— Да, это не «Минокс», — согласился Василий Николаевич. — Объектив какой был?
— Нет, не «телевик», обычный штатный объектив, — ответил Верещагин и, угадав мысль полковника, добавил — Да, с близкого расстояния фотографировали.
— И кто-то это видел, наблюдал и не остановил. Почему, Сергей Иванович?
— Может быть, военный корреспондент?
— Проверить не мешает, но едва ли… Точки съемки, по-моему, не самые выигрышные. Профессионал бы подал машину лучше. Нет, — сказал полковник, — снимал любитель. Кто-то снимал, кто-то не остановил, кто-то кому-то передал — а в результате? Едва не ушли за рубеж военные секреты. Что это — умысел? Беспечность?
— Да, некоторые так и думают — раз самолет летает, раз его можно увидеть, значит, уже никакой тайны он не представляет.
— Мнение дилетанта.
— Или знатока, — возразил Верещагин, — который считает себя в этой области самым грамотным.
— В коллекционеров метишь, Сергей Иванович? Да, знаю я их рассуждения: эта машина «закрытая», а та, мол, «не очень закрытая». Подбрасывают нам работенку. Что, кстати, еще по этому делу прояснилось?
Верещагин коротко доложил о «Красных звездах в небе».
Полковник снял очки, потер переносицу.
— Интересная ситуация. Гест, Гест… Говоришь, он часто бывает в Ленинграде? Хорошо бы с ним встретиться, когда пожалует в следующий раз. Так?
Против этого возразить было нечего. Верещагин молча наклонил голову.
В очках Карла отражались огоньки люстры. Он поднял высокий бокал с толстым дном:
— Я приветствую друга Гену. Мы будем отмечать сегодня нашу встречу.
Кубики льда звякнули о стеклянные стенки стаканов. Петров сделал длинный глоток. Горьковатый запах дорогого одеколона и трубочного табака, негромкий разноязыкий говор доносились словно из другого мира. Этот мир открыла ему авиация.
— Джин и тоник — хороший напиток, — сказал Гест, — когда они в одном бокале. Давай мы выпьем за нашу дружбу, которая дополняет наши деловые отношения.
Отхлебнув, добавил:
— Я думаю, ты будешь доволен своей покупкой. Слушая музыку, ты вспомнишь Карла.
Петров кивнул, искоса глянул на магнитолу в фирменной упаковке. «Симменс», модель «Клаб-722», — дорогая игрушка, заметно убавившая его валютный запас, лежала в соседнем кресле. Гест перехватил взгляд — умел читать мысли:
— О, я понимаю, ты беспокоишься. Вино, веселый разговор, а тут дорогая вещь… Гена, ты серьезный человек. Сейчас я поднимусь в свой номер, там она будет в порядке. После этого мы подумаем, где еще выпить джина. Здесь, — быстро огляделся, — совсем нет уюта и есть много людей. Правильно?
Не дожидаясь ответа, быстро поднялся и, подхватив коробку, пошел мимо столиков, за которыми, кстати, сидело всего несколько человек. А насчет уюта — тут Карл прав. Валютный бар на втором этаже гостиницы «Прибалтийская», куда они поднялись, сделав покупки на первом, в «Березке», был, по сути, продолжением холла. Но стойка радовала глаз. Разноцветно переливались подсвеченные бутылки.
Петров высыпал на ладонь соленые орешки, допил джин с тоником. Не мешало бы повторить, но — обидная закавыка — сам он ничего не мог купить здесь на свои марки. Все деньги были в бумажнике Геста: доля гонорара Петрова за книгу «Красные звезды в небе».
Так они условились с самого начала… Вспомнилась оторопь первого знакомства, когда Карл свалился ему на голову со всем своим семейством и друзьями в придачу, и доверительный, за хозяйственными хлопотами, разговор на кухне, и лестные слова, и выгодное предложение… Тогдашние планы счастливо исполнились. Гест привез уже третий том издания, даже ксерокопии которого идут в Союзе по полтиннику. Петров получил за это время четыре с половиной тысячи марок (вещами, авиационными журналами, разной мелочью). Теперь, если Риги уломает фирму «Эски», он, Петров, уже окончательно станет коллекционером о европейским именем.
Живи и радуйся. Одно беспокоило, червяком точило нервы, что все это — как бутылка под полой на школьном вечере, тайно, в обход правил. Пытался было утешиться мыслью: возможно, правила не те? Брошюрки издательства «Посев», которые привозил Гест, говорили об этом прямо. Но верить потаскушкам, их писавшим, — себя не уважать. Они были вроде маклаков, тершихся среди коллекционеров с картинками из грязных журнальчиков, поскольку ничего другого на руках не имели, — гнать таких пинками…
Книжонки эти, скорее, умножали тревогу, и зря, пожалуй, давал их читать другим… Плюс ко всему прибавились и необъяснимые странности в поведении Карла, особенно в последнее время. В свой предыдущий приезд вовсе удивил — попросился ночевать. В гостинице, мол, не сумел устроиться… Уж соврал бы что-нибудь другое — на улице холодно, выпил много… Тогда действительно поздно засиделись. Петров рассказывал о новом самолете, которому еще только предстояло появиться в Бурже. Гест сильно интересовался подробностями: какие грузоподъемность, и скорость, и потолок «Руслана». А потом Лена постелила ему в комнате, где были материалы, альбомы фотографий, подробная картотека по конструкторским бюро.
