– Так что успел увидеть? – наконец спросил Теплов.
– Достаточно, чтобы поверить в твои россказни, – усмехнулся Владимир, ободренный возможностью возобновить разговор. – Дело и впрямь нечисто. Я не понимаю пока, с чем мы столкнулись, но твои будущие родственники не кажутся мне безобидными сектаторами[65]-отшельниками. Уверен, что заговоренное кольцо вокруг болот проложено не просто так.
– И что ты предлагаешь делать?
– Ну, для начала – никому не доверять.
– Даже Тане?
– Особенно Тане, – отрезал Корсаков. – Но с важной оговоркой. Маевские явно не дураки. Они знают, что ты не просто так вернулся, тем более – с сопровождением. Связать отпущенный срок и внезапную болезнь способен любой дурак, даже такой влюбленный, как ты. А значит, за нами будут присматривать.
– Но если все настолько опасно, то почему им просто не избавиться от нас? Медвежий угол. В деревне и усадьбе все свои.
– А вот это интересный вопрос, – кивнул Владимир. – Возможно, конечно, они опасаются того, что наша пропажа привлечет к ним более пристальное внимание… Но вряд ли. Им логичнее было бы не отпускать тебя, а убить на месте. А Маевские вместо этого сделали так, чтобы ты вернулся. Значит, ты им для чего-то нужен. И пока эта цель не выполнена – ты можешь чувствовать себя в относительной безопасности. Так что веди себя максимально естественно. Очаровывай родителей. Томно вздыхай по Татьяне. Пусть вся их подозрительность будет направлена на меня.
– Да? – Теплов задумался. – В таком случае я, пожалуй, соглашусь на их еду. Все равно искать средство от моей хвори придется, а сидеть впроголодь на вяленом мясе выше моих сил! Но ты-то, конечно, не поддавайся! Сам говоришь, я им нужнее, а к тебе и подозрений больше!
Владимир подавил острое желание запустить в друга тяжелым ботинком. На том и порешили.
И вот теперь, в ясном свете майского солнца, они сидели на веранде, когда Маевский внезапно обратился к Дмитрию:
– Прошу простить. Для вас, господ из Первопрестольной, это может показаться странным, но мы здесь люди набожные, – продолжил отец семейства. – Господь и святые помогают жить в такой глуши.
Корсаков остро ощутил, что взгляды собравшихся устремились к Дмитрию. Даже Мария Васильевна прервала свой мерзостный ритуал – после завтрака она с причавкиванием мусолила беззубым ртом сушку. Все ждали ответа Теплова.
– Да, конечно, – после неловкой паузы согласился он. – Ради новой семьи – безусловно!
– А где, позвольте полюбопытствовать, будет служба? – поинтересовался Корсаков. – Я не заметил часовни в усадьбе или деревне.
Маевские переглянулись.
– Часовня у нас, словно у первых здешних христиан, на лоне природы, – ответил Андрей Константинович. – Только, уж простите, Владимир Николаевич, таинство это семейное. Я буду вынужден попросить…
– Ни слова больше! – замахал руками Корсаков. – Не имею ни малейшего намерения нарушать ваши фамильные традиции. – Выждав мгновение, пока Маевские расслабились, он добавил: – Но не могу не спросить – а кто будет служить?
– Мы все духовные чада отца Варсафия, – наставительно каркнула Мария Васильевна. – То воистину святой человек!
– И что же, он тоже живет в усадьбе?
– Нет, он почти не покидает часовни, посвящая все свое время молитвам.
– Неужели? И не страшно ему жить одному посреди леса? У вас же тут волки вокруг деревни кружат…
– О, ни один дикий зверь в наших лесах не посмеет тронуть отца Варсафия, – с жутковатой беззубой улыбкой пояснила старуха Маевская и замолчала, давая понять, что разговор закончен.
После завтрака Дмитрий и Владимир поднялись обратно в свою комнату. При свете дня усадьба казалась куда менее зловещей, но при этом значительно более потрепанной. Свет солнца из окон безжалостно освещал вздыбившиеся местами полы, просевшие потолки и неправильные изгибы дверных проемов, скосившиеся от времени.
– Нет, я, безусловно, ради Татьяны готов на многое, но ты-то! Ты тоже хорош! – накинулся на друга Дмитрий, стоило им оказаться одним.
– О чем это ты? – невинно уточнил Корсаков.
– Про поход в этот чертов лес! Я помню, что им для чего-то нужен, но ты не думал, что они приведут меня в эту часовню и… Ну, я не знаю! Принесут в жертву!
– Такая мысль приходила мне в голову, – спокойно кивнул Владимир.
– Это радует! Но ты-то будешь в этот момент спокойно сидеть в доме!
– Кто тебе такое сказал? – усмехнулся Владимир. – А ты не допускаешь, что вы с будущей родней сходите, помолитесь, вернетесь в усадьбу – а твой друг внезапно взял и уехал?
– Как уехал? – не понял Дмитрий. – Ты меня бросить здесь хочешь, что ли?
– Господи, объясни мне, невежде, как такой дурак стал чиновником особых поручений? – закатил глаза Корсаков. – Нет, конечно. Но с тем же успехом пока отсутствуешь ты, люди Маевских придут за мной. И сделают так, чтобы я исчез…
– Кошмар какой, – помотал головой Теплов. – Послушать нас со стороны… Такие ужасы обсуждаем… Но что же делать, в таком случае?
