– Но зачем я ему нужна? – в отчаянии спросила Амалия, зябко натягивая перчатки потуже на ладони.
– Не уверен, что ты конкретно. Своим ритуалом, попыткой вступить в контакт с баронессой Ридигер, вы распахнули дверь в царство мертвых, и, видимо, пока жив хоть один участник ритуала, она остается открытой. Поэтому скиталец и ищет тебя.
– Ты что же, предлагаешь мне убить себя, чтобы захлопнуть врата на тот свет? – сухо усмехнулась Амалия, хотя глаза выдавали, что ей ни капли не смешно.
– Никто больше сегодня не умрет. Кроме тех, кто уже умер, конечно, – поправился Корсаков. – Нет, все куда проще. Нам нужно лишить дух физической оболочки.
– Нораева?
– Если скиталец сидит в нем – да. Пока не знаю как, но… Смотри, мы знаем, что на нашей стороне зеркала дух должен быть привязан к физической оболочке, иначе он бессилен. Сменить оболочку, судя по всему, он способен лишь при близком контакте, иначе бы вселился в моих спутников, стоило им войти в дом. Решетников, видимо, столкнулся с его предыдущей оболочкой, осматривая салон. Когда тело околоточного стало бесполезным, он начал поиск новой. Думаем дальше! Тебя он забрать не может, ты часть ритуала, – Владимир начал загибать пальцы. – Я защищен пентаклем, Постольский тоже щеголяет с моим запасным амулетом. Не уверен, что останки баронессы еще в состоянии принять скитальца обратно. Похоже, остается только Нораев. Ведь без нового сосуда скитальцу останется лишь одна дорога.
– Обратно в зеркало! – поняла Амалия.
– Именно! Если мы разобьем зеркало сейчас, то вернуть дух обратно будет невозможно и он навсегда останется в нашем мире. Но если сделать это, когда скиталец будет изгнан, то мы отрежем ему путь обратно. Захлопнем дверь прямо перед его мерзкой загробной физиономией!
– Но если, как ты говоришь, в доме мог остаться восьмой гость, то…
– В доме нет никого, кроме нас четверых, – после их перешептываний голос Нораева отразился от стен и потолка пустой комнаты, словно выстрел из револьвера. Впрочем, в ближайшие несколько мгновений они могли сравнить их самолично – ротмистр стоял у дверей в гостиную, наведя оружие на их импровизированную баррикаду.
– Выходите оттуда, – потребовал ротмистр. – Только медленно, и держите руки на виду!
Корсаков посмотрел на Амалию, прижавшуюся к спинке соседнего кресла. Она упрямо покачала головой.
– Зачем, ротмистр? – громко спросил Владимир, стараясь не показываться из-за спинки кресла. – Чтобы вам удобнее было в нас стрелять?
– Нет, если бы я хотел вас застрелить, то не тратил бы время на разговоры и мебель вас бы не спасла. У меня осталось несколько вопросов, на которые я хочу получить ответ.
– Как и у меня! – Павел, появившийся в противоположных дверях, выглядел не слишком уверенным, но револьвер в руках поручика не дрожал.
– Постольский! – рявкнул ротмистр. – Вы в своем уме? Я приказал вам оставаться на посту!
– А я не уверен, что могу вам доверять в сложившихся обстоятельствах.
– Поручик! – крикнула Амалия. – Вы правы! Это Нораев! Он опасен для всех нас!
– Помолчите! – Нораев сделал шаг к укрытию Корсакова и Штеффель, но Павел предупредительно взвел курок своего револьвера.
– Василий Викторович, пожалуйста, не делайте резких движений.
– Господа, прошу вас, сохраняйте спокойствие! – призвал их Корсаков, медленно поднимаясь из-за своего укрытия. Амалия сделала попытку его удержать, но молодой человек не обратил на нее внимания. Револьверы жандармов как по команде нацелились на него. – Давайте будем благоразумны и постараемся не пополнить список мертвецов, которых в этом доме и так многовато. Если позволите – я попробую ответить на ваши вопросы.
– Что ты делаешь? – прошипела Амалия, но Корсаков вновь ее проигнорировал. Нораев сверлил его внимательным взглядом. Постольский неуверенно переводил револьвер с ротмистра на Владимира. Наконец Нораев медленно опустил свой пистолет.
– Благодарю. – Даже в столь опасной ситуации Корсаков не смог побороть желание излишне церемонно поклониться жандарму. Затем он повернулся к Постольскому: – Павел? Револьвер, будьте добры?
Постольский нехотя опустил оружие. Корсаков медленно и осторожно вышел из-за импровизированного укрытия и прошествовал к столу, над которым нависло старинное зеркало. Амалия, в отличие от него, свое убежище покинуть не спешила, но провожала его настороженным взглядом. Чувствуя себя актером в спектакле, от которого зависит его жизнь, Корсаков начал монолог:
– Я только что понял, что у нас есть все необходимое, чтобы разгадать эту тайну. Нужно лишь восстановить цепочку событий, чтобы все встало на свои места. Поправьте меня, если я где-то ошибусь.
Владимир аккуратно присел на столешницу и обвел взглядом собравшихся: нервничающего Постольского и спокойного Нораева у противоположных дверей и опасливо поднявшуюся из укрытия Амалию. Руки он намеренно держал на виду, дабы не провоцировать вооруженных жандармов.
