По крайней мере, комната у нас отремонтирована. Мы поменяли обои на свеженькие, серебристые с золотыми крапинками и большими пространствами пудрового цвета. Кухонную зону я отделила от спальной книжными шкафами без задних стенок, но из-за этого мне всегда мало света, когда я ем, в какое бы время дня это ни происходило. У окна стоит длинный раскладной диван, который служит нам кроватью. Да-да, знаю, служил.
У Паши было в три раза больше одежды, чем у меня. Благо, не надо переживать, чем заполнить это место в шкафах: скоро хозяйка меня попросит отсюда. Свою профессиональную литературу он тоже забрал, зараза. Лучше бы прихватил все наши романтические артефакты, а то я только-только начала читать «Странные танцы» Анны Козониной. Идеальное произведение для понимания молчаливого языка тела. Вот что мне теперь купить: нормальную продуктовую корзину или книгу?! Или посидеть на гречке, чтобы хоть сколько-то отложить на новое жилье?
Что я там отложу без своих выступлений? На аптечные расходы бы хватило. А так придется садиться на Колину шею.
Сложнее всего игнорировать присутствие Михаила Федоровича. Это песочного цвета медведь с меня ростом. Точнее, метр шестьдесят. Не знаю, чем Паша думал, когда покупал мне на день рождения такой подарок, но я была просто на седьмом небе от счастья. Да, в нашей маленькой квартире моему огромному зверю тесно. Но это и неважно. Бабушка с дедушкой никогда не дарили мне «всякую ерунду», а родителей просто не знаю, так что эта игрушка – первая, которую я могу назвать своей. Личной. Такой подарок выглядит как возмещение за все те игрушки, которые я недополучила в детстве.
А Михаилом Федоровичем он стал в честь Михаила Федоровича Моисеева. Был в нашем городе такой балетмейстер, из вполне себе выдающихся. Во всяком случае, не быть без него балету в Новосибирске.
Вот и мне без моего Михаила Федоровича никак: любимый подарок от единственного, чью любовь я чувствовала.
С костылями я, пожалуй, погорячилась. Пока допрыгала до дивана и бросилась в объятия Михаила Федоровича, успела изрядно устать. Какой же ты мягкий, нежный, хороший. Ты меня не обижаешь, в отличие от некоторых. Ох, прости, что обнимаю слишком сильно. И что грудка у тебя мокрая от моих слез. Просто я устала. И не знаю, как мне быть без танцев. Как мне быть без Паши. Представляешь, я так на него злюсь, что мне хочется избить его до полусмерти или в крайнем случае выместить эти эмоции на тебе! Но я не могу даже слегка тебя стукнуть. Только обнять еще крепче. Только спрятать лицо в наших ненастоящих, половинчатых объятиях еще глубже в тебя. Да, вот так, чтобы уже не хватало воздуха.
Мой любимый подарок от единственного, кто меня любил…
Всё, резко сажусь и закрываю глаза руками. Слегка подпрыгиваю от боли в загипсованной ноге, потому что еще не привыкла, что с ней надо быть поаккуратнее. Так. Надо плакать более утрированно, и тогда я смогу успокоиться быстрее. УА-А-А!
Хорошо, помогает. Теперь вдох на четыре счета, выдох на восемь. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Аж самой тошно от того, с каким пустым взглядом я сейчас смотрю перед собой. Представляю себе это отстраненное выражение лица. Ну вот, от жалости к себе глаза опять наполняются слезами. Может, я бы меньше плакала сегодня, если бы все последние дни давала волю своим эмоциям. Но нет.
Я же идеальная девушка, а такие не плачут. И парни от идеальных девушек не уходят.
Надо вернуть Пашу. Он же сам говорил, что наше расставание – это ошибка. Большая ошибка. А я, идиотка, включила гордость. Господи, ну какая же я идиотина!
Так. Слезы вытерла, сопли высморкала. Ишь, развела мокроту. Никому здесь твоя слабость не нужна. Так, аккуратненько встаем. Хоп. И еще раз. Два. Вот, я уже возле шкафа. Какое мое платье Паша любил больше всего? Да любое обтягивающее. Сейчас возьму белое мини с длинными рукавами. По цвету подходит к гипсу. Разве что плоской обуви к этому платью у меня нет. Сейчас такое и с кроссовками носят, конечно, но только не я. В принципе, если Паша придет домой, то обувь мне не нужна. Мне и платье тогда не нужно. Надо только как-то в душ сходить. Прошлый раз закончился так себе, конечно, но это же единичный случай. Сейчас надену поверх гипса пакет, зафиксирую его чем-нибудь – и вперед.
Так, надо ему написать. Пригласить под предлогом, что он что-то забыл. Трусы, прости господи! Его трусы остались на ручке двери в ванную, которая всегда распахнута, поэтому их с ходу и не заметишь. Сушилки для белья у нас нет, поэтому после стирки мы развешиваем все на единственную межкомнатную дверь, дверцы шкафов, сушилку для полотенец и дверные ручки.
Хорошо, Паша в Сети. Что за ава? Почему его здесь обнимает какая-то балетная шмара? Открыть. Увеличить. Ё-мое, да это же Янка, его одногруппница. Вот крыса! Еще ногу ему на плечо положила. Подумаешь, у меня тоже растяжка хорошая.
А он чего лыбится, довольный до безобразия? Ошибка-ошибка, а сам уже с какими-то лахудрами обжимается. Стоит тут как кот, дорвавшийся до сметанки. Я тебе дам сметанку! По мордам я тебе дам, дрянь неблагодарная!
