avec moi[96]. Белов, остаешься на посту.
– Есть, – неохотно отозвался казак. Троица охотников же начала спуск по каменистой, поросшей дикой травой, дороге.
– Я вынужден отчасти согласиться с Беловым, – вполголоса, так, чтобы не слышал турок, сказал отцу Владимир. – Насколько мы можем доверять… – Он замялся, не желая называть имя Юсуфа. – Доверять нашему новому другу?
– Он нам не друг, – также тихо ответил Николай Васильевич. – Но я знаю его. Точнее, наслышан. Этот господин – человек чести. Один из лучших оккультистов на службе Высокой Порты[97]. Из старого рода, в чем-то очень похожего на наш. Помнишь те амулеты с проклятиями, замаскированные под медальоны или другие ценности, что мы иногда находили на пути армии? Это дело его рук в том числе. Когда мы покончим с охотой, он вновь станет нашим врагом. Но про убийство сына паши он говорил чистую правду. На время наших поисков мы условились о перемирии. Вернее, поклялись на крови. Тем более что знающих людей вроде нас с ним и так очень мало. Не хватало еще убивать друг друга из-за войн, развязанных политиками. Возвращаясь к твоему вопросу – да, ему вполне можно доверять. Если он решит нас предать и нарушит клятву… Что ж, долго после этого он не проживет.
– C’est tres impoli, vous voyez, – как бы между делом заметил Юсуф. – Vous parlez de moi. Je connais pas votre langue, mais c’est evident[98].
– Mais seulement les bonnes choses, efendi[99], – заверил его Корсаков-старший. Турок лишь усмехнулся и не стал развивать тему.
Страшная находка ждала их в полуверсте от деревни, там, где тракт делал крутой поворот вокруг утеса. Вновь, как и в Зорнице, сцена шокировала своей жестокостью – кровь и разорванные клочки частей тела оставили посреди дороги картину, напоминающую мерзкий красный цветок.
– Это он? Семак? – нервно спросил Владимир.
– Сложно сказать, – признал отец, разглядывая место трагедии. – Одежды не осталось, оружия не видно. Иначе не определишь. Но почему здесь?
– Его почерк вновь изменился, не так ли? – сказал по-французски Юсуф-бей. – Раньше он убивал прямо в деревне и исчезал, оставив жертв у всех на виду. А здесь он попытался спрятать место преступления.
– Он нас учуял, – уверенно ответил Николай Васильевич. – Понял, что мы в деревне, и поостерегся идти в открытую. Чего я не понимаю, так это как ему удалось утащить сюда казака? Это же не обыкновенный крестьянин, который ничего не заподозрит, а опытный солдат на посту. Убийца оглушил его и незаметно утащил? Или приманил, гипнозом например?
– Значит, вы тоже столкнулись с ним впервые, – огорченно констатировал осман. – Его жестокость и повадки не похожи ни на одну из тварей, с которыми я имел дело ранее. И в записях моих предшественников о подобном не говорилось. Он похож разве что на совсем уж мифических существ, о которых упоминали верования предков.
– Дэвы, – вспомнил науку отца Владимир. – Так у вас их называют? Или караконджул, как его прозвали болгары.
– Юный эфенди прав, – подтвердил Юсуф. – Жаль, старинные тексты не подсказывают, как с ним бороться.
– Ну, почему же, – мрачно усмехнулся Николай Васильевич. – Царь Ксеркс, кажется, победил дэвов, разрушив храм сектантов, что им поклонялись.
– А, конечно! Великий шахиншах![100] – иронично покосился на него турок. – «Потом, по воле бога своего, я разрушил этот храм дэвов и провозгласил: «Дэвов не почитай!» Не уверен, правда, что здесь поблизости найдется их святилище, где мы можем объявить, что дэвов больше почитать нельзя.
– В таком случае будем охотиться по старинке, – пожал плечами Корсаков. – Выследить и уничтожить. Поможете с ритуалом?
– Почту за честь, – слегка поклонился Юсуф.
Белов стоически воспринял весть о том, что убитый на дороге человек мог оказаться его казаком, лишь уточнил, удастся ли его похоронить, а когда узнал, что придавать земле, по сути, нечего, лишь перекрестился. Юсуфа он старательно не замечал, лишь один раз бросив на турка взгляд, полный злобы. Владимир был уверен, что от отца это не укрылось, но тот предпочел помолчать.
– Ни у кого нет подзорной трубы? – вместо приветствия спросил Петр, когда Николай Васильевич и Владимир подошли проведать его. На посту он расположился с непринужденной грацией большого кота – внешне ленивого, но готового к прыжку в любой момент. Сейчас он задумчиво созерцал скалы над деревней, уходящие в туманную хмарь.
– Что ты видел? – мгновенно спросил Корсаков-старший.
– Такое чувство, что за нами следят, – все с тем же беззаботным видом ответил Петр, однако по голосу было понятно, насколько он напряжен. – Из деревни в эту сторону сегодня никто не ходил и скот не гонял, но я несколько раз замечал движение за камнями. Наверху, справа. У одинокого дерева.
