«Начальство пожаловало», – безошибочно определил Владимир.
– Господин Корсаков? – осведомился вошедший. – Иванов, здешний распорядитель, так сказать. Хотел увидеть лично и принести извинения за те неудобства, что вы, должно быть, испытали в наших стенах. Вы свободны.
– Как, уже? – опешил Корсаков. Он действительно не ожидал такой оперативности. – Ходатайство губернатора?
– Самого Льва Павловича?[103] – удивился Иванов. – Нет, боюсь, что об этом мне ничего не известно. После вашего ареста была направлена телеграмма в Министерство внутренних дел, в столицу. И на нее удивительно быстро воспоследовал ответ на имя полицмейстера, в котором недвусмысленным тоном приказывалось прекратить дело против вас, так как вы являетесь сотрудником жандармского и не можете быть причастны к убийству Кудряшова.
«Полковник», – подумал Корсаков.
– Вам надлежит встретиться с коллегой из Петербурга завтра в полдень в Лопатинском саду, – закончил Иванов.
– И все? Так просто? – не удержался и задал глупый вопрос Владимир.
– Ну да… – замялся начальник тюрьмы. – И помимо этого… Понимаете, ночью произошло еще одно событие, к которому вы не могли иметь отношения, ведь вы уже, простите, гостили у нас. И… Не знаю, как сказать, право… Примите мои соболезнования.
Корсаков почувствовал, как его сердце сжали ледяные тиски.
Фехтовальный зал абсолютно не походил на комнату, в которой менее суток назад Владимир и Михаил сошлись в дружеской дуэли. Пол и стены были залиты кровью. На недавно блестевшем чистотой паркете лежала одинокая сабля да угадывались неровно начертанные царапинами защитные фигуры, которые дядя начал рисовать, но его прервали.
Владимир застыл на пороге, не в силах оторвать взгляд от жуткой картины, открывшейся ему. Кошмарные сны, терзавшие его который месяц, оказались вещими. Он действительно принес смерть в родной дом.
– Никто ничего не трогал, – подал голос Жорж, застывший за спиной. – Я не позволил. Возможно, вам удастся восстановить картину произошедшего?
– Она и без того ясна, – глухо отозвался Владимир. – Он отпустил слуг. Ждал меня. Караконджул проник в дом. Дядя попытался оказать ему сопротивление, но тщетно…
– Если выводы, которые вы сделали из рассказа Горегляда, верны, то нам стоит рассматривать вероятность, что…
– Что эта тварь теперь разгуливает под личиной дяди Михаила? – осведомился Корсаков. – Вряд ли. Смотри.
Он указал тростью на блеснувший в свете солнца предмет рядом с саблей. Это оказался амулет с пятиконечной звездой – точно такой же, что лежал в кармашке жилетки самого Владимира. Старинный оберег, защищающий своего владельца от одержимости.
– Вселиться в него караконджул не смог бы, а живым дядя бы ни за что не сдался. – Голос подвел, дрогнул, но Корсаков все же продолжил: – Нет, от этого унижения дядя избавлен…
– Grace a Dieu[104], — тихо произнес Верне.
– Хотя бы за это…
Корсаков развернулся и торопливо вышел из зала. Камердинер последовал за ним.
– Куда вы?
– В кабинет, – на ходу бросил Владимир. – Дядя намеревался составить небольшой список. Нужно понять, успел он это сделать или нет.
Кабинет Михаила Васильевича, увешанный охотничьими трофеями и парой обязательных сабель, находился в полном порядке. Похоже, убив дядю, караконджул не стал тратить время на осмотр особняка и сразу же его покинул. Корсаков бегло пробежался глазами по поверхности рабочего стола и без труда нашел адресованный ему лист бумаги. На нем аккуратным почерком Михаил вывел всего пять имен. Все они были Владимиру известны. Один книготорговец, специализирующийся на оккультной литературе. Коллекционер, собравший дома значительную коллекцию довольно жутковатых артефактов (что при этом абсолютно не мешало ему играть на публике респектабельнейшую роль предводителя дворянства). 90-летняя старуха-ведунья из расположенной рядом с городом деревни, к которой девки бегали гадать да избавляться от нежеланных детей. Ушедший в отставку востоковед из Московского университета.
И пятая фамилия. Без инициалов. Подчеркнутая. Перечеркнутая. Вновь обведенная. Отмеченная вопросительным знаком.
– Что-нибудь полезное, jeune maître? – поинтересовался оставшийся у входа в кабинет Жорж.
– Что? – встрепенулся Владимир. – О, прости, задумался… Нет, увы, ничего, что помогло бы понять, куда двигаться дальше.
– Жаль. Я надеялся, что Михаил Васильевич оставил нам какой-то намек или подсказку.
– Да, я тоже, – согласился Владимир. – Уедем отсюда, Жорж. Я не хочу тут оставаться…
– Домой, в усадьбу? – уточнил камердинер.
– Да, готовь коляску, я сейчас.
Жорж кивнул и вышел из кабинета. Владимир еще раз посмотрел на листок, оставленный дядей, и перечитал последнюю строку. Сомнений быть не могло. Фамилия, что вызвала у Михаила такие раздумья, горела в центре листа. Всего пять таких знакомых букв.
«Верне».
