Мы провели чудный медовый месяц!.. Мы каждый день ездили всей компанией на море, закатывали ужины, сплетничали на кухне, уложив молодого на шикарную кровать «из гарнитура». Справедливости ради нужно заметить, что время от времени он завывал из спальни, требуя прекратить посиделки – молодая должна исполнять супружеский долг! – но на него никто не обращал внимания, и в конце концов, умаявшись от завываний, он мирно засыпал.
Мы ездили на дачу, опять же всем здоровым коллективом, и там тоже закатывали ужины, собирали клубнику и огурцы, поливали грядочки, таскались на залив купаться, и жизнь была прекрасна!.. Потом у него кончился отпуск, и он уехал в Москву, а мы с девчонками еще остались, у нас же каникулы, зачем нам в Москву?! Нам туда не надо!..
Когда родился старший сын, мы ездили в отпуск с ним – бабушка должна пообщаться с внуком, хоть пару раз в год, – и мои родители присоединялись, им тоже хотелось и отдыхать и общаться! Ну а потом уж и младший появился, и нас стало совсем много.
И нам с Женей никогда не приходило в голову, что мы чем-то обделены – интимностью, уединением. Что у нас нет возможности побыть вдвоем – ну нет и нет, значит, потом как-нибудь.
И это «потом» наступило сейчас. Два с лишним десятилетия спустя. Свекровь давно умерла. Дети выросли. Родители постарели.
Езжай куда хочешь, делай что хочешь. Не нужно ни грядки поливать, ни ужины на десять человек закатывать, ни клубнику перебирать.
И тут мы, два великовозрастных человека, несколько… струхнули. Хорошо, отпуск. Вот билеты, вот бронь гостиницы, вот наш любимый город в Прибалтике… И что дальше? Мы не умеем, не можем быть… вдвоем! Оказывается, мы так этому и не научились! Раньше казалось, что потом, потом, а сейчас как?..
Мы собирались в этот отпуск очень серьезно и сосредоточенно. Мы подготовили книги, чтоб читать; темы для разговоров, чтоб беседовать; культурную программу, чтоб не заскучать. Мало ли что от скуки и незнания предмета с нами может приключиться?
И, знаете, ничего не понадобилось! Оказывается, это так прекрасно и просто – быть вдвоем.
Оказывается, нам повезло – у нас так много впереди, чего мы не знали тогда, два с лишним десятилетия назад.
Девушка-приманка
Анна и Сергей Литвиновы
Основано на реальных преступлениях
Сердце не камень, нет, совсем не камень.
К чему это я?
К тому, что эта история – несомненно, детективная! – начиналась и разворачивалась как социальная драма или мелодрама.
А может, какой-нибудь мексиканский или турецкий сериал, на которые так падка наша с Леночкой дочка Валентина.
Первым актом в этой истории стало письмо, присланное мне. Электронное письмо, конечно. Кто сейчас обычные пишет!
Оно пришло с какого-то совершенно левого адреса – по всей видимости, одноразового. По непонятной причине не попало в спам. Возможно, потому, что неизвестный отправитель адресовался ко мне лично. Но то было совсем не «нигерийское мошенничество», когда на плохом русском объявляют, что ты стал наследником многомиллионнодолларового состояния.
«Здравствуйте, уважаемый Савва, – говорилось в мейле. – Обратите внимание на нижеследующие фотографии, они вам понравятся».
Как я быстро понял, в словах «они вам понравятся» содержалась немалая издевка. На фотках присутствовала моя родная жена Леночка. И – другой мужчина.
В сущности, ничего особо криминально-интимного они не совершали. Слава богу, не в постели лежали. Однако кто-то – очевидно, длиннофокусным объективом – запечатлел Ленку в компании с посторонним мужиком.
То есть для нее он был не совсем посторонним. Да и я его знавал – не близко, но виделись пару раз. Когда-то Ленкин роддом устраивал нечто вроде пикника по случаю своего юбилея. Мы в компании с медсестрами, акушерками и этим дядей выпивали и ели шашлыки. А в другой раз вместе с ее трудовым коллективом ездили на экскурсию в Вологду и Кирилло-Белозерский монастырь. И ничего я там между Ленкой и этим хмырем не заметил. Как и с другими немногочисленными мужиками, трудящимися в роддоме. А тут…
Звали типа Марк Иваныч, возраста он был почтенного, за пятьдесят, с лысинкой и сединой. И на вид довольно плюгавенький. Не думал я, что Ленка на него польстится. Но, с другой стороны, какая обыденность! Какая пошлость! Медсестра и врач. Она его полюбила за редкий ум и неземные таланты, как-то так. Вероятно, он восхищал ее своим профессиональным мастерством. Ну да, наверное. Она несколько раз про Марка Иваныча замечала мимоходом, что он светило, все роженицы мечтают к нему попасть и его вызывают на самые сложные случаи.
Видимо, сие профессиональное восхищение и дало о себе знать. Я внимательно рассмотрел файлы. С одной стороны, вроде бы не к чему придраться. Первое фото демонстрировало их вдвоем в кафе. На втором – ее рука, лежащая на столике, покоилась в его руке. На третьем – он открывал перед ней дверь своего лимузина и Ленку туда подсаживал. И наконец, на четвертом изображении… Да, там они целовались. Съемку производили через лобовое стекло машины, и то был настоящий поцелуй – не куда-нибудь по-братски в щечку, а непосредственно в губы.