– Делать мы будем так. – Голос Корсакова стал спокойным и деловитым. – Они знают, что у нас есть ружья – к тому же ты же не возьмешь с собой ружье на вечернюю службу в компании родителей невесты, а? Но вот револьверы – это наш козырь. Поэтому ты возьмешь свой. Держи себя беззаботно, а сам не теряй бдительности и, главное, не выпускай из виду никого из Маевских.
– А ты?
– А я попробую улизнуть из усадьбы и незаметно последовать за вами. Не знаю, с какой целью они хотят нас разделить, но оставаться здесь одному мне, знаешь ли, тоже не хочется…
Их разговор прервал тихий, неуверенный стук в дверь. Дмитрий вопросительно взглянул на Корсакова. Тот утвердительно кивнул, а сам устроился на диване так, чтобы вошедший не мог сразу увидеть его от входа. Теплов приотворил дверь – и в комнату проскользнула Татьяна. Девушка была заметно взволнована.
– У меня очень мало времени, – сразу же сказала она. – Родные не знают, что я здесь. Но я обязана вас предупредить!
– О чем, Таня? – шагнул к ней Дмитрий.
– Я не знаю толком, но родные словно переменились после вашего приезда. Понимаете, у нас никогда раньше не было гостей. Никогда! Я знала, что где-то живут другие люди, но вся моя жизнь прошла здесь, среди одних и тех же лиц. И до встречи с тобой меня это устраивало, но теперь… После твоих рассказов я поняла, что моя семья не такая, как ваши. И все то, что я воспринимала как данность, вам кажется странным и необычным. Но у родных никогда не было от меня секретов!
– А теперь появились? – спросил Корсаков с дивана.
– Да! Появились! – рассерженно тряхнула головой Татьяна. – Из-за вас, Владимир Николаевич! Моя семья опасается вас!
– Меня? – рассмеялся Владимир. – Помилуйте, почему?
– Что вы делали этой ночью? – неожиданно ответила вопросом на вопрос девушка.
– Спал с дороги, конечно, – не моргнув глазом соврал Корсаков.
– А почему тогда бабушка сказала отцу, что видела вас ночью у мельницы?
Владимир похолодел. Мария Васильевна не должна – нет, не могла видеть его той ночью! Значит, ей кто-то сказал. Но кто? Старик или волк?
– Чепуха какая. – Корсаков рассмеялся, но смех вышел наигранным. – Этого не может быть. К тому же что ваша бабушка делала ночью у мельницы?
– Заговаривала лес, – ответила Татьяна.
– Что?! – Дмитрий и Владимир спросили практически в унисон.
– Заговаривала лес! – повторила Татьяна. – Я же говорила, моя семья не такая, как ваши! Мне надо бежать, но я должна сказать – отец и бабка опасаются вас. Я постараюсь успокоить их, но… Я не знаю, что они могут задумать. Поэтому прошу, Дима, – она повернулась к Теплову. – Береги себя!
Она бегло поцеловала его в щеку и выпорхнула из комнаты, оставив мужчин одних.
До вечерней службы состоялось еще одно событие, подкинувшее Корсакову пищу для размышлений. Около двух часов пополудни в усадьбу явился староста Алексей в компании всегдашнего старичка. Дюжий мужичина вел себя совсем иначе по сравнению со вчерашним вечером, когда глаза его метали громы и молнии. Алексей выглядел покорным и безмерно благодарным. Казалось, он вот-вот упадет перед хозяином дома на колени.
– Выжил? – спросил его Маевский.
– Выжил, Андрей Константинович, вашими молитвами и заботами, выжил! Спасли кузнецового ребятенка!
– Добро, – кивнул Маевский. – Пошли со мной, поговорить надо.
Они удалились, оставив в одиночестве старичка-одуванчика. Тот, кажется, не возражал. Напротив, он с видимым интересом огляделся – и безошибочно увидел Корсакова, который наблюдал за разговором барина и старосты, скрываясь в тенях на втором этаже. Старичок довольно осклабился и засеменил к Владимиру. Тот почел за лучшее не суетиться.
– Знаток знатка всегда увидит, а, барин? – поприветствовал Корсакова дед.
– Кто? – не понял Владимир.
– Знаток! – пояснил старик. – Тот, кто с нечистой силой знается.
– Я не… – начал было Корсаков.
– Да не тушуйся ты, барин. Зря, что ли, ты ночью по деревне лазал да за хозяином подсматривал, а? – Старик весело подмигнул: – Не боись, вашество, Кузьма не выдаст!
– Кузьма?
– Имя у меня такое, – с достоинством кивнул старик. – Кузьма Силыч, значится. Староста бывший.
– Очень приятно, а я…
– А мне твое имя без надобности, барин, уж извиняй. Вот помощь твоя – нужна. Как и тебе моя ой как пригодится. Пойдем-ка, переговорим.
Он воровато огляделся, извлек из кармана ключ, открыл им ближайшую дверь и шмыгнул внутрь, поманив за собой Корсакова. Они оказались в темной пыльной комнате, скудно обставленной обернутой в чехлы мебелью.
– Кузьма Силыч, а откуда у тебя ключи к дверям барского дома? – полюбопытствовал Корсаков.
– Как откуда? Слуги тутошние, как мыслишь, откуда берутся? Из деревни. А деревенские, они меня слушают. Скажу – так и ключики добудут…
Старик тихонько притворил за собой дверь, предварительно окинув взглядом коридор, а затем обернулся к Корсакову: