И, кто знает, возможно, однажды изменить его на свой вкус…
А Корсаков?
Тот, что остался в прошлом, потерял сознание и память.
Тот, что видел этот сон в будущем, просто проснулся.
Смоленск, июнь 1881 года
– Владимир Николаевич? Владимир Николаевич? Что с вами?
Голос Горегляда прорвался сквозь пелену сна и вернул его к реальности. Корсаков медленно разлепил глаза и проворчал:
– Я не мертв, я просто так выгляжу, если вы об этом…
– Зачем вы снова заснули? – рассерженно воскликнул Христофор Севастьянович, а затем раздраженно обернулся к полковнику: – А вы?! Вы должны были оберегать его!
– Очевидно, у господина Корсакова остались незавершенные дела, и я не счел необходимым ему мешать, – невозмутимо ответил жандарм.
– Стойте-ка. – Владимир потер глаза и обвел их осоловевшим взглядом: – В каком смысле, «опять»? Сколько я проспал вообще?
– Вы что же, ничего не памятаеце?! – пораженно спросил Горегляд.
– Оно и к лучшему, – как бы между делом заметил полковник. – Корсаков и так невыносим, а тут такой повод для гордости…
– Какой еще… Ох ты… – А дальше у Корсакова вырвалось выражение столь непечатное, что даже полковник взглянул на него с уважением. Владимир же разглядывал пришпиленного к стене ятаганом караконджула. Тот оставил попытки выбраться и теперь просто висел на мече пришпиленным жуком.
– Не записывайте на свой счет, – сказал жандарм. – Предлагаю просто считать это событие поразительно успешным и своевременным приступом сомнамбулизма. У вас в детстве не отмечалось лунатических эпизодов, кстати?
– Владимир Николаевич, вы же спасли меня, – обратился к Корсакову Горегляд. – Это вы метнули меч и споймали караконджула, а потом сказали, что он к своему господарю нас приведет…
– Я? – растерянно переспросил Владимир.
– Поистине, неисчерпаемы необъяснимые способности человека, – констатировал полковник.
Корсаков опасливо покосился на него. Жандарм всегда знал больше окружающих и сохранял непроницаемое лицо, но сейчас его беззаботные комментарии выглядели особенно подозрительными. Однако время выпытывать его многочисленные секреты еще не пришло.
– Что ж, об этом мы еще успеем поговорить, – сказал Владимир. – И кажется, я действительно догадываюсь, как поймать хозяина этой твари, а ее саму изгнать обратно.
Корсаков вкратце поведал собравшимся о событиях, увиденных во сне-воспоминании. Горегляд слушал не отрываясь – по его простодушному лицу было заметно, что с подобными событиями он никогда не сталкивался и масштаб их поражает простого провинциального охотника на нечисть. Полковник сохранял невозмутимость, но Корсаков заметил, насколько заинтересовали его откровения Юсуф-бея.
– То есть наш таинственный кукловод мало того, что сумел перетянуть на свою сторону потомка одного из древнейших родов Турции, но у Юсуфа вдобавок остался как минимум один союзник и в России? – уточнил жандарм, задумчиво поглаживая усы. – Что ж, в таком случае логично предположить, что именно он управляет караконджулом сейчас, и этот «союзник среди вас» очень близок к семье Корсаковых. Это еще больше сокращает список подозреваемых.
– Я даже предположу, что знаю его имя, – подтвердил Владимир. – Но, если позволите, пока это лишь мои предположения, я оставлю его при себе.
– Глупо, – поморщился полковник.
– Но таково мое условие, – отрезал Корсаков. – Позвольте вопрос – вы ведь сами сказали, что приехали в Смоленск не потому, что мне нужна была помощь? Вы прибыли сюда за ним – союзником Юсуф-бея. Что ж, сейчас я ваш лучший шанс получить его голову на блюде. Но действовать мы будем так, как я сказал.
– Как мило, – осклабился жандарм. – Что ж, в таком случае у меня тоже будет одно условие. Не сомневаюсь, что вы сейчас мечтаете о мести. Но этот человек нужен мне живым. Со всеми его тайнами и секретами, которые он должен мне раскрыть. В этом случае можете рассчитывать на мою поддержку и моих людей, сейчас – и в будущем. Что скажете?
Корсаков задумался. Предложенная полковником помощь, с учетом всех открывшихся за прошедший год подробностей, действительно могла оказаться неоценимой. Если бы не жандарм, Владимир до сих пор мог сидеть в тюрьме, ни на шаг не приблизившись к настоящему убийце. Да, он дал матери слово, что уничтожит всех, кто посмел угрожать Корсаковым, но нельзя же из-за жажды мести обрубать единственную ниточку, что тянется к истинным кукловодам, стоящим за тайнами, что только-только начал разгадывать отец, пока его не остановили.
С другой – насколько вообще можно доверять полковнику? Он, несомненно, ведет собственную игру, в которой Владимиру отведена роль разменной фигуры. Ладьи, например (корсаковское самолюбие не дало бы ему считать себя пешкой ни при каких раскладах). Жандарм явно скрывал, что на самом деле произошло несколько минут назад – и Корсаков догадывался, кто справился с караконджулом вместо него. Раз полковник сейчас жив и стоит перед ним – то его истинные возможности как минимум не уступают существу из зеркала. А значит, предлагаемый им союз вполне может оказаться сделкой с дьяволом. Возможно, даже буквально.
