Над дверью кабинета следователя горит яркое табло: «Не входить». И никто не посмеет постучать или открыть незапертую дверь кабинета. «Не входить». — значит, следователь не один. Идет допрос. Более полугода шло следствие по делу Павлова, десятки раз вспыхивало и гасло табло после того, как в кабинете майора Седова впервые появился Павлов. Светится табло, идет допрос. Павлов дает показания. Заканчивается его рассказ о плавании по морям и океанам, о стоянках в зарубежных портах, о встречах с разведчиками из спецслужб ФРГ и США. В протоколах допросов ни слова об экзотике и красоте далеких стран. Только факты, только названия — Гамбург, Рио-де-Жанейро, Канарские острова, Монтевидео, Маврикий. География подчинена неумолимой логике событий: где, в каком городе, в каком конкретном месте происходила очередная встреча с представителями иностранных разведок. Что передано, что получено. Но в папке следователя накапливаются и другие протоколы, множество разнообразных документов, которые подтверждают или опровергают показания обвиняемого.
Следствие — это не только поиск, фиксация событий и персонажей. Это точный и глубокий анализ, при котором порой внешне заурядные события приобретают новую «окраску», становятся значимыми, наполняются самым значительным смыслом — правдой факта.
Очередной допрос Павлова. Он начинает:
— В Порт-Луи, столицу Маврикия, наше судно «Профессор Зубов» пришло 5 апреля 1983 года. Стоянка продолжалась четыре дня. Судно поставили в отдаленной части порта, из-за чего увольнявшихся на берег доставляли катером…
И здесь, в Порт-Луи, повторяется ситуация, схема которой в общих чертах была отработана в тех местах, где бросал якорь «Профессор Зубов».
В первый же день стоянки на Маврикии катер доставил с рейда на берег группу, старшим в которой был Павлов. Буквально у выхода из порта он увидел плотно сбитого парня с мексиканской наружностью, из тех, кто охранял его на встрече с американским разведчиком в Монтевидео. «Мексиканец» сидел на ступеньках низенького здания у ворот порта. Они оба ожидали эту встречу, встретились взглядами, и «мексиканец» кивнул головой, давая понять, что, мол, все в порядке. А дальше произошло то, что уже не раз бывало. Разведчик пристроился к группе Павлова, направлявшейся к городскому рынку, расположенному рядом с портом. Рынок составлял одну из главных достопримечательностей города. Он был шумным, ярким, суматошным, похожим на десятки таких же тропических торжищ и одновременно неповторимым.
Павлов задержался у лотка с сувенирами и оказался позади всех. Не оглядываясь и будучи уверенным, что «мексиканец» идет следом, он достал конверт с письмом и завел руку за спину. Почти сразу почувствовал, как из руки взяли конверт и вложили другой. Павлов на ходу сунул его в карман и прибавил шагу, догоняя своих.
— Пройдя по рынку, мы зашли в обувной магазин, где я купил мужские туфли, расплатившись за них маврикийскими рупиями… Эти деньги, — уточняет Павлов, — я получил в установленном порядке на судне перед увольнением.
Павлову во всем приходится вести двойной счет. Его увольнения на берег имеют двоякую цель, и деньги он считает по разным статьям: отдельно те, что получены «в установленном порядке», и те, что выданы в оплату предательства.
Что же было в конверте, переданном «мексиканцу» в сутолоке рыночной площади? Павлов вложил в него несколько листов с развернутыми ответами на дотошные вопросы двух разведчиков, заданные ему в Монтевидео. В том же письме Павлов сообщал последние новости о своем плавании. Произошли изменения в маршруте «Профессора Зубова». Вместо предполагавшейся стоянки в Антверпене судно по пути в Ленинград бросит якорь в Копенгагене. Это имело значение для организации очередной встречи с представителями американской разведки.
Что было в конверте, полученном от «мексиканца»? Опять несколько страничек мелкого машинописного текста с новыми вопросами, на которые должен был ответить Павлов. Его предупреждали, что на очередной встрече ему будет передан пластиковый блокнот с «важным сообщением».
На второй и на третий день стоянки в Порт-Луи Павлов вместе с сослуживцами сходит на берег. Примерно по тому же, как и в первый день, маршруту идет прогулка по городу. Павлов надеется встретить «мексиканца», ведь он сообщил о том, что захода в Антверпен не будет, и рассчитывает, что блокнот с «важным сообщением» ему могут передать здесь, на Маврикии. В кармане Павлова ответы на вопросник, переданный «мексиканцем». Но второй встречи, как утверждал Павлов, с «мексиканцем» не было.
Маврикий остался за кормой. «Профессор Зубов» покидал южные широты, он шел к берегам Европы., Копенгаген — последняя стоянка на пути в родной порт.
— В Копенгаген мы пришли, — вновь начинает свои показания Павлов, — в десятых числах мая 1983 года… Место для стоянки судна было отведено неподалеку от знаменитого памятника андерсеновской Русалочке…
Вот около Русалочки он еще с борта судна увидел своего старого знакомого — человека, с которым он встречался в Гамбурге, в том же Копенгагене, Санта-Крус, Рио-де-Жанейро, Монтевидео. Это был «пожилой» немец. Он стоял на пирсе и наблюдал, как швартовалось судно.
