Андрей прямо через куртку пощупал карман, в котором лежал телефон… Телефона, разумеется, не было. Что они — дураки, чтобы телефон тебе оставить?
Андрей не знал, кого подразумевает под словом «они». Они — это они. Те, кто организовал слежку, охоту на спуске к Днепру и стрельбу по фуникулеру. Они — это те, кто организовал похищение и убийство Горделадзе. Это факт, который необходимо признать… И отдать себе отчет в том, что положение серьезно, донельзя серьезно, серьезней некуда.
А куда они дели Родьку?! Черт возьми! Родька где? От мысли, что он не только сам подставился, но и Родиона подставил, Обнорский заскрипел зубами. С удвоенной силой накатила боль. Он закрыл глаза и лег на холодную кушетку.
Каширина от Обнорского отделала стена — Родион находился в соседнем помещении. Его положение мало чем отличалось от положения Андрея. В помещении было так же холодно, почти так же пусто и мрачно. Вот только лежал Родя на голой — без матраца — панцирной кровати. К спинке этой кровати была прикована его правая рука.
До некоторой степени положение Роди было еще хуже, чем положение Андрея. В отличие от Обнорского он даже не знал, что и как произошло, — в момент захвата он спал, и боевики Зайца даже посмеялись: вон оно как — усыпили спящего… Умора! Сам Родя так не считал. Он изумленно оглядел помещение, подергал наручники. Точно так же, как и Обнорский, убедился, что телефона нет.
Ну а кто ж тебе телефон оставит?
Родион сел на скрипучей панцирной сетке, задумался.
Заец узнал об успешно проведенном захвате около полудня. В осторожных выражениях он поинтересовался, как все прошло, не было ли осложнений. «Нет, — ответили ему, — все о'кей».
— Отлично, — ответил Заец, — часам к пяти я сам подъеду. Без меня не начинать.
— Да они раньше и не очухаются.
Николай Повзло раз десять набрал номер Обнорского и столько же раз — Каширина. Оба телефона не отвечали. Коля не мог знать, что оба аппарата лежат рядышком на широком подоконнике в одном из помещений Таращанского моторного завода и своим пиликанием развлекают команду «торпед».
Андрей совсем замерз. Как мог, он пытался согреться, но получалось не очень… Он даже не знал, сколько времени прошло с момента захвата на шоссе. Сколько, интересно, действует этот хлороформ? Два часа? Пять? Сутки?
Андрей ходил из угла в угол, приседал, размахивал руками. Хотелось пить и еще сильнее — курить. Несколько раз Андрей подходил к двери, прикладывал ухо… Из-за двери не доносилось ни звука. Где, черт побери, я нахожусь? Скорее всего, в Тараще. Вполне возможно, в том самом помещении, где держали Горделадзе. Или хранили его труп. От этой мысли стало мерзко на душе. Вспомнилась яма в лесу и горлышко бутылки, указывающее на яму.
— Ерунда, — сказал он вслух, — не убьют. Хотели бы убить — убили бы сразу… Нет, не убьют.
Сознание гадливенько подсказало: а ведь Горделадзе тоже убили не сразу. Сначала с ним «поработали». И только потом застрелили из табельного ствола… Потом отрубили голову и герметично упаковали тело. Андрей сглотнул комок. Умирать не хотелось. Умирать очень не хотелось.
«А придется», — шепнул голос капитана Кукаринцева за спиной. Он прозвучал настолько явственно, что Андрей даже обернулся. Никого сзади, разумеется, не было.
— Да вот хрен тебе, Кука, — сказал Андрей вслух. Он встал с кушетки, прошел в угол, где стояли лопаты и ведра, и сразу увидел то, что нужно, — кусок стального уголка длиной около метра. Андрей взял его в руки, несколько раз взмахнул, примериваясь. Самое то.
…Когда в коридоре раздались шаги, он взял свое оружие и встал возле двери справа. Отвел руки с железом, изготовился для удара. За дверью раздались голоса, заскрипел ключ в замке.
У Повзло зазвонил телефон. Коля ждал звонка уже три часа. Он сразу схватил трубку:
— Алло!
— Николай Степаныч?
— Да, я… кто это?
— Это друг. Николай Степаныч, ваши коллеги заскочили в гости и сейчас не могут вам позвонить.
— Кто это? Кто говорит? Представьтесь.
— Повторяю: друг. Обнорский и Каширин сейчас в гостях. На некоторое время они задержатся. Если вы не хотите варианта, как с Горделадзе, не звоните никуда… Вы все поняли?
Коля стиснул трубку так, что побелели пальцы.
— Вы все поняли? Не надо никуда звонить.
— Я понял. Какие вы можете дать гарантии?
Человек на том конце провода удивился:
— Какие, к черту, гарантии?
— А если вы их…
— Бросьте, Николай Степаныч. Мы просто поговорим. А вот если вы поднимете шум, то, извините, нам придется пойти на непопулярные меры. Вы понимаете?
— Да, понимаю.
— До свидания, Николай Степаныч.
В трубке раздались гудки. Коля выматерился. «Слухач» в номере отеля «Премьер-палац» довольно рассмеялся.
Ключ в замке сделал два оборота. Дверь распахнулась. Скрипнули несмазаные петли. Андрей сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду.
— Обнорский, — сказал голос из-за двери, — мы знаем, что вы человек решительный… Но глупостей все равно делать не надо. Никто с вами в рукопашной сходиться не будет. Застрелим — и все.
