– Тетка говорит, что дочка ее пропала, это еще в 90-е было. Понятное дело, обсуждать это бабуля не хотела. А насчет Михаила надо подумать…
Утром мы еще завтракали на веранде, когда к дому подошла Вера Васильевна.
– Сегодня по Прасковье сорок дней. Давайте на кладбище сходим.
Я устыдилась, потому что до этого даже не додумалась сходить на могилу сестры Валерьяна. Мы собрали букет пионов и выдвинулись к реке, возле которой еще в день приезда заметили кладбище.
Пока шли, мне пришло в голову спросить у Веры о том, что случилось с Зиной. Старушки общались, она могла что-то знать, но пожилая женщина замотала головой:
– Не надо прошлое ворошить.
– И все же… Что она рассказывала?
– Прасковья не рассказывала. А Петр ее, когда жив был, с моим Игорьком покойным иногда выпивал. Ну и как-то разговорился. Рассказал, как они познакомились. Прасковья приехала в город, потому что дочку искала. Та связалась с непутевым, через это и сгинула. Времена такие были. Лихие, дикие…
Вера делилась с нами все новыми и новыми подробностями, а я рассматривала старое деревенское кладбище, куда привела нас узкая тропинка вдоль реки. Холмики, поросшие травой, покосившиеся кресты. Когда-то местные высадили тут аллею из сирени, теперь она разрослась зеленой чащей. В нескольких местах даже цвел жасмин.
Мы протиснулись через стену кустов и направились за Верой. Немного посидели на лавочке неподалеку от свежей могилы, оставили цветы и обсудили, что здесь нужно поставить хоть небольшой, но памятник.
– А что это за могилы без табличек? – спросила Лерка, указав на простые деревянные кресты слева от нас.
– А это… безымянные. Когда-то в лесу нашли двоих.
– Точно, Ольга рассказывала, – вспомнила я.
– Вот. Так и не опознали, оттого и схоронили у нас. И Прося тут место себе заранее забронировала. У нас-то теперь хоронят на новом кладбище, за рекой.
Когда Ольга пошла проведать могилу мужа, что была через два ряда от нас, мы с подружками уселись прямо на траву, подложив ноги по-турецки.
– Прасковья считала, что неопознанный труп из 90-х – ее Зина? – озвучила я мысли, что явственно читались на лице подружек.
– Вполне вероятно, – хмыкнула Лерка.
– Уточню информацию, – подумала я вслух и вспомнила, что надо бы заняться делом Елисея, которому мы обещали приоткрыть семейные тайны. Правда, это было до обнаружения трупа и теперь казалось не таким срочным. Пока что мне удалось узнать только подробности появления младенца на пороге дома. Да и то от тетки Елисея, с которой мы сдружились.
После кладбища мы отправились домой и выпили чая с пирожками, которые как раз и принесла Ольга. Пока все чаевничали, Елисей (а он тоже пришел с теткой) отозвал меня в сторону:
– Есть новости. Вчера звонил следователь, и я рассказал все, что вы узнали. К тому времени они уже провели биологическую экспертизу и на кувалде нашли следы крови еще одного человека. Провели генетическую экспертизу, но Витька Пикулев этим человеком не был. Кстати, меня тоже проверили, ведь я часто бывал в доме. И не хотел, чтобы ты думала…
– И в мыслях не было, – поспешно соврала я.
– Так вот, только что перезвонили. Кровь принадлежит Михаилу Лузько.
– Обалдеть…
– Вы оказались правы. Видимо, сначала наследнички вступили в рукопашный бой, и Михаил, сам не заметив, повредил руку. А когда схватился за кувалду, оставил на ней доказательства своей вины. Отпечатки стер, а вот кровь въелась в деревянную поверхность. Когда его прижали результатами анализов, он во всем сознался. Напирает, что просто защищался. Приехал в отчий дом, хотел забрать фотографии и книги отца, услышал шум в подвале и пошел проверить. Напоролся на, как он думал, грабителя. В доказательство предъявил пачку писем и каких-то старых бумаг отца, которые якобы увез в ту ночь. Среди них нашлось и письмо Прасковьи Ильиничны Валерьяну. Думаю, его без проблем отдадут.
– А ты куда?
– Сейчас поеду в город, надо Пику забрать и к матери отвезти. А то выпустят его, еще потеряется или автобус утопит. Хочешь, поедем вместе?
На этих словах Елисей едва коснулся моей руки. Я молча кивнула и даже чуточку покраснела, почувствовав, как через это общее дело мы сблизились. И мне совсем не хотелось нарушать эту хрупкую близость…
Витьку мы забрали. И бумаги тоже. Правда, пришлось проторчать в душном здании больше трех часов, пока уладили все формальности. Когда Елисей наконец высадил меня у ворот, было уже темно. Свет горел в зале и в спальне, что выходила окнами на улицу, ее делили Лерка и Пална.
Я шла через двор и улыбалась в темноте. Шорох за спиной услышала слишком поздно и резко дернулась. Так что удар еле задел левое плечо, но следующий уже достиг цели. И вот тогда-то я упала, а сверху навалился здоровенный бугай. В рот мне быстро затолкали тряпку.
Когда я смогла соображать, то поняла, что меня волокут в сторону сарая. Судя по тому, что кто-то подхватил мои ноги, первому типу ассистировал второй.