Ну вот. Говорю как моя бабушка. И я серьезно хотела написать ему про забытые трусы? Жалкая. Просто жалкая.
Оп-па, здравствуйте. Звонок. Вспомнили, а оно и всплыло.
– Алло.
– Соня, милыйя, вручай, ни магу без тебя.
– Сделай тридцать два фуэте из моей жизни.
Короткий вышел разговор. Чудесно, и Коля бы оценил – хоть мой, хоть Цискаридзе. А Паша там пьяный, что ли?
И что за шум со стороны входной двери?
Глава 9
Ну конечно, я не закрылась. Слишком отвлеклась на костыли, которые падали.
За открытой дверью – растерянный Паша. Картина маслом: в одной руке телефон, в другой – ключи, а он на них смотрит, недоумевая, почему они не понадобились.
Забираю назад свои слова, что я какая-то жалкая: у Паши видок похуже будет. Это на него разлука со мной так влияет? Он похож на золотистого ретривера, которого всю жизнь холили и лелеяли, а потом оставили на улице без грумера, еды, воды, всех его игрушек и спокойного места для сна. И за ушком-то его никто больше не чешет.
– Так, не падать! – Когда мой бывший стал в прямом смысле заваливаться в квартиру, я даже не смогла ничего сделать. Мне видно дверной проем, но я на другом конце квартиры. Да и хороша была бы ситуация: хромая бежит и падает, чтобы поймать пьяного.
Рука, лицо. Раньше Паша мог позволить себе выпить пару коктейлей с друзьями, но я никогда не видела его пьяным в дрезину. Похоже, мой бывший врезался губами и грудью в грязный обувной коврик. Так ему и надо.
Прыгаю к Паше. Попробовать полностью затащить его в дом или, наоборот, выпнуть отсюда? Кажется, затащить будет проще. Ох, ну вот мне упасть еще не хватало. Так, сейчас сбалансирую и встану. Оп, вот вам и «пистолетик» из русских народных. Носок тянуть не получается, но это уже гипс, не я.
Подбираюсь к наглой морде.
– Ты если не в полном отрубе, так хоть помоги мне. Как я тебя затаскивать буду?
– Мгнм.
– Понятно.
Я уже начала напряженно соображать, как мне с наименьшими усилиями решить эту задачку, и тут Паша принял положение «планка на вытянутых руках» и так «зашагал» внутрь, а потом снова лег на пол. Миленько. Кое-как обошла его и закрыла дверь на замок.
– И что это было?
– У меня проснулось второе дыхание, но вряд ли его хватит надолго.
– Ага.
– Я не пьяный. – В подтверждение Паша даже подобрался, чтобы цивильно сесть возле стены.
– Да-да. А здесь ты что делаешь? И почему не отдал ключи хозяйке, как обещал?
– Думал, вдруг понадобится за чем-нибудь вернуться. Ма шер[3], это сейчас не важно, ты послушай…
– Я тебя не выгнала только по доброте душевной. Это у меня от бабушки. Постарайся быть кратким.
– Мне приснился демон. Он дал мне условия для квеста, который я должен пройти с тобой, а иначе не смогу уснуть и умру от этого.
– Слушай, зачем придумывать такие жалкие оправдания, если ты просто хочешь провести со мной время? И еще заявляешься в таком облезлом виде.
– Да я правду тебе говорю, я нь пьаный…
– Ага-ага, а почему речь опять дефектная?
– Ныкда обиснять.
– Вот только не надо мне опять про демона. Так размечтался об этой роли в балете, что демоны тебе уже снятся? Тут или парик понадобится, или черная краска для волос. Так ты для демона слишком светленький. Ну и в солярий тебе бы сходить, а то как поганка.
– Пмги.
– Не помогу.
– Ну пмги.
– Да я даже не пойму, что тебе надо-то от меня.
– Двай встрчаца опят.
– Сколько ты не спал?
– Двно.
– Ну вот проспись, а потом поговорим.
– Я нь уду, пка ты нь сгласишься.
– Тогда уйду я, а ты попробуй догони. – И сразу после этой королевской фразы я стала набирать Колю, чтобы он вызвал мне такси до него. Сидевший возле стены Паша стал скатываться в полулежачее состояние. Ну ничего. Протрезвеет, проспится, найдет какую-никакую еду в холодильнике и не помрет.
– Сови нуз ам…[4]
Ну, Пашин французский я не понимала и в дни, когда он был трезв. По крайней мере, ясно, что он говорит не про любовь.
Когда я описала Коле ситуацию, он хотел сам ко мне приехать, но я настояла на своем варианте. Господи, средь бела дня так напиться! И это – будущее российского балета. Тьфу. И нет, чтобы прямо сказать: «Соня, любовь моя, тоскую без тебя – не могу. Прости дурака, будь моей женой». Я бы, может, подумала месяцок… ну, денек-другой. И согласилась. Той фотографии с Яной, наверное, есть свое объяснение. Тоже пообижалась бы да простила. Так нет! Придумывает всякую ахинею про демонов. Дожили.
А самое обидное в том, что я все еще люблю это чудовище. Н-да.
Дверь закрываю на ключ. А то еще обнесут квартиру, пока Паша в состоянии нестояния.
– Коль, ну все, я еду. Жди. И накорми меня чем-нибудь сладким, пожалуйста.
– Ну ты уж так не наглей.