Все столкновение заняло не больше пары секунд. С улицы слышались свистки спешащих на подмогу агентов, в углу пошевелился оглушенный напором незнакомца Кудряшов. На мгновение Корсаков задумался: остаться с околоточным или все же постараться догнать убегающего подозреваемого. «Орлы о нем позаботятся», – тотчас же решил Владимир и сиганул в окно, следом за здоровяком.
Тот несся вниз по холму, не разбирая дороги, без видимой натуги сшибая заборы. В какой-то момент на его пути встала чья-то хлипкая хибара. Гигант просто снес часть стены, словно разогнавшийся паровоз, пропахал единственную комнату и с тем же жутким треском проделал себе непредусмотренный народным зодчим выход. Корсаков, достав-таки револьвер из кармана, спешил следом, стараясь не споткнуться об обломки разметанных здоровяком препятствий и не поскользнуться на траве. Самого беглеца Владимир потерял из виду, но видеть его и не требовалось. Достаточно следовать по проложенной им тропе.
Остановился он лишь у подножия холма, где след разрушений, похожий на последствия урагана, кончался. Последний забор, остававшийся на пути гиганта, стоял нетронутым. Корсаков понял, что беглец сменил направление и заозирался, но слишком поздно. Мощный удар выбил револьвер у него из рук, а следом слева налетел и сам гигант. Как и в случае с Кудряшовым, здоровяку не составило никакого труда поднять Владимира одной рукой и прижать его к растущему на склоне дубу.
А дальше случилось странное.
Из-под кустистых бровей на Корсакова взглянули на удивление умные и внимательные глаза. Гигант чуть склонил голову, сосредоточенно разглядывая добычу. Он поднял левую руку и сунул ладонь в лицо Владимиру. На ней не хватало двух пальцев, мизинца и указательного. Рука была частично перебинтована окровавленным платком. Но не это привлекло внимание Корсакова. На ладони – по крайней мере на той части, что выглядывала из-под платка – безошибочно угадывалась татуировка с восьмиконечной печатью Соломона. Гигант тем временем вглядывался в лицо Владимира, пытаясь увидеть, изменится ли оно при виде символа. Печать на мгновение полыхнула пурпурным огнем, заставив нечто неуютно содрогнуться глубоко внутри Корсакова. Но свет быстро погас, и неприятное чувство покинуло его.
Где-то за забором залаяла собака. Здоровяк с настороженным фырканьем обернулся на звук. Со склона уже слышалась перекличка спешащих на помощь агентов. Гигант вновь взглянул на Корсакова – и разжал хватку. Затем развернулся, сокрушил последний забор и рванул прочь. Как показалось Владимиру, следом за ним увязался огромный лохматый волкодав, который, видимо, и лаял за забором. Во двор меж тем вбежали запыхавшиеся агенты и сильно помятый Кудряшов.
– Цел? – отрывисто спросил околоточный. Получив в ответ кивок, сразу же спросил снова: – Утек?
Корсаков неопределенно махнул рукой в сторону пролома в заборе.
– Сыскать! – рявкнул Федор. Агенты молча бросились в погоню.
– Не возьмут, – критически заметил Владимир, вставая с земли и отряхиваясь.
– Попытка не пытка! – отрезал Кудряшов. Заметив что-то в траве, он нагнулся и поднял огромный револьвер. – Твой? Разрешение на ношение покажешь?[92]
– Придется снова прокатиться до нашей усадьбы, – покачал головой Корсаков, уловив иронию в словах околоточного.
– Успеется. – Федор протянул ему оружие рукоятью вперед. – Хорошо среагировал! Бахнул так, что он деру дал. Спасибо! А то быть бы мне растерзанным, как тот бедолага из переулка…
– Не уверен, – отозвался Владимир. – Наш беглец однозначно был на месте убийства, но что-то не сходится. Вернемся в его жилище, нужно кое-что проверить.
Пока они карабкались вверх по холму, перешагивая валяющиеся на земле доски и осколки стекла, Корсаков рассказал околоточному о двух отсутствующих пальцах на руке у беглеца.
– А чему тогда не сходиться?! – опешил Кудряшов. – Это ж, считай, железная улика!
– Погоди, – как-то незаметно Владимир с сыщиком перешли на «ты».
Оказавшись вновь в жилище беглеца, Корсаков первым делом подошел к столу, нацепил очки для чтения и принялся изучать лежащие на нем книги и бумаги. Видение не заставило себя ждать.
Трепещущийся свет свечей. Он сидит в комнатушке, с шипением нанося лечебную мазь на уродливые обрубки двух пальцев на левой руке. На столе – раскрытые книги. «Почему усе не сработало?! – думает он. – Отчего мне не хватило сил?» Закончив с раной, он судорожно листает книги и бумаги на столе. «Где ты? – шепчет он себе под нос. – Где же ты?!»
Вернул его к реальности Федор, вставший рядом, внимательно глядя ему через плечо. Внезапно околоточного что-то привлекло. Он смахнул бумаги со стола и присвистнул:
– Гляди-ка, кажется, я еще одно дело раскрыл! – Околоточный постучал кулаком по лежащей на столе карте города. – Пару дней назад был взлом в губернском архиве. Говорили, что ничего не пропало, но, сдается мне, эта карта оттуда, и никто просто не заметил ее исчезновения. Мало того что душегуб, так еще и взломщик!
– Не уверен, что он душегуб, – заявил Владимир и протянул Кудряшову одну из найденных книг. Тот с подозрением изучил ее на раскрытой странице.