Болгария, ноябрь 1877 года
Кони сорвались в галоп, вылетев на замерзший луг за деревней, и устремились вверх, к скалам. Корсаков понимал, что скачут они на бой со смертельно опасным и непонятным до конца противником – и все равно не смог сдержать чувство первобытного восторга. Ветер свистел в ушах, заставлял слезиться глаза и норовил пробраться под шарф, намотанный на нижнюю часть лица, но все это было не важно. Важна была только гонка, охота и жажда свести счеты с таинственным убийцей. Он не знал, испытывает ли тварь страх, но очень надеялся, что вид семерых всадников, вырвавшихся из деревни навстречу ей, напугал существо и заставил его искать новое укрытие.
Впереди несся Белов с шашкой наголо. От него не отставал Чиж, заранее доставший из седельного чехла свой карабин. За ними плотной группой скакали Корсаковы и Юсуф-бей. Замыкал кавалькаду следопыт Овсеюк. Чиж меж тем вскинул ружье и трескуче выпалил в сторону камней у одиноко растущего дерева. Петр залихватски гикнул, пришпорил коня и тоже вырвался вперед.
Ветер и постоянно подпрыгивающее седло не давали Владимиру присмотреться, но ему все же почудилось какое-то шевеление у дерева. Судя по радостному братскому «Ага!», Петр тоже заметил движение.
– Бежит! – азартно подтвердил его догадку Белов.
Луг промчались за одно мгновение. Когда холм резко пошел вверх, коней пришлось придержать, а ближе к укрытию неизвестного наблюдателя вообще спешиться – пытаться въехать по такой крутизне и острым камням было бы самоубийством. Дерево окружили полукольцом. Корсаковы и казаки поднимались, ощетинившись ружьями и револьверами. Юсуфу оружия не доверили, однако турок невозмутимо карабкался вверх наравне со всем, держа в руках лишь четки-бусины.
Первыми через скалы перемахнули Белов и Николай Васильевич, шаря вокруг револьверами. Однако у дерева было пусто.
– Овсеюк! – кликнул урядник.
– Не обязательно. – Корсаков-старший указал стволом револьвера на землю. – Трава примята, в грязи и снегу следы. Здесь действительно кто-то был.
– Не просто следы, – поправил его следопыт, опустившись рядом на корточки. – Сапоги. Наши.
– Наши? – недоверчиво переспросил урядник. – Хочешь сказать, Семака?
– Быть не может! – разгоряченно воскликнул Чиж. – Это что же, тать мало того что застал его врасплох, так еще и сюда затащил? Мож, он это, еще и мимо тебя таким макаром просочился, слышь, Овсеюк?!
– Рот не разевай, малой еще! – огрызнулся Овсеюк. – Гутарю, что вижу. Сапоги нашенские. А уж кто в них разгуливает – того сказать не могу. А ведут они вон дотудова.
Он повел стволом в сторону узкой расщелины среди скал. Казаки и Корсаковы угрюмо переглянулись. Проход был узким, настолько, что идти пришлось бы цепочкой друг за другом. Идеальное место для засады, если удастся залезть наверх и рухнуть на них с какого-нибудь уступа.
– C’est une invitation, – тихо произнес Юсуф-бей. – Elie veut que nous allions par la.
– Чего там этот турок проквакал? – покосился на него Чиж.
– Говорит, это приглашение, оно зовет нас за собой, – перевел Владимир.
– Засада, стало быть, – констатировал Белов. Он повернулся к Николаю Васильевичу и выжидающе взглянул на него.
– А и рискнем. – Корсаков-старший излучал спокойствие и решимость.
– Ты уверен? – не удержался от вопроса Владимир, хотя обычно старался не перечить отцу, особенно при посторонних. – Может, стоит вернуться в деревню и ждать его там?
– Нет, сейчас не время отступать, братишка, – ответил за Николая Васильевича Петр. – Так мы либо упустим его и позволим продолжить убийства, либо он так и будет кружить вокруг деревни, пытаясь выцепить нас по одному.
– Именно, – кивнул отец. – Тварь одна, иначе бы не таилась. Своим броском мы согнали ее с насиженного места. Нам может не представиться второго такого шанса с ней покончить. Овсеюк идет первым, я за ним. Замыкает Петр. Владимир, вы с Юсуфом в центре колонны. Не спим, смотрим по сторонам и наверх поглядывать тоже не забываем.
Один за другим члены отряда втянулись в расселину, оставляя между собой достаточную дистанцию, дабы не стать легкой добычей и дать каждому нужное пространство для обороны в случае внезапного нападения. Владимир следовал в нескольких шагах от Юсуфа – он правильно понял намек отца не спускать глаз с турка. Несмотря на дружелюбие и защиту от казаков, Корсаков-старший все же не до конца доверял их временному союзнику. Османский оккультист, однако, вел себя подобающе ситуации – внешне оставался спокоен и собран, но при этом едва заметно нервничал, то и дело оглядываясь по сторонам. Владимир заметил, что Юсуф что-то бормочет себе под нос, перебирая четки.
Узкий тоннель в сердце гор давил на отважившихся вступить в него охотников. Каменные стены то слегка расступались, давая возможность выдохнуть, то, наоборот, зажимали людей в тиски, норовя зацепить острыми камнями одежду или оцарапать лицо. Каждый неловкий шаг или чиркнувшие по скале ножны отдавались эхом, создавая иллюзию, что кто-то следует за ними, дыша в спину. То и дело замогильно завывал ветер, влетающий в тоннель с дьявольским свистом, переходящим в тихое шипение.