— Еще всего один раз, еще одно маленькое непослушаньице — и я отхвачу этот чудный кусочек мяса и заставлю ее протянуть его тебе, влюбленный ты мой.
Артур медленно встал.
— А теперь ты возьмешь этот провод и кусачки и свяжешь вместе колени Макги, а когда он ляжет на пол и обхватит руками ту ножку стола, что крепко к полу прикручена, как следует перехватишь его запястье.
Через некоторое время мы, Артур и я, оказались соседями, крепко и надежно прикрученными к привинченным к полу ножкам тяжелого откидного стола, а Уаксвелл отправился с инспекторской проверкой по всему «Флэшу», подталкивая перед собой Чук и разговаривая с той же самой оскорбительной и тяжеловесной веселостью, что я слышал в его голосе, когда он беседовал с Вивиан Уаттс, приговаривая:
— Вот и хорошо, вот и славненько. Теперь иди сюда, киска, а старина Бу рядышком с тобой побудет. Боже, Боже, какая большая и сладкая девонька, право слово. — Его голос стихал за камбузом, удаляясь в сторону кают и трюма.
— Боже мой! Боже мой! — стонал Артур.
— Успокойся. Если не считать одной дурацкой попытки, ты все делаешь замечательно.
— Но она движется как полумертвая.
— У нее все еще кружится голова. Это был чертовски сильный удар. Он очень аккуратно все сделал, Артур, с тем, как на борт пробраться. Надо только надеяться, что у него хватает ума понять, что мы ему необходимы.
— Зачем? — с горечью поинтересовался он.
— Если он сам не понимает, то я подскажу. Все суда, выходящие из района Эверглейдза, будут проверять. Ему нужно иметь нас под рукой, чтобы выставить для маскировки, пока он сам будет держать нас в повиновении, встав там, где его не видно, и приставив ей нож к горлу. Так что нам надо ждать случая, которым мы сможем воспользоваться.
— Он нам такого не даст. Никогда.
— Дай мне возглавить дело. Постарайся быть готовым в любую минуту. Твоя задача — это Чук. Она — его рычаг управления. Как только я рванусь, твоя работа — убрать ее от него. Удар с налета, что угодно.
Они вернулись в салон. Бун хихикал.
— У тебя тут так все мило обставлено, как в публичном доме Таллахасса. Эта большая девица говорит, что ее зовут Чуки. Что за имя, на фиг? Иди сюда, милочка. Посмотрим, что там наверху.
Когда они вышли, я сказал Артуру:
— Веди себя так, словно этот последний удар вырубил тебя окончательно. Будто из тебя душу вынули. Он тогда будет меньше беспокоиться, считая, что наблюдