– Хорошо, – решился Корсаков-старший. – Но с казаками я переговорю сам.
– Приступлю к осмотру, чтобы не мешать вам, – кивнул Юсуф и, взяв фонарь, отправился к святилищу. Корсаковы же присоединились к заметно нервничающему отряду.
– Николай Васильевич, о чем вы спорили? Что этот нехристь делает? – подозрительно спросил Белов, наблюдая за манипуляциями турка, который изучал отвратительные барельефы.
– На этих узорах могут быть подсказки, которые помогут нам покончить с чудовищем, – спокойно пояснил Корсаков-старший. – Нам с Юсуфом предстоит их изучить.
– Это ж бесовство какое-то! – возмутился урядник.
– Ну так и мы столкнулись не с обычным мясником из плоти и крови, неужели ты до сих пор не понял?
– Понял, не дурак, – парировал Белов. – Но чтоб от энтого турку довериться? Увольте! Эвон как прилип, жуть свою разглядывает.
– Именно поэтому будет тебе отдельная команда. – Хоть Юсуф и не знал русского, Николай Васильевич все равно стал говорить тише. – Петра я оставляю за главного. Делайте, как он скажет. Надо будет стрелять – стреляйте. Надо будет бежать – бегите.
– Стрелять тут опасно, – тихо возразил Овсеюк. – Не ровен час, погребем тут сами себя.
– Может быть, – усмехнулся Корсаков – стар – ший и указал на святилище. – Однако сдается мне, что пока строили это уродство, грохот здесь стоял такой, что ни одно ружье не сравнится. А теперь главное: осману я больше не доверяю. Мы с Петром будем за ним присматривать, и если что… Не церемоньтесь.
– Это мы завсегда, – довольно протянул Белов. – Значит, мы с сынком вашим на стреме стоим, турка по стенкам шарит. А вы как же?
– А я тоже пойду по стенкам шарить, – ответил Корсаков-старший. – И, уж поверь, если найду там средство от этой напасти – то заставлю ее заплатить. И за твоих бойцов. И за своего сына. Занимайте позиции, так, чтобы и друг друга видеть, и в пещере движение не пропустить.
– Сделаем, – кивнул урядник. Они с Овсеюком спрятали тяжело дышащего Чижа за кучу сталагмитов, вкопали в землю по периметру святилища еще несколько импровизированных факелов, образовав конус света, и присели с ружьями на изготовку.
Николай Васильевич довольно кивнул, а затем порывисто прижал к себе сына и прошептал:
– Будь начеку. Задача у тебя сложная – и тварь ждать, и за казаками присматривать, и, в случае чего, на Юсуфа поглядывать. Но я в тебе не сомневаюсь.
– Спасибо, па… – начал Петр, но Корсаков-старший оборвал его:
– Слушай дальше! Володька погиб. Кроме тебя, у нас с матерью никого не осталось. Поэтому, если поймешь, что все плохою – не раздумывай, не геройствуй. Беги. Живи. Расскажешь обо всем, что видел… – Он на секунду задумался, а затем продолжил: – Дяде и матери. Вместе придумаете, что делать дальше. Как за нас отомстить.
– Я не собираюсь… – гневно начал Петр, однако отец с силой сжал его плечо и сказал:
– Это приказ. Приказы мы обсуждаем?
– Нет, – покачал головой Петр.
– Вот и молодец!
Корсаков-старший ободряюще улыбнулся сыну, а затем развернулся и присоединился к Юсуфу у святилища. Осман кинул на него быстрый взгляд через плечо, но говорить ничего не стал, вернувшись к разглядыванию барельефов.
– Нашли что-нибудь интересное? – спросил Николай Васильевич.
– Если не считать интересными все известные человечеству виды смертоубийств и извращений, то нет, – отозвался осман. – Правильнее было бы спросить, нашел ли я что-нибудь полезное.
– Сейчас не время для софизма, – поморщился Корсаков-старший. – Итак?
– Мне кажется, что ответ сокрыт на двери, – ответил Юсуф. – Хотя разобрать текст сложно. Одно предложение, кажется, на фракийском, затем ломаная латынь, потом греческий. Это весьма странно. Необыкновенно. Конечно, все эти цивилизации оставили здесь след, но не одновременно же…
– Здесь не может быть ничего обыкновенного, ведь этого места вообще не должно здесь существовать, – сказал Николай Васильевич, а затем хмуро покосился на собеседника: – Кстати, Юсуф-бей, вы же не забыли свою клятву?
– Нет, эфенди, я не дам даже волосу упасть с вашей головы, – пообещал осман.
Корсаков-старший подошел к двери и осветил ее своим фонарем. Юсуф был прав – створка была исписана словами на десятках разных языков. Носители некоторых просто не могли оказаться в Болгарии – ни в древности, ни в современности, и уж тем более не в затерянной среди гор пещере. Единственным объяснением могла служить дверь. Николай Васильевич очень сомневался, что за ней таится просто очередной тоннель. Его пальцы скользнули по письменам, выщербленным в каменной плите. Разбирать смысл послания было чертовски сложно – мозг отказывался одновременно переводить и соединять слова, начертанные на разных языках. Было бы время, книги из домашней библиотеки, помощь знакомцев… Однако действовать нужно было быстро. Караконджул мог скоро вернуться. Николай Васильевич не сомневался – тварь попала в наш мир сквозь дверь, подобную этой. А значит, существовал способ отправить ее обратно тем же путем.