Петров гнал сомнения прочь. Зачем бы Гесту искать приключений? Со всеми разделами его коллекции Карл и раньше был знаком. Но раньше он не интересовался современными боевыми самолетами. Внешне, во всяком случае. А вчера…
Вчера был день в середине недели, условленный для встреч, и Петров с раннего вечера ждал у телефона. Гест часто приезжал в Ленинград по делам фирмы, где работал начальником отдела, о своем появлении предупреждал звонком. И в этот раз все было как обычно.
За телефонным звонком — через полчаса — звонок в дверь. Гест переступил порог с любезной улыбкой, нарядный, в левой руке, обтянутой лайковой перчаткой, неизменный «дипломат», правой обнял за плечи «дорогого друга Гену». В портфеле оказались комплект журналов «Эйр интернейшнл», упаковка лезвий «Жиллет» (заказы Петрова), традиционная бутылка с пестрой этикеткой и брошюра «Советская военная угроза».
— Здесь есть много фотографий, — сказал Гест. — Тебе будет интересно.
Петрову было интересно. Вечер покатился, как состав по накатанным рельсам, от рюмки — к рюмке, от вопроса — к вопросу.
— Гена, ты все знаешь, — наклонив голову, произнес Карл, разливая вино, — и тебе не будет трудно сказать… Я имел с друзьями маленький спор. Они говорят: истребитель Су-15 — нет пушки. Я говорю обратное. Кто есть прав?
Для дорогого дружка — и сережку из ушка… На отпечатках с негативов Саввича Су-15 изображен во всей красе. Достать снимки было делом нескольких минут. Такие же Петров отослал Даниэлу…
Карл принял фотографии бережно, словно полную рюмку, которую боялся расплескать.
— Очень хорошо. Но я вижу под крыльями ракеты…
Петров объяснил что к чему. И только, теперь, утопая в глубоком и мягком кресле бара, подумал: а зачем все это знать друзьям Геста?
Сидеть дураком над пустым стаканом было нелепо. Карл не торопился. Петров встал из-за низкого столика, пошел навстречу музыке, доносившейся из открытых дверей ресторана все на том же втором этаже. Здесь их было много — и этажей, и ресторанов — «Ленинград», «Петродворец», «Пушкин»… Гостиница напоминала город, раскинувшийся не вширь, но ввысь. Даже фонтан имелся. Фигурка обнаженной девушки из белого камня смотрелась в зеркало стоячей воды, где искрились блики десятков светильников. Возле фотографировались туристы.
Сделалось обидно за нее — бессловесную, а может быть, пожалел себя… Кто-то положил руку на плечо. Обернулся — Гест.
— Теперь ничто не мешает, — сказал он, промокая платком высокий, с залысинами, лоб. — Куда пойдем? Экспресс-бар, «Панорама» или русский бар? Сегодня ты мой гость.
— Все равно.
Карл кивнул, подхватил под руку, повел к лифту. С мелодичным звуком разошлись створки дверей. Гест легонько коснулся пальцами клавиши пятнадцатого этажа:
— Там ближе к небу. Мы поднимаем первый тост за авиацию.
За стеклянной стеной бара гасли огни города. С каждой опрокинутой рюмкой их становилось меньше — в окнах домов выключали свет, и под конец лишь пунктиры уличных фонарей остались в темени осенней ночи. И Карл напротив — свеженький, будто не пил наравне, с поблескивающими в стеклах очков, огоньками.
…Петров с трудом поднял тяжелые веки. Потолок качнулся.
На душе муторно. Вчерашняя ночь или сегодняшнее утро — разошлись с Карлом в четвертом часу — помнились нетвердо. Застряла в голове последняя фраза Геста:
— Пойдем, Гена, ты хорош… И мне не нравится парень за тем столиком. Он слишком долго пьет свой кофе…
Жена ворчала, но на это Петров привык не обращать внимания. Ладно еще на работу не нужно. Голова болела не только от выпитого. Приняв душ, он сразу взялся за магнитолу, распаковал, снял панель. Отверточка подрагивала, не сразу попал в шлицы винтов, а перед глазами стоял улыбающийся Гест. Никогда не снимавший пиджака в квартире Петрова. Не выпускавший из рук черный «дипломат». Даже переходя из комнаты в комнату, он прихватывал его с собой. Что было там, внутри, за наборными замками в отделении со всегда задвинутой «молнией»?
Петров перевел дух: ничего постороннего в магнитоле не обнаружил. Чуток отлегло от сердца. На смятой салфетке отыскал телефон гостиничного номера Геста. Семь раз крутнул диск, ждал ответа, сжимая трубку вспотевшей ладонью.
Ответа не было. Успел, значит, собраться. Быстро…
Следующая встреча через три недели, в среду. К этому времени Гест посоветовал Петрову оформить допуск к закрытым материалам.
Длинные гудки отдавались в висках. Перед глазами мерцали разноцветные круги, точно кто-то издалека сигналил флотской азбукой флажного семафора: «Ваш курс ведет к опасности».
За рябым от дождя ветровым стеклом тлел огонек сигареты. Оперативная машина ждала майора Верещагина на стоянке у подъезда: группа в полной боевой… Открыл дверцу, сел рядом с водителем.
— Здравствуй, Коля. В Гавань…
Тот кивнул, включая зажиг