– Деревня? Где?
Лика вытянула шею, пытаясь рассмотреть, на что указывают дети. Толя сделал несколько быстрых шагов в том направлении и облегченно рассмеялся:
– Это правда, там деревня! Самая настоящая!
Лика подошла к мужу, боясь поверить их удаче, которая, как это часто бывает, порадовала в тот момент, когда ты близок к отчаянию.
Лес стал реже и расступился, поначалу они не разглядели этого во мраке. Лика и Толя стояли на опушке, на невысоком холме, а прямо перед ними, в низине, лежала деревня. Небольшая, домов двадцать или меньше, живописная, как с картинки. Аккуратные дома, ровные заборы, фонари, две улочки крест-накрест, деревья и кусты в палисадниках. Окна многих домов гостеприимно светились, обещая путникам отдых, ужин, помощь.
– Наконец-то, – выдохнул Толя, и они с Ликой, взявшись за руки, стали спускаться с холма.
Дети тоже шли за ними, их маленькая процессия была все ближе к деревеньке. Теперь мальчики и девочки снова выглядели нормально, как самые обыкновенные ребятишки, разве что чересчур тихие и серьезные.
Толя принялся рассуждать о том, что нужно сделать, куда позвонить в первую очередь. По всей видимости, он уже совершенно успокоился и списал все увиденное ими на игру воображения, стресс, последствия аварии.
Но Лику все еще не отпускало. Тревога, конечно, отступила, когда она убедилась, что дети не солгали, деревня действительно существует, но все равно в происходящем было то, что не давало покоя.
Ведь дети изменились там, в лесу, ей не почудилось.
И одеты они не по погоде, и ведут себя не так, как все дети.
И про деревню эту Толя не слышал, откуда же она тут взялась?
И аварию им подстроили, и…
– Что за черт! – вскрикнул Толя.
Они уже спустились в деревню, прошли несколько метров по улице и оказались возле первых домов. Толя остановился, глядя себе под ноги, и Лика тоже, опустив голову, присмотрелась.
– Это невозможно, – прошептала она.
Там, где секунду назад была ровная сухая проселочная дорога, усыпанная щебнем, теперь хлюпала вязкая темная жижа. Они стояли уже по щиколотку в ней! Лика вскинула голову, хотела поглядеть на мужа, спросить, откуда на деревенской улице взялась эта грязь, но слова умерли, так и не родившись.
Никакой деревни не было. Она сгинула вместе с домами, фонарями, заборами и уютным светом, льющимся из окон. Деревня была миражом – и сейчас он растаял без следа, оставив огромное пустое пространство.
Черное болото, окруженное лесом.
Лика читала в книжках, что самое опасное место на болоте – это трясина. Сверху – изумрудный мох и яркая зеленая трава; прелестная картина так и манит к себе! А наступишь на мягкий ковер – считай, пропал. Вот и они попались в ловушку, только им не травка-муравка привиделась, а деревня.
– Мы зашли не так далеко, можем выбраться! – воскликнул Толя.
Но уже спустя секунду оба поняли: ничего не получится. Их ноги словно кто-то цепко держал снизу; ступни будто залиты в бетон. Нет возможности сделать ни шагу, увязли накрепко.
– Что нам делать? – беспомощно спросила Лика.
Толя дернул уголком рта и ничего не ответил.
– Дети! Где дети? – Она быстро огляделась по сторонам.
Было почти темно, но все же она их увидела.
Впрочем, лучше бы не видеть…
Их было больше, чем казалось раньше, и все они, как и Лика с Толей, недвижимо стояли в болоте, вытянувшись в струнку, вскинув тонкие руки, запрокинув головы, пристально глядя в чернеющее небо.
Руки? Головы?
Уже спустя миг Лика увидела, что никакие это не руки. Ни тел нет, ни ног, ни голов. Существа, которые прикидывались детьми, стремительно менялись, превращаясь в деревья с выбеленными ветром, похожими на обглоданные кости стволами и голыми ветками. Корявые, узловатые, уродливые, они застыли по всей топи – десятки, даже сотни.
«Этого не может быть! Я сплю!» – хотела крикнуть Лика, но поняла, что не может этого сделать.
Горло и грудь сжало так, что она почти не могла дышать, тело застыло, как ледяная статуя: ни пошевелить руками, ни повернуть голову. Чувствуя, что умирает, в отчаянном усилии она повела глазами, чтобы взглянуть на стоящего рядом мужа.
Только Толи возле нее больше не было.
На том месте, где он только что стоял, вросло в Черное болото дерево с искривленными ветвями, лишенными листьев, похожими на руки, воздетые к небу в последней предсмертной молитве…
– Чего их туда понесло? – задумчиво проговорил пожилой полицейский.
Вопрос был риторический, ответа на него не требовалось. Ситуация предельно проста и вместе с тем трагична: молодые супруги Симоновы ехали в Гребенкино и, по всей видимости, попали в аварию. Разбитую машину обнаружили утром проезжающие мимо люди.
Вероятнее всего, водитель не справился с управлением. Неизвестно, насколько сильно пострадали молодожены, но вместо того чтобы дождаться помощи, они зачем-то отправились в лес. Прошли около трех километров и забрели в болото, которое местные нарекли Черным.
