не было: ни пайка, ни суточных. Таким образом, раздраженные солдаты были приготовлены к восприятию большевистской пропаганды, старавшейся дискредитировать Временное правительство.
Но были и другие причины. Это была углубляющаяся разруха в стране, которую объясняет ее история. Исследования в этой области не являются целью моей работы. Но я должен отметить, что Тобольск тоже пострадал. Старые солдаты покинули гарнизон, а рекруты, прибывшие из Царского Села, чтобы их заменить, — это уже были большевики.
Власть в Тобольске Панкратова и Никольского продолжалась довольно долго. Они пережили Временное правительство, оставались комиссарами и после прихода к власти большевиков. А потом их выгнали сами солдаты, обольшевичившиеся в основной своей массе, и это произошло 9 февраля 1918 года.
§ 4
По просьбе Императорской семьи, Макаров прислал из Царского Села вино «Сен-Рафаэль», которым пользовались как лекарством. Когда вино прибыло, и Никольский увидел ящики, он собственноручно вскрыл их и перебил топором все бутылки. Свидетельница Эрсберг заявила, что солдаты ругали его за это и называли «идиотом».
Для детей жизнь в доме была скучной. Им хотелось на воздух. Но они должны были оставаться во дворе, отгороженном высоким забором. Их тянуло посмотреть наружу, как живут свободные люди на этой улице «свободы». Никольский заметил это и решил пресечь подобное нарушение правил. Теглева рассказывает:
«Один взрослый человек (это был Никольский) имел глупость и терпение долго из окна своей комнаты наблюдать за Алексеем Николаевичем; и, увидев, что тот выглянул через забор, поднял настоящий скандал».