О том, что случилось дальше, меня, очевидно, оставляли в неведении. Домысливай, мол, сам, что там могло быть. А может, и не было ничего?
То есть при желании Ленка, конечно, могла оправдаться. Типа, подвез он меня до дома, чмокнула я его на прощание. А можно было, при наличии минимальной фантазии, дорисовать себе все остальное: и куда они на самом деле приехали – к нему домой? в гостиницу? к нам, в мое и дочкино отсутствие? Равно как и что там с ними дальше произошло.
Однако дело заключалось в том, что оправданий-объяснений спрашивать мне покуда оказалось не с кого. Ранний июнь, начало лета, и я оплатил Ленке с Валюхой прекрасный номер в пятизвездной гостинице в Анталье на целый месяц. С тех пор как я переквалифицировался из нищего историка в похоронного агента, в кармане у меня зашевелилась деньга, и я на моих девочек средств не жалел. Когда закончился у Валентины десятый класс, немедленно отправил их отдыхать-купаться-загорать[1].
Теперь впору задуматься: а вдруг и там моя благоверная сочувственно принимает ухаживания волоокого усатого янычара?
Фу, какая гадость! Не ожидал я от нее этого!
Потом, внимательно рассмотрев снимки, я понял, что у Ленки может возникнуть отмазка: типа, дело это давнее. Кофточка на ней надета, которую она уже пару лет, кажется, не носит – похудела с тех пор на размерчик, потому что приобрела (на мои гонорары) абонемент в дорогущий фитнес.
То есть снимали, когда я был нищим историком. А она в ту пору все время меня пилила, подкалывала и требовала денег. Это сейчас, когда я стал ну очень хорошо зарабатывать, жена смирилась и успокоилась.
Но чем, я вас спрашиваю, это отличается от проституции: пока у мужа временные трудности, можно косить глазом и ходить налево? И только если приносишь в дом каждодневный куш, она верна и тебя одного ублажает?
У меня и другие претензии к Ленке всколыхнулись. Я ведь ради нее и Валентины бросил свое любимое дело, оставил кафедру, отдел, учеников, конференции, доклады, статьи в научных журналах и уважение коллег. Перешел на работу нелюбимую, нервную, ненормированную – но очень денежную. Все исключительно для семьи и дома. Из-за того, что Ленка меня пилила-долбила без перерыва несколько лет. А она со мной так!
Однако устраивать международные телефонные разборки я не стал. Бог с ней! Вернется, поговорим.
Но сам удивительным образом, кроме горечи и уязвленного самолюбия, стал чувствовать исключительную легкость. Как писал мой любимый прозаик Кундера в романе про неверного мужа – «Невыносимую легкость бытия». Типа, верные супружеские отношения мне раньше не позволяли ни на кого посматривать и ни с кем закручивать. Но теперь почему бы нет? Сколько милашек вокруг. А я мужчина в самом соку, сорок с небольшим, и хорош собою, и при деньгах.
Вероятно, флюиды свободы стали распространяться вокруг меня немедленно.
Во всяком случае, когда я приехал на очередные похороны, которые по долгу службы курировал, сразу почувствовал, как многие женщины вокруг чудесным образом стали обращать на меня повышенное внимание. Нет, не вдова – это было бы слишком пошло, да и даме, горько оплакивающей покойника, перевалило за семьдесят. Но вот другие, подходящие по возрасту, даже одетые в черное и временами пускавшие слезинку, на меня посматривали.
Подобное продолжалось на поминках. Я и сам верил, что хорош: в черном строгом костюме, с черным галстуком, царивший на тризне и подсказывающий близким родственникам, что и как делать.
А когда все смешалось и поминовение в конце концов превратилось по обыкновению в банальную пьянку, я вышел на вольный воздух – в зале было душновато.
Июньский день, несмотря на время, клонившееся к десяти, был еще довольно светел. В стороне от входа курила стайка молодежи. А следом за мной из банкетного зала вышла стройная, высокая женщина в строгом черном платье и со свежей укладкой. В ушах и на пальцах ее сверкали бриллианты – а впрочем, может, фианиты или бижутерия, я в этом не разбираюсь. Но, как бы там ни было, выглядела она прелестно. Примерно одного со мной (и Ленкой) возраста, она в то же время производила впечатление дамы из высшего общества. Поэтому, вероятно, надеты на ней все-таки были подлинные бриллианты. Да и сами похороны (и гости на них) смотрелись богато.
– У вас сигаретки не найдется? – спросила она.
– Я не курю, но для вас, пожалуйста. – Я достал из борсетки пачку, которую всегда носил с собой на погребения специально для расчувствовавшихся гостей вроде нее.
Она взяла одну. Я подал ей огня, она вдохнула дым и закашлялась.
– Я тоже обычно не курю, – пояснила дама.
– Конечно, похороны, все на нервах, – поддакнул я.
– Да, все на нервах, но я, если честно, покойному седьмая вода на десятом киселе. Просили прийти помочь, вдову поддержать. А вы похоронный агент?