Однако, когда Павлов после соблюдения обычных формальностей спустился на берег, западногерманского разведчика на пирсе уже не было. Недоумение Павлова быстро прошло: отойдя немного от пристани, в небольшом сквере он увидел еще одного своего знакомого — связника, с которым он недавно встречался в Порт-Луи. «Мексиканец» сидел на скамейке, мимо которой прошли Павлов и его попутчики. Он сделал ничем не примечательный жест рукой, достаточный для того, чтобы Павлов понял: его встречают.
По дороге к Королевской площади, куда направлялась группа, чтобы посмотреть смену караула, Павлова ожидал еще один сюрприз. Впереди себя он увидел «Павла», американского разведчика. Павлов узнал его сразу. Тот был в том же плотном синем костюме, как и при первой встрече. Но американец не пытался сблизиться, не подавал никаких знаков.
Позади группы, в которой был Павлов, неотступно шел «мексиканец». Ни тогда, ни потом Павлов не мог объяснить себе, чем была вызвана такая встреча. Впервые он шел в сопровождении целого эскорта разведчиков.
Оглянувшись, Павлов увидел почти вплотную приблизившегося к нему «мексиканца». Дальше повторилось уже знакомое. Вместо конверта Павлов получил небольшой плоский пакет. Одно мгновение, ни одного слова, «мексиканец» затерялся в уличной толпе. Павлов с пакетом в кармане продолжал свой путь.
Дальше Павлов расскажет о том, что развода караула у Королевского дворца увидеть так и не пришлось, не было времени: все торопились сделать покупки в последнем порту перед возвращением домой. Павлов перечисляет все, что он купил на датские марки, полученные «в установленном порядке». Он еще дважды пойдет на берег, но никого из своих хозяев не встретит. Павлов будет несколько разочарован, но он еще не знает, что и «пожилого», и «молодого» немцев, и американца «Павла», и шустрого «мексиканца» больше никогда не увидит.
Получив от «мексиканца» пакет, Павлов с нетерпением ждал возвращения на судно. Ведь еще в Порт-Луи его предупредили о «важном сообщении», которое он должен получить. Его насторожило появление в Копенгагене и «пожилого» немца и американца «Павла», к тому же это была последняя встреча с ними — рейс заканчивался. Павлова жег пакет, лежащий в кармане брюк. Что в нем? Очутившись вместе с попутчиками в торговом зале магазина, когда рядом никого из его попутчиков не было, он достал пакет и вскрыл его. Там находился блокнот. Внешне он был ничем не примечательный: обложка из черного пластика, внутри — блок чистых белых линованных листов. Вместе с блокнотом в пакет был вложен обычного почтового размера конверт. Вскрыть его в магазине Павлов не решился. Он сделал это, как только очутился в своей каюте на борту судна.
В конверте Павлов обнаружил очередную инструкцию. В ней говорилось: «В задней крышке обложки переданного вам блокнота расположен тайник. Вскрывать его нужно осторожно, проводя острой бритвой по краю обложки». Павлову рекомендовали вскрыть тайник дома, в Ленинграде. Вытащив из него содержимое, блокнот требовалось уничтожить. Его следовало сжечь или разорвать на мелкие кусочки и выбросить в туалет. Ни в коем случае не выбрасывать его на помойку или на свалку. «В тайнике, — сообщалось Павлову, — вы найдете план связи с нами на три случая: 1. Когда есть контакт с Западом; 2. Когда с Западом контакта нет; 3. Когда контакт потерян. Все линии связи вы должны запомнить наизусть, а листочки уничтожить. Для осуществления связи от вас требуется выставить простейшие знаки. Гарантируется полнейшая ваша безопасность…» Как ни старались хозяева внушить Павлову спокойствие, агент Рольф Даниэл продолжал бояться.
Но, пожалуй, самым важным в инструкции был вопрос о будущей работе Павлова. Его хозяева вполне откровенно заявляли, что его плавание на экспедиционных судах удобно для поддержания личной связи, но оно не дает доступа к секретной информации, которая интересует американскую разведку. У Павлова спрашивали, сможет ли он сменить работу, и называли один из НИИ в Ленинграде, где Павлов был бы весьма полезен. Об этом, а также о лицах, через которых будет идти сбор информации, Павлов должен будет сообщить, выйдя на связь в Ленинграде.
Как только «Профессор Зубов» вышел из Копенгагена в море, Павлов нарушил полученную инструкцию — вскрыл тайник в блокноте. И так же вопреки инструкции он не уничтожил его содержимое: схемы и способы связи со спецслужбами.
Бронзовая Русалка осталась на датском берегу за кормой «Профессора Зубова». Судно покинуло Копенгаген — последнюю стоянку на пути в Ленинград. Прелесть всякого путешествия — возвращение домой. Ибо, отправляясь в любую дорогу, человек прежде всего думает о благополучном возвращении на родной берег. И ни прелести новых мест, ни тяготы на его пути не гасят в нем тоску по родному дому. Но это тогда, когда у человека он есть.