Андрей стоял, ощущая затылком холодную шершавую стену. Видел на грязном полу неясную серую тень.
— Обнорский, вы меня слышите? Выходите на середину комнаты.
Андрей молчал. В тишине отчетливо щелкнул взведенный затвор.
— Не дурите, Андрей Викторович. Бросьте на пол свое оружие… Что там у вас — лопата?… Бросьте на пол и выходите на середину помещения… Ну не потчевать же вас «черемухой»?
Обнорский сплюнул, отшвырнул к порогу уголок и встал напротив двери. В дверном проеме стоял человек с пистолетом. За его спиной — еще двое, с дубинками. Лица всех троих были скрыты шапочками с дырками для глаз и рта.
— Вот видите, — сказал человек с пистолетом, — вполне можно по-хорошему… А вы сразу за железо хватаетесь. Зачем это?
— Где мой сотрудник? — спросил Андрей. Человек с пистолетом вошел внутрь, щелкнул предохранителем и убрал ствол под куртку. Следом за ним вошли двое с дубинками. Остановились в полутора метрах.
— Курить хотите?
— Где мой сотрудник? — повторил Андрей. — Что вы с ним сделали?
— Да ничего не случилось с вашим сотрудником… Что вы переживаете попусту?
Андрей опустился на кушетку. Человек, который говорил, присел рядом, достал из кармана сигареты.
— Курите, — сказал он, протягивая пачку. Обнорский вытащил сигарету.
Человек щелкнул зажигалкой. Андрей затянулся, дым сладко потек в легкие, сразу закружилась голова. Двое с дубинками внимательно следили за движениями Андрея. Обнорский подумал: «Не те ли самые, что преследовали меня на лестнице?»
— Ну вот, — сказал тот, что с пистолетом, — успокоились?
— Может, наручники снимете?
— Снимем… чуть позже. И чаем напоим.
— А коньяком?
— А коньяком — нет. Трезвость — норма жизни, как говорил Лигачев.
— Я узнал ваш голос, — сказал Андрей. — Вы мне звонили, назвались Николаем.
— Тем лучше — мне не нужно представляться, — весело сказал Николай.
Обнорский бросил сигарету на пол, раздавил ботинком.
— Короче, — сказал он. — Чего вы хотите?
— Задать вам несколько вопросов. Всего лишь. Потом мы вас отпустим. Но с обязательным условием — вы улетаете из Украины и нос в украинские дела больше не суете. Понятно?
— Понятно.
— Никогда ничего не пишете про это и никому ничего не рассказываете, — продолжил Николай.
— Понятно. Я хочу видеть своего сотрудника.
— Легко, — кивнул Николай. — Пойдемте. Он встал, встал и Обнорский.
Николай вышел первым, за ним один из бойцов, потом Андрей и, замыкающим, второй боец. Они оказались в недлинном, захламленном коридоре. Слева была дверь, и Андрей интуитивно понял, что она ведет на улицу. На свободу. Справа — лестница на второй этаж. Над головой мигала лампа «дневного света».
— Здесь ваш сотрудник, — сказал Николай, — здесь…
Один из бойцов достал связку ключей, выбрал нужный и вопросительно посмотрел на Николая. Тот кивнул. Боец вставил ключ в дверь, соседнюю с тем помещением, где держали Обнорского. На серой краске было написано: «Инструментальный склад». Ниже — «Ответственный за пож.безопасность Глущенко Г. И.».
Замок щелкнул, боец распахнул дверь… Обнорский увидел Родиона, сидящего на голой кровати. Правая рука Роди была наручником прикреплена к спинке. Глаза Обнорского и Андрея встретились.
— Родя! — сказал Обнорский. — Роля, ты как?
Каширин перевел взгляд на людей в масках, потом снова на Андрея… улыбнулся.
— Нормально, — сказал он. — В кои-то веки выспался как человек.
— Вот и поговорили, — сказал Николай и захлопнул дверь.
Обнорский посмотрел на него с ненавистью. Боец в маске закрыл на два оборота замок.
— На хер вы держите его в этом карцере? — зло спросил Андрей. — Неужели нельзя перевести куда-то в отапливаемое помещение?
— Переведем, Андрей Викторович, переведем… Сейчас мы побеседуем с вами, потом с Родионом Андреичем. Чем быстрее вы расскажете все, что потребно, тем быстрее отсюда уйдете. Вам понятно?
— Да… Но я хотел бы позвонить своему…
— Ради Бога, Андрей Викторович, — сразу сказал Николай. — Давайте пройдем наверх, оттуда и позвоните. Есть, правда, один нюанс.
— Какой?
Жестом фокусника Николай достал из кармана шапочку. Такую же, какая была на нем. Вот только надел он ее на голову Андрея «глазами» назад.
— Наверху снимем, — пообещал он. — Прошу вас… Я поддержу под локоть… Осторожно, ступеньки… Площадка… Снова ступеньки. А здесь налево.
Андрей почти ничего не видел — сквозь плотную шерсть чуть пробивался люминесцентный свет, да маячило впереди черное пятно — спина одного из бойцов.
— Сюда, Андрей Викторович… входите… садитесь.
Андрей опустился на стул. Шапочка все еще была на нем, и он по-прежнему ничего не видел, но ощущал, что в помещении тепло и светло. И что рядом находятся люди.