Возле топи следы их терялись, что позволяло считать несчастных забредшими в смертоносную трясину. Поисковая собака, которая взяла след от самой машины, села у края болота и завыла.
– Нехорошие тут места, опасные, – сказал второй полицейский и почесал подбородок. – Нет-нет да пропадает народ. Будто медом им намазано, так и тянет сюда.
Они еще долго стояли, вздыхали, курили, переговаривались, глядели в пронзительно-синее сентябрьское небо, скользили равнодушными взглядами по мертвым деревьям, что росли посреди Черного болота и напоминали замерших, застывших от горя людей, которым уже никто не в силах помочь.
Елена ДорошПо терренкурам
Основано на реальных событиях
Солнечный луч наконец пробился сквозь листву, и взбираться по становившемуся все круче терренкуру стало веселей.
Наташа шмыгнула носом – холодно все же по утрам – и включила шагомер.
Обычно она заходила на тропу со стороны Курортного бульвара, поднималась – когда не ленилась, конечно, – к «Красному солнышку», спускалась по тропе Косыгина и выходила на Ленинский проспект, чтобы там присесть за столик уличного кафе и выпить чашку капучино.
За Шахматным домиком Песик привычно свернул направо и резво потрусил по терренкуру.
С добрым утром, Кисловодск!
Песику скоро наскучило взбираться по тропинке, и он стал придумывать, как себя развлечь. Хозяйка, пыхтящая от натуги позади, компанию составить не захотела, и Песик начал играть сам с собой.
То и дело ныряя в кусты и за камни, он вытаскивал оттуда всякие интересности. Ну, будто бы его за ними посылали. За грязный пакет с остатками еды его отругали. Палку выбросили с обрыва и велели о ней забыть. Дохлая мышь вообще вызвала у хозяйки приступ паники. Все это забавляло и еще больше настраивало на игривый лад.
Терренкур становился все круче, но Наташа решила: сегодня обойдется без лени и обязательно дойдет до Лермонтова. Вернее, до его памятника на плато. Ей нравился задумчиво глядящий вдаль Михаил Юрьевич. Обычно, облокотившись на его бронзовое колено, она тоже начинала смотреть и загадывала: если сможет увидеть обе вершины Эльбруса, день сложится удачно.
Они уже почти дошли, как вдруг Песик учуял справа от тропинки что-то занятное и шмыгнул в заросли.
Наташа звала его несколько раз, и Песик наконец вылез, держа в зубах сложенный и перемотанный аптекарской резинкой целлофановый пакет.
– Фу, Песик, фу! – закричала Наташа. – Снова какую-нибудь дрянь приволок! Плюнь!
Песик, который считал, что хозяйка просто не понимает важность находки, подтащил добычу поближе, прямо к Наташиным ногам, и сел, всем свои видом демонстрируя, что при таких весомых заслугах ничего, кроме похвалы, его ожидать не может.
– Ну что с тобой делать? – глядя на его довольную морду, спросила Наташа и невольно улыбнулась.
Покупала она мини-йоркширского терьера и была уверена, что приобретает маленького лохматого дружка, которого можно будет носить под мышкой. Потому и кличку придумала для крошечной собачки – Песик. Вырос из щенка ньюфаундленд. Семьдесят один сантиметр в холке. Единственное, что совпало с первоначальной характеристикой, – цвет. Песик был редкого для своей породы шоколадного окраса.
Не ожидавшая подобного подвоха, Наташа долгое время пребывала в шоке, но потом смирилась и относилась к большой собаке, как к маленькой, то есть считала своим ребенком. И этот ребенок ее вполне устраивал – он оказался добрым, послушным и сообразительным.
Будь Песик злобным и капризным, она в силу слабости характера ни за что бы не справилась. Об этом, как один, заявили все друзья и знакомые.
Гена же сказал совершенно иное:
– Эта собака тебя разорит. Ньюфаундленды жрут как крокодилы.
Сам ты крокодил, обидевшись, хотела сказать Наташа, но поостереглась. Намек на крокодила Гену ее парень не любил и всегда злился. Причем не в шутку.
– Ничего, как-нибудь, – ответила она тогда.
Гена пожал плечами и посоветовал купить намордник.
Намордник она купила, но почти не использовала. Диагноз Песика – патологическая доброта – просто не давал руке хозяйки подняться, чтобы нацепить его на любимую собачью морду. Наташа просто извергом каким-то начинала себя чувствовать.
Намордник она все равно носила с собой. От греха подальше. Мало ли, привяжутся какие-нибудь обеспокоенные граждане.
– И что за дрянь ты приволок на этот раз?
Чтобы не расстраивать пса, она подняла находку. Песик завилял хвостом.
Пакет был пуст. Наташа удивилась. Зачем сворачивать и перевязывать пустой пакет? Подумав, она, брезгливо держа находку двумя пальцами, размотала резинку и встряхнула пакет.
И тут загадка века разрешилась самым примитивным образом: хватая пакет, Песик его порвал, и то, что в нем было, вывалилось.
Наташа уже хотела забросить пакет обратно в кусты, но ей вдруг стало любопытно: а где, собственно, содержимое?
Она с сомнением посмотрела на Песика. Найдет или нет?