Бряцнув задвижкой, меня занесли внутрь, и тогда второй тип, что помогал меня тащить, додумался посветить телефоном. Не знаю, что увидел он, но мне его заросшая щетиной физиономия совсем не понравилась.
– Не вздумай орать. Где деньги? – поинтересовался он, рывком доставая тряпку из моего рта.
– Что?
– Думаешь, нет наследника – нет проблем? Хоть знаешь, сколько он нам торчал? Теперь по праву родства долг переходит к тебе.
– Вы какого именно наследника имеете в виду? – осторожно осведомилась я.
– Дуру не включай. Он нам все рассказал. Как ты деда окрутила, как недвижку прибрала. И документы показывал, что и за сколько продать можно. Так что давай, раскошеливайся. Сама понимаешь, нам тебя и твоего божьего одуванчика прихлопнуть – раз плюнуть.
– Денег нет, меня вообще из архива уволили. Я деда из жалости…
– Найди тут веревку, – буркнул щетинистый тому, что продолжал меня держать.
– Зачем? – заволновалась я.
– Ну, раз денег у тебя пока нет, мы подождем. У нас времени полно. Продашь квартирку деда и вернешь. Считай, предупредили. А раз времени полно, то почему пока маленько не поразвлечься?
Первый бугай довольно хмыкнул и опустил меня на дощатый пол. Свет фонарика стал шарить по полкам, и очень скоро он обнаружил там моток какой-то бечевки. В это время второй попытался ухватить меня за грудь, рукой закрывая мне рот.
Я успела что-то выкрикнуть и стала извиваться, желая боднуть обидчика головой. От неожиданности он отшатнулся, я попыталась откатиться в сторону и в этот момент со стороны дома послышались крики.
В сарай ворвался Елисей с поленом, за ним неслась Лерка с ножом и Пална. Почему-то с ведром. То, что в ведре была вода, я поняла почти сразу, потому что окатило и меня, но я была не в обиде. Главное, что эффект неожиданности сработал. Пока нападавшие приходили в себя после душа, Елисей отоварил их по очереди поленом, а Лерка, держа нож наготове, помогла связать им руки бечевкой.
Уже когда напавших на меня бандитов увезла полиция, выяснились обстоятельства моего чудесного спасения. Отъезжая, Елисей заметил припрятанную в кустах «Хонду» и удивился гостям. А потом увидел, что я забыла пакет с бумагами Прасковьи, и все-таки решил вернуться. Пална и Лерка смотрели телевизор и заявили, что я не заходила. Вот тогда-то они и ринулись на мое спасение.
Посидев чуток с нами, Елисей отправился к встревоженной новым происшествием тетке. А мы с девочками решили выпить вина за то, что все тайны разгаданы. Кроме одной – тайны рождения Елисея. Хотя на нее у нас еще было время.
Пока же, усадив Валерьяна в кресло, я принялась читать ему письмо покойной сестры. А когда Пална с Леркой вернулись с кухни, где нарезали закуски, застали меня в слезах. И потом мы долго сидели с ними и систематизировали полученную информацию.
Елисей явился утром и сразу огорошил:
– Срочный объект нарисовался, придется прервать отпуск, так что с подвалом уже после закончим.
Махнув рукой на подвал, я велела ему садиться и слушать.
– Что, есть новости? – не поверил он. Глянул на притихшую Лерку, потом на Палну, снова на меня. И сел.
Родилась Мамонова Прасковья в 1945 году, почти перед самой победой, но осталась без отца. Он не вернулся с фронта, так они с матерью и жили одни. Прасковья выучилась, схоронила мать, к тому времени она уже работала учительницей. В 1970 году у нее родилась внебрачная дочь Зина, жили они скромно, но достойно. Зина хорошо училась и поступила в Институт народного хозяйства, но там судьба свела ее с плохой компанией. Девушка влюбилась в неплохого парня, который, по глупости, захотел вступить в бандитскую группировку, и ему поручили «серьезное» дело. Проще говоря, подставили, в результате парню пришлось сорваться в бега. Влюбленная Джульетта последовала за ним, и примерно год они скрывались. Жили по хуторам и деревням, переезжали с места на место, пока Прасковья, бросив работу, не поехала искать дочь сама.
Связавшись с родственниками несостоявшегося «зятя», Прасковья поняла, что у тех имелась дальняя родня в области. Там недалеко была граница, возможно, Зина с любимым собирались покинуть страну. К сожалению, на этом месте, очень далеком от деревни Лапки, след молодых людей терялся.
К тому времени Зина родила ребенка, но когда Прасковья примчалась по адресу, что сообщили ей очередные добрые люди, дочери не нашла.
– Это все удалось узнать из письма Прасковьи брату, – пояснила Пална, когда я прервалась на глоток воды. – Что-то нам до этого рассказала Вера Васильевна, с мужем которой откровенничал покойный Петр Лузько.
– Теперь переместимся в здешние места, – продолжила я. – В январе 1991 года местный пожилой охотник вместе с борзой продирался через заболоченный участок леса. Но вдруг пес что-то поднял с земли и вернулся к хозяину. Дед присмотрелся, и кровь застыла в его жилах: собака принесла человеческую кисть руки. Благодаря псине охотник нашел место, где лежали два полуразложившихся тела. Чутье подсказало ему, что произошло страшное преступление.