– Так что скажете, мое условие принято? – настойчиво повторил жандарм.
– Черт с вами, я согласен, – кивнул Корсаков.
– Отличный выбор слов! – Полковник зажмурился, словно кот. – Предложил бы ударить по рукам, но мы оба знаем, что это не наш случай.
– Не хочу вас отвлекать, но все же – что нам делать дальше? – напомнил о своем существовании Горегляд.
– А дальше, Христофор Севастьянович, мы будем охотиться на живца, – заявил Владимир. – И на этот раз добыча от нас не уйдет. Между караконджулом и тем, кто его призвал, существует связь. Чем слабее тварь, тем ближе ей необходимо быть к своему хозяину. А без своего зелья или свежей крови и органов жертв, караконджул слабеет быстро.
– И как он выведет нас к хозяину?
– Видели когда-нибудь лозоходцев, которые ищут подземные воды, чтобы выкопать колодец? – поинтересовался Корсаков.
– Ну да, доводилось…
– Так вот. – Владимир повернулся и почти с нежностью посмотрел на прибитую к стене тварь. – Караконджул будет нашей лозой.
Смоленск, июнь 1881 года
В свете лучей восходящего солнца шестигранная башня из красного кирпича, возвышавшаяся перед ними, казалась кроваво-багряной. Они стояли на гребне зеленого холма на самой окраине старого Смоленска.
– Только наступит двенадцатый час ночи, то из башни начнут выходить целые вереницы страшных образин, одетых в разные платья. У иных торчат на голове крутые, высокие рога, а сзади волочатся мохнатые хвосты, – процитировал на память Корсаков.
Горегляд, державший могучей хваткой караконджула, покосился на него как на сумасшедшего. Полковник не удостоил даже взглядом.
– Добро пожаловать к одной из достопримечательностей этого чудесного города, – счел нужным пояснить Владимир. – Башня по прозванию «Веселуха», которой некий господин Эттингер даже посвятил одноименную книжицу[111].
– Познавательно, – сардонически заметил полковник. – Уверены, что мы на месте?
– Наш пленник врать не станет, не так ли? – мрачно усмехнулся Корсаков, взглянув на караконджула.
Они опутали существо заговоренными цепями из коллекции Михаила Васильевича, подавив его силу и возможность покинуть тело Макеевой. Хоть тварь и так выглядела неспособной даже на малейшее сопротивление, рисковать Корсаков не собирался. Руки караконджула они зафиксировали в вытянутом состоянии, отчего он казался особо оборванной нищенкой, просящей подаяние. С ладоней свисал корсаковский маятник, сейчас, вопреки всем законам физики, отклонившийся от земли на 45 градусов, будто бы в башне располагался магнит, притягивающий его к себе.
– Не по-людски это все-таки, – сочувственно пробасил Горегляд.
– По отношению к Авдотье? – уточнил полковник. – Вы не хуже меня знаете, что мы ничего не сможем для нее сделать. После того как ею завладел караконджул, это просто пустая оболочка.
– Которую мы захороним со всем причитающимся уважением, когда все закончится, – добавил Владимир, чтобы как-то поддержать Христофора Севастьяновича.
– Думаете, хозяин твари там? – спросил жандарм, кивнув в сторону башни.
– Не совсем. Под ней есть «слух» – тайная галерея, для незаметного перемещения. К тому же часть стен, скорее всего, тоже превратили в катакомбы, растаскивая из них кирпич. Если двигаться вдоль крепостного вала на юг, то вскоре можно наткнуться на дом Баранова. Скорее всего, именно отсюда караконджул нашел свое предыдущее тело, а значит, и убежище его хозяина где-то под землей или в стене.
– Тады чего мы ждем? – решительно спросил Горегляд и, отпустив существо, сделал шаг к пролому в крепостной башне. Стоило ему это сделать, как вокруг шестигранника вспыхнул невыносимо яркий зеленый огонь в человеческий рост. Христофор Севастьянович отпрянул, лихорадочно пытаясь сбить язычки пламени, успевшие заняться на его поношенной одежде.
– Чего-то в этом духе, – сухо сказал полковник. – Что думаете, Корсаков?
– Мои мысли вам не понравятся, – ответил Владимир. – Кажется, у нас есть ключ, но всех провести внутрь не удастся.
– Ключ? Який яшчэ ключ? – Горегляду удалось потушить одежду, и теперь он выжидающе смотрел на Корсакова. Вместо ответа тот подошел к впавшему в кататоническое состояние караконджулу и оценивающе взглянул на пламя.
– Корсаков, вы что задумали? – подозрительно спросил полковник, но было поздно. Владимир толкнул существо вперед, в пламя, и сам бросился следом. В последний момент огонь расступился, пропуская караконджула сквозь себя. Корсаков обнял тварь и буквально ввалился вслед за ней внутрь зеленого кольца. Спину и пятки обожгла дикая боль. Караконджул, а за ним и Владимир рухнули по ту сторону защитного пламени. Корсаков с шипением покатился по земле, сбивая с себя огонь.