– Бесовство какое-то! Символы непонятные! Он чего, безбожник, дьяволопоклонник наш беглец, что ли? – брезгливо спросил Федор.
– Напротив! Это ключи Соломона, – пояснил Корсаков. – Это не символы, необходимые для… Как бы тебе объяснить… Якшанья с нечистой силой. Наоборот – это защитные чары. И все остальные книги говорят о том, как спасаться от заклятий и одержимости, а не насылать их.
– Владимир Николаевич, не пугай меня, а? – подозрительно посмотрел на него околоточный. – Ты во все это веришь, что ли?
– Важно сейчас не это, а то, что владелец таких книг вряд ли стал бы совершать жуткие убийства… – начал было Корсаков, но Федор оборвал его, грохнув на стол карту:
– Так может, у него и спросим?
Он указал на две пометки, сделанные неумелой рукой. Одна указывала на Покровскую гору, где стоял дом Баранова. Вторая нашлась в северной части города.
– А там что? – спросил Владимир.
– Акционерный пивоваренный завод, – ответил Кудряшов и раздраженно продолжил: – А знаешь, кто рядом с ним живет? Авдотья Макеева! Девка, что убийство засвидетельствовала. Прокатимся-ка мы к ней, пока твой книгочей не заявился… Защищать ее от нечистой силы…
Болгария, ноябрь 1877 года
Ко второму дню Владимир наконец-то осознал, что казаки не просто сопровождают их. Белов, очевидно, пришел к выводу, что Николай Васильевич достоин доверия и может сам о себе позаботиться, а вот его сыновьям для такого похода опыта явно недостает. Поэтому к нему с Петром приставили соглядатаев – два казака из отряда урядника постоянно находились рядом, помогали, наставляли, давали команды, когда остановиться, когда спешиться, куда смотреть.
Владимиру достался парень, которого другие звали просто Чиж. На вид он был старше Корсакова на два-три года. Чернявый, разбитной, безусый – он сам казался куда горячее и импульсивнее своих соратников. Неудивительно, что они с Владимиром поладили.
Чиж считался в отряде лучшим стрелком. Особенно впечатлило Владимира его умение обращаться с коротким карабином: оружие обычно болталось у казака за спиной, но по команде Белова тот в одно мгновение, крутанув ремень, перекидывал его вперед и вскидывал, готовый стрелять, хоть с одной руки, хоть с двух.
– Научишь? – спросил его Корсаков-младший.
– Тут главное не учеба, а свычай[93], – гордо ответил Чиж. – Показать – покажу, но покуда сам не затвердишь – пользы не будет.
– Это понятно, – закивал Корсаков. – С саблей та же история. А фехтуешь ты так же ловко?
– Не, – скривился казак, сделал паузу – а потом лукаво добавил: – Рублю здорово. А вот фехтовать не умею, уж извини.
– А это разве не одно и то же? – усмехнулся Владимир.
– Нет, конечно! – расхохотался Чиж. – Видал я в лагере, как их благородия, значит, разминаются. Нет, красиво машут, спору нет. Да только не видал я ни разу, чтобы в бою энти все художества пригодились. С горцами разве что схватиться, да и то – они с детства обучены до крови рубиться, с ними, считай, верная смерть на шашках выходить. Нет, у нас сшибка простая – два-три удара и все, либо ты врага, либо он тебя.
– Выходит, на саблях я бы тебя победил, – довольно заявил Владимир.
– Коль я по-вашему бы махал – то верно, победил, – согласился Чиж. – Да только, дерись мы взаправду, у меня б с тобой разговор короткий был. Влетел поближе, ручку твою, барскую, зажал – да по зубам двинул. А сверху своей шашечкой… Поди, не ожидал бы ты такого, а?
Владимир был вынужден признать, что нет – не ожидал бы.
Путь до Конака выдался куда сложнее, чем представлялось. Дорога, на карте выглядевшая прямой, оказалась крутым серпантином, упрямо ползущим вверх по скалам. Местами тракт становился до того разбитым, что приходилось спешиваться и вести коней под уздцы. Не меньше проблем доставляла погода. Свирепые ветра грозили сдуть группку путешественников вниз на острые камни, бросая в лицо колючий снег. Хорошо только, что настоящие снегопады еще не начались – они сделали бы дорогу и вовсе непроходимой. В результате путешествие заняло почти семь часов.
Конак оказался куда беднее Зорницы. Десяток домов, ни церкви, ни корчмы. Люди здесь жили суровые, забравшиеся так высоко в горы с одной-единственной целью – чтобы их оставили в покое. Ради этого они готовы были жить впроголодь, пасти немногочисленный скот на скудных скалистых лужках да запасаться немудреной едой на зиму. Вымрет такая деревенька – и не заметит никто. С одной стороны – для караконджула идеальная цель. С другой – и подкрасться сюда незамеченным было очень сложно.
Деревенские приняли гостей настороженно и без радушия, свойственного другим болгарским городам и селам. Складывалось ощущение, что им вообще все равно, кто пожаловал – русские освободители или османские угнетатели. Взять с жителей Конака все равно было нечего. Но когда Корсаков-старший объяснил, что на хозяйские харчи отряд не претендует, просит лишь разместить в домах для обогрева, да еще и прибыл для того, чтобы защитить деревенских от караконджула, отношение слегка переменилось. Имя мифического чудовища произвело неизгладимое впечатление. А может, просто даже сюда докатились слухи о страшном звере, что рыскает от деревни к деревне и ищет себе жертву.