Медленно, шаг за шагом, смысл послания начал открываться Николаю Васильевичу. Чужие слова наполнили его голову.
– Кожа сия – суть тюрьма для благословенного! Поглоти плоть сию и кровь сию! Принеси тьму освобождающую! Потуши огонь ждущего тебя! Подари свое благословение незрячим, ибо им быть твоими пророками!
Корсаков-старший слишком поздно понял, что означают надписи на двери. Он пытался остановиться – но взгляд и разум перестали слушать его. Послание притягивало к себе словно магнит. Не давало отвести глаз. А главное – подчиняло себе волю. Скованный проклятым мотивом и лишенный сил для сопротивления, он мог лишь со страхом смотреть, как сквозь буквы пробивается гнилостный, едва видимый зеленый свет, а в темноте над ним, там, где должен был находиться потолок пещеры, одна за другой начинают зажигаться крохотные холодные огоньки чужих незнакомых звезд.
Юсуф-бей крадучись подошел к нему, заглянул в лицо и довольно ухмыльнулся.
– Заметьте, эфенди, – прошептал он. – Я сдержал свое слово. Вы все сделали сами.
Осман легонько толкнул завороженного Николая Васильевича – и тот бессильно рухнул прямо на ритуальную глыбу напротив двери.
– Стойте! – разорвал тишину отчаянный крик. – Остановите его! Юсуф – предатель!
Владимир Корсаков, шатаясь, выступил из коридора, ведущего в зал. Выглядел он похожим на покойника – покрытый кровью Семака, в драном сюртуке, весь исцарапанный острыми камнями. Но живой. Единственный свидетель совершенного преступления. На лице Юсуф-бея мелькнул испуг, но турок быстро нашел выход.
On a réussi! Pyotr, c’est ne pas votre frère! C’est la creature! Le rituel de votre père a fonctionné![108]
Белов и Овсеюк вскинули свои карабины, переводя взгляд с османа на Владимира, но окрик Петра остановил их:
– Стоять! Не стреляйте!
– Qu’attendez-vous? Arrêtez-le! Ne tombez pas dans les pièges des forces obscures![109] ярился Юсуф. —
– Чего он мелет? – нервничал Овсеюк. – Убийца что, вашим братом притворяется?
– Петр, это я! – умолял Корсаков. – Юсуф – хозяин караконджула! Его надо остановить!
– Что нам делать? Дайте приказ! – требовал Белов.
Владимир сделал шаг навстречу брату, протягивая вперед изрезанные ладони.
– Ждите! Не стреляйте! – просил Петр.
Юсуф не знал русского. Но он был достаточно умен, чтобы на лету понять смысл сказанного и повторенного Петром. Отрицание и глагол. Первое убрать. Второе – оставить.
– Стреляйте! – крикнул турок. С акцентом, но уверенным и командным голосом, которого так недоставало Петру.
И у следопыта, не спавшего уже третьи сутки, не выдержали нервы. Овсеюк выстрелил. Грохот наполнил подземный зал, эхом отражаясь от стен и потолка.
Пуля ударила Владимира в грудь, но он все же устоял на ногах.
– Нет!!! – мучительно закричал Петр, накрывая ружья ладонями.
– Hadi![110] — рыкнул Юсуф, выставив перед собой четки.
За спинами Петра и казаков словно чертик – нет, самый настоящий демон – из табакерки возник Чиж. Несмотря на жуткий вид, вся немощь раненого солдата слетела с него как по мановению руки. И он точно знал, что делать дальше.
Владимир был ранен. Николай Васильевич – погружен в транс. А значит, самым опасным противником оставался Петр, и его следовало уничтожить первым. Тварь знала множество способов, как сделать это, но выбрала самый быстрый и надежный. Чиж сомкнул руки на голове Петра и резко, с хрустом, провернул ее. Старший брат не успел ничего заметить, понять, оказать хоть малейшее сопротивление. Секунда – и он был мертв. Бесповоротно и бесцеремонно.
«Вот почему мне показалась столь знакомой гибель Кудряшова», – отстраненно подумал спящий в будущем Корсаков.
«Ты уже такое видел, да?» — вновь шепнул внутренний голос, которого Владимир из прошлого еще не слышал.
А караконджул продолжал действовать. Казаки получили секундную фору. Они услышали звук ломаемой шеи, успели заметить тень за спиной Петра и даже начали оборачиваться. Овсеюк сделал это первым. Он даже навел карабин на Чижа и нажал на курок. Вот только пуля, предназначавшаяся твари, уже попала в Корсакова, а передернуть затвор следопыт не успел. Ружье сухо щелкнуло. В следующее мгновение Караконджул обрушил на казака чудовищный удар, от которого тот, будто тряпичная кукла, взмыл в воздух и на полной скорости врезался в стену пещеры. Упал он уже бездыханным.
Смерть его, однако, не была напрасной. Она подарила несколько бесценных секунд двум людям, у которых еще оставались силы противостоять безжалостному существу.
«Четки!»
Владимира должно было убить падение с высоты. Или течение – размозжить об острые камни. Или горный холод, безжалостный к промокшей насквозь одежде. Он мог заблудиться в бесконечных темных коридорах. В конце концов, в его груди засела казацкая пуля.