Это был его любимый способ обучения – найти проблему и дать Петру с Владимиром возможность самостоятельно строить и защищать свои догадки. Отец выслушивал их, а затем спокойно, без ехидства или грубости, указывал на фактические ошибки и изъяны в логике. Этим он, с одной стороны, побуждал детей мыслить самостоятельно, а с другой – не давал им слишком увязнуть в своих заблуждениях.
Детей в роде Корсаковых начинали обучать фамильному делу рано, но исподволь. До своего тринадцатилетия ни Петр, ни Владимир не знали о существовании сверхъестественных сил и иных миров. Зато, благодаря рассказам родителей, превосходно разбирались в мифах и легендах большинства народов мира. Их можно было разбудить посреди ночи и спросить: «Чем отличается русалка от кикиморы?» или «Как обмануть лешего?». По мере взросления к сказкам добавлялись и языки, в том числе древние и мертвые. Петр и Владимир без устали зарисовывали египетские иероглифы и каббалистическую символику. Мальчишки воспринимали эти истории и загадки как увлекательную игру. И только после своего тринадцатого дня рождения и знакомства с семейным архивом понимали, как много знаний вложили в них наставники.
Николай Васильевич, как и его предки, был убежден, что народные предания и религиозные обряды – это своего рода отчеты о встреченных предыдущими поколениями сверхъестественных угрозах. Другое дело, что понять и изучить эти явления у них не хватало научных основ, а потому истории принимали нарочито простые и назидательные формы. Но если раз за разом люди со всех концов света утверждали, что соль отпугивает нечистую силу, а зеркала могут становиться воротами в иные миры, – списывать такие истории со счетов было нельзя.
И вот, отправляясь на расследования вместе с отцом сначала Петр, а затем и Владимир внезапно выясняли, что заученные с детства сказки могут подсказать способ борьбы со встреченной тварью, а рисунки, которыми они заполняли десятки и десятки альбомов, в нужной комбинации защитят от злых духов. По мере их взросления раскрывались и разные подходы, которые братья использовали для решения поставленных задач. Петр, с его феноменальной памятью, начал больше полагаться на интуицию. Иногда он сам не мог объяснить, к примеру, что заставило его обратить внимание на потухший очаг и найти под углями проклятую звериную кость. Владимир пытался следовать его примеру, но был куда менее уверен в своих способностях, а потому, прежде чем озвучивать свои версии, медлил, думал, а при возможности старался проконсультироваться с записями. Зато, уверившись в правоте своих выводов, отстаивал их до хрипоты, даже когда отец или старший брат указывали на его ошибки. Поэтому Николай Васильевич медлил, не желая отпускать его в свободное плавание. И если Петр уже вел самостоятельные расследования, то Владимиру дозволялось работать только в паре с отцом или старшим братом.
Сейчас Корсаковы находились в своей комнате – мансарде старого дома с видом на долину. Гостеприимный хозяин жилища был искренне рад принимать у себя русских, пусть не офицеров, но явно имеющих отношение к армии. Их регулярные разъезды, иногда посреди ночи, лишь добавляли веса в глазах болгарина.
Вдоль стен расположились три походных лежака и одна древняя кровать, в ногах каждого ложа стоял увесистый вещевой сундук. В углу дышала жаром разожженная печка, отгоняющая стылый холод, тщащийся пролезть в окно, открытое всем горным ветрам. Стены украшали теплые ворсистые ковры. Более чем комфортное место, особенно по сравнению с теми условиями, в которых вынуждены были зимовать солдаты на Шипкинском перевале. Посреди комнаты Корсаковы установили походный стол. На нем, будто скатерть, расстелили подробную топографическую карту, покрытую чернильными пометками. Самые свежие надписи отмечали селения, в которых оставил свой кровавый след убийца.
– А не торопишь ли ты события? Вы даже не видели места преступлений, только беглые описания, сделанные неподготовленными вояками. Выводы делать еще… – начал было Михаил, но Петр уже с энтузиазмом ответил:
– Думаю, это тварь, а не дух!
– Интересно, – кивнул отец и посмотрел на Владимира: – А ты что скажешь? Почему твой брат так считает?
Корсаков не торопился с ответом. Он еще раз внимательно поглядел на карту, расстеленную на столе, на Петра, отца, дядю, задумался – и наконец отрапортовал:
– Думаю, дело в географии. Дух, сирень – бесплотная сущность, обычно питается от места силы, там, где он проник сквозь трещину в границе, отделяющей наш мир от иных. За очень редкими исключениями он не в состоянии перемещаться на дальние расстояния. Здесь же места убийств отделены друг от друга десятками верст. К тому же жертвы имеют раны, оставленные существом из плоти и крови. А это уже очень похоже на тварь.
– Неплохо, – улыбнулся Николай Васильевич. – Факты в нашем распоряжении действительно могут указывать на то, что вы оба правы. Умение строить разумные догадки и заранее оценивать характер противника очень пригодится вам, когда придет пора охотиться самостоятельно. Не морщись, Петр, ты сам еще только начинаешь. Поэтому помни: Михаил тоже прав. – Отец указал на брата. – Выводы строить пока рано. Мы не видели тел. Еще не осмотрели места, где произошли убийства. Не опросили непосредственных свидетелей. И кстати, задумывались ли вы о том, какую конкретно тварь подозреваете?