– Итак, восемь человек собрались здесь, чтобы провести некий обряд. Инициатором был товарищ министра Назаров, его основным консультантом и правой рукой – Олег Нейман, который разработал ритуал и самолично распределил участников и их роли. Цель – открыть врата в царство мертвых и вызвать дух погибшей дочери Назарова, баронессы Марии Ридигер. Ритуал, вольно или невольно, оказался не вполне удачным. Как минимум шестеро из участников погибли в процессе, однако им удалось вызвать с той стороны некий дух. А точнее…
– Два, – удовлетворенно кивнул Нораев. Выглядел он при этом довольным, словно преподаватель, ученик которого успешно сдал сложный экзамен.
– А точнее два, абсолютно случайно, – подтвердил Владимир. – Дух баронессы Ридигер и так называемый зазеркальный скиталец, отправившийся за ней в погоню. Столкнулись мы с обоими, но сейчас в доме остался лишь один. В связи с чем позвольте вопрос. – Корсаков еще раз обвел собравшихся тяжелым взглядом, прежде чем остановиться на одном-единственном человеке. – В этом теле осталась хоть одна искра сознания, принадлежащая Амалии Штеффель?
– Владимир, я не понимаю… – начала было медиум.
– Не утруждайтесь, баронесса, прошу вас, – покачал головой Корсаков. Постольский изумленно переводил взгляд с него на Амалию. Нораева эта картина, кажется, забавляла.
– Володя, ты в своем уме? – вновь попробовала начать Штеффель.
– Полностью, госпожа Ридигер. Я полностью в своем уме. А вот вы не в своем теле.
– Как это понимать? – спросил Павел.
– Признаков было много. Поначалу они были очень мелкими, и на них можно было не обратить внимания, что со мной и произошло. Но чем дальше – тем больше их становилось. Во-первых, какова вероятность, что из всех находившихся в доме медиумов и оккультистов чудом уцелеете лишь вы? Она мала, но – допустим. Во-вторых, как Амалия, абсолютно случайно, смогла проникнуть в зазеркальную комнату, не зная механизма потайной двери? Нам для этого пришлось разбить стекло. А меж тем решение было единственно правильным и изящным – зеркало чудесным образом спасло вас от твари из зазеркалья. В-третьих, потеря памяти. Очень удобно для вас и крайне неудобно для нас, но – допустим. В-четвертых, несчастный одержимый Решетников почему-то стрелял именно в вас. Совпадение? Допустим. В-пятых, когда я звал вас по имени, вы каждый раз отвечали с задержкой, словно вам требовалось время, чтобы понять – обращаются именно к вам, пусть имя и кажется незнакомым. Можно списать на шок. Допустим. В-шестых, ваше внимание к фотографии. В наших обстоятельствах у Амалии не было ни малейшей причины переживать за судьбу Екатерины. Зазеркальный скиталец искал вас не потому, что Амалия осталась последним участником ритуала. Он пришел забрать свое – беглянку с того света, которая очутилась в этом теле.
– Я не… – голос медиума предательски дрогнул. В поисках сочувствия она переводила взгляд с Павла на ротмистра Нораева: – Неужели вы верите в эту чушь?
Молодой жандарм, казалось, был готов ей поверить, однако его старший коллега лишь холодно покачал головой.
– Я верю в факты, сударыня, – ответил ротмистр. – И готов добавить к умозаключениям господина Корсакова еще одно поразительное совпадение. За несколько недель до своего исчезновения Назаров заверил завещание, по которому до совершеннолетия его внучки всем его наследством будет распоряжаться Амалия Штеффель. Надо сказать, что этот факт поставил в тупик оформлявшего документы нотариуса.
– Дух, который вызвали погибшие, не расхаживает в останках баронессы Ридигер, – Владимир топнул ногой, вновь требуя всеобщего внимания. – Готов поспорить, что они сейчас валяются где-то в доме, ненужной и бесполезной грудой костей, – краем глаза Корсаков заметил, как Нораев утвердительно кивнул, подтверждая его слова. – Это был лишь первый этап ритуала – притянуть дух Марии к знакомой оболочке. О втором этапе Назаров и Нейман умолчали, и, думаю, Олег бы получил щедрое вознаграждение за молчание, если бы пережил эту ночь. Только он мог придумать эту дьявольскую комбинацию. Амалию Штеффель, единственную женщину, выбрали не просто так. Она должна была стать новым сосудом для духа баронессы. Вот только господа не учли два неприятных момента. Можете снять перчатки?
– Кажется, у меня нет другого выбора. – На протяжении корсаковского монолога на лице Амалии испуг и удивление постепенно сменились ледяным спокойствием. Сейчас голос медиума звучал устало и безэмоционально.
Амалия – нет, Мария Ридигер – стянула с левой руки перчатку. Ладонь под ней была покрыта отвратительными язвами.
– Как я говорил Павлу, потусторонний дух в нашей реальности – что гангрена, – Владимир смотрел на руку медиума с нескрываемым отвращением. – Плоть отторгает его, в вашем случае – буквально. Без помощи Неймана вам осталось существовать буквально несколько дней.
– А второй… – Постольский подавился воздухом и закашлялся. – А второй неприятный момент?
– Плата. Ты не можешь отобрать что-то у смерти, не предложив ничего взамен. Вот только обмен не может быть равноценным. Назаров предложил себя в обмен на возвращение дочери. Его не отравили – он покончил с собой, принеся себя в жертву и добровольно заменив Марию в царстве мертвых, телом и душой. Именно поэтому мы не смогли найти труп. Но жизнь на жизнь – это, знаете ли, мелко. В таких вопросах счет должен идти на десятки или даже сотни за одну-единственную. Поэтому мир мертвых, что остался за зеркалом, очень хочет баронессу Ридигер вернуть обратно. И воспользовался той же лазейкой, чтобы протянуть за ней свои цепкие лапы. Отдача от ритуала испепелила его участников, что оставило для последовавшего за Марией скитальца только одну пустую оболочку.