Николай Васильевич извлек из сумки подзорную трубу и направил ее в сторону скал. Сделано это было крайне неторопливо, будто отец просто решил еще разок оглядеться на местности. В нужную сторону он направил объектив далеко не сразу, а затем сразу продолжил осмотр. Закончив, Корсаков-старший сложил трубу и убрал ее обратно в чехол.
– Ты прав, – с невинным видом заявил он. – Похоже, там прячется человек. Или что-то на него походящее. Место выбрано отлично – деревня видна как на ладони. Незаметно не подобраться.
– А если ночью? – предложил Петр.
– Нет, ночь – это его время, – не согласился Владимир. – Соваться туда в темноте все равно что смерти искать.
– Мне кажется или моему братцу страшно? – подначил его Петр.
– Нет, у твоего братца просто есть голова на плечах, – парировал младший.
– А ну-ка хватит, – оборвал их отец. – Володя прав. Если там прячется наша тварь, то ночь вряд ли доставляет ей хотя бы малейшие неудобства. Думаю, она и рассчитывает на то, что мы попытаемся подкрасться к ней в темноте. А вот решительного броска в погоню прямо сейчас убийца вряд ли ждет. Надо застать его врасплох, заставить нервничать и ошибаться. Значит, так, мы с Володей сейчас делаем вид, что просто возвращаемся в деревню. Там собираем казаков, седлаем коней и скачем вверх, пока это возможно. Дальше на своих двоих. Тебя подберем по дороге.
– Отлично, – ухмыльнулся Петр. – Я пока всем видом буду показывать, что никуда не тороплюсь.
– Вряд ли тебе придется прилагать для этого какие-то усилия, – съехидничал Владимир.
– Нет, конечно, это врожденный талант, – ответил старший брат и вновь принялся любоваться горами, пробормотав себе под нос: – Давно пора показать этой мерзости, кто здесь на самом деле добыча, а кто охотник…
Смоленск, июнь 1881 года
– Нет, мы, конечно, оказывались с тобой в крайне оригинальных местах, но в тюрьме, насколько я помню, ты очутился впервые!
Петр расслабленно прислонился к стене и брезгливо обвел глазами камеру, куда они угодили. Корсакову, можно сказать, оказали честь – определили в нумер без соседей. Если так можно было назвать каменный мешок с покрытыми известью стенами, нарами вдоль стены, ведром для туалета и маленьким окошком под потолком. С другой стороны, обнаружив Владимира рядом с трупом околоточного, его могли и просто убить на месте. По меньшей мере один городовой даже порывался это сделать. Для того чтобы отвлечься от насмешек собственного разума, в очередной раз принявшего вид покойного брата, Корсаков еще раз прокрутил в голове события прошлой ночи.
Владимир с Христофором Севастьяновичем вернулись обратно в дом Авдотьи. Корсаков понимал, что надежды тщетны, но все равно решил проверить Федора. Околоточный был мертв – мертвее не бывает. Еще одна смерть, которую Владимиру не удалось предотвратить. Горегляд тем временем заглянул в соседнюю комнату. Корсаков подался было следом, но гигант быстро вышел обратно и преградил дверь.
– Не надо, хватит с вас… – с необычной для своих габаритов и басовитого голоса мягкостью сказал Христофор Севастьянович. Корсаков вспомнил про мужа и ребенка, которые якобы «спят» в соседней комнате, и нервно сглотнул. Гигант тем временем протянул ему простую флягу, покрытую подозрительного вида разводами.
– Нашел там, рядом с котлом, – пояснил он. – Сдается мне, что неспроста. Вы человек ученый, можа, определите, чаго у ей было?
Корсаков принял флягу, принюхался и скривился. Снова тот же запах, что и в доме Баранова.
– Рядом с котлом, говорите? – переспросил Владимир. – Я такой уже видел в предыдущем логове. Значит, караконджул варит себе какое-то зелье.
– Кто варит? – удивленно переспросил Христофор Севастьянович.
– Тварь эта, – пояснил Корсаков. – Я для себя ее так называю. Либо она, либо человек, что ее призвал. Но это долгая история. А вы, получается, Горегляд? Тот самый, из Витебска?
– Что, наслышаны? – смущенно уточнил гигант.
– Да, – кивнул Владимир. – Мой отец с вами виделся лет десять назад. Остался крайне высокого мнения.
– Я о нем, знаете, таксама, – кивнул Христофор Севастьянович.
– А что вас привело в Смоленск?
– Этот зверь и привел, – сурово ответил Горегляд. – Палюю за ним уже вторую неделю. Не ведаю, адкуль он взялся, але пронесся через Витебск, что твой ураган, оставив двух покойников. По меншай мере я думаю, что двух…
– Потому, что опознать то, что от них осталось, не удалось?
– Угу. А я в своих угодьях спуску не даю. Вот и пустился в погоню. Ен по дороге еще двоих людей порешил, так меня в Смоленск и привел. У меня на такие вещи вось, чуйка. – Он покрутил в воздухе искалеченной ладонью с соломоновой печатью. – Почти нагнал его после первой жертвы, пока он калякал нешта на стене, але вось, сами видите. Откусил мне тогда два пальца.
– Об этом я уже догадался, – кивнул Корсаков. – Но что же произошло дальше?