– Здешний народ верит в волколаков[86]… – начал Владимир, но Петр его прервал:
– Нет, волколаки, по легендам и записям в архиве, кровопийцы. А если верить описаниям, которые есть у нас, то кровь там лилась во все стороны. Слишком расточительно для твари, которая ею питается.
Владимир пристыженно замолчал.
– Отсюда мы точно можем строить какие угодно гипотезы, – пришел ему на выручку Михаил. – Нужно следовать за этим таинственным убийцей. Судя по местам и датам убийств, он движется с запада на восток, от гор по нашим тылам. Обжитых мест перед ним немного. Значит, есть шанс предугадать, где он нанесет следующий удар.
– Выступаем засветло, – подвел итог отец. – Петр, Владимир, задание вам двоим: еще раз изучить все свидетельства, что у нас сейчас есть. Запомните каждую деталь – и будьте готовы соотнести ее с тем, что увидите непосредственно на месте убийств. Далее: соберите оружие и походные рюкзаки, из расчета на неделю зимних переходов. Утром проверю и оценю, насколько правильно вы подготовились.
– А мне что прикажешь? – усмехнулся Михаил.
– Ничего, – хлопнул его по плечу Николай. – Ты остаешься в лагере.
– Что? – удивленно уставился на него младший брат.
– Согласись, глупо отправляться всем вместе на охоту за одной тварью, – пояснил Николай Васильевич. – Ребятам нужна практика, но одних их отправлять слишком рано. При этом бросать лагерь без присмотра тоже опасно. Кто-то должен остаться на случай, если эти убийства призваны всего лишь отвлечь нас от чего-то действительно важного. И уж прости, но в горы эти два балбеса пойдут только под моим присмотром. А значит, твое место – здесь. И до нашего возвращения – никаких рейдов на турецкую территорию. А то, думаешь, я не знаю о твоих похождениях? Не хватало мне еще брата от шальной османской пули потерять. Или того хуже – от своего же дурного часового, который пальнет, не разбираясь!
– Как скажешь, – вынужден был согласиться Михаил. Он действительно, утратив всегдашнюю осторожность, позволял себе исчезать по ночам и рыскать за линией фронта в поисках достойного противника. И не важно, в сабельном ли бою или делах оккультных.
Сборы прошли быстро. Улучив момент, когда Николай Васильевич вышел поговорить с хозяином дома, Михаил сам провел ревизию походных мешков братьев и, отвесив обоим шутливые подзатыльники, доходчиво объяснил, что стоит оставить, а что, наоборот, взять с собой. Поэтому утром у их отца не нашлось ни одного повода придраться к подготовке сыновей. Николай бросил подозрительный взгляд на их дядю, но тот с невинным видом пожелал им удачи и объявил, что планирует подремать еще часик. Владимир в этот момент страшно ему завидовал – ночь перед походом для него выдалась бессонной. Он ворочался на походном лежаке, тер слипающиеся глаза, но никак не мог заснуть. Мысли путались – заученные подробности жутких убийств сменялись не менее мрачными ожиданиями от предстоящей охоты. Утро младший из Корсаковых встретил абсолютно разбитым. Предрассветная темень и пронизывающий ледяной ветер, встретившие его на улице, настроения не улучшили.
Обещанный эскорт ждал их на южном выезде из города. Четверо казаков в обязательных папахах с перекинутыми через плечо трофейными самозарядными штуцерами смерили прибывших оценивающими взглядами, но промолчали. Выглядели они на удивление похожими: кряжистые, усатые, с обветренными лицами и морщинками, залегшими в уголках глаз. Рядом с казаками паслись семеро коней, уже оседланных.
– Кто старший? – спросил Николай Васильевич. Вперед выступил седеющий казак с короткими волосами и усами, плавно переходящими в бакенбарды.
– Я, вашбродь. Урядник Белов, – представился командир.
– Знаешь, зачем нас посылают?
– А то ж, вашбродь. Супостата изловить, что болгар стращает. Я ить, если дозволите сказать, ужо охотился за этим страхолюдом, да не поймал…
– А что так? Следов не оставляет?
– Э нет, вашбродь. Оставляет. Сколько угодно оставляет. Да токмо следы те то теряются, то меняются.
– Как это, «меняются»? – заинтересовался Николай Васильевич.
– А так. Идешь по следу, значит, сапог. Мужицких, значит. Он приводит к дому, где тать тот похозяйничал. А выходят оттудова уже совсем другие следы. Маленькие. Не то женские, не то дитячьи.
– Вот оно что… – задумчиво покивал старший Корсаков и повернулся к сыновьям: – Запомнили?
Ответа он ждать не стал – и так было ясно, что любые новые сведения о твари, на которую они открывают охоту, будут на вес золота и не пройдут незамеченными мимо братьев.
– Смотри, Белов, – извлек тем временем из-за пазухи свернутую карту Николай Васильевич. – Мы вчера попытались понять, как этот ваш тать двигается, и вот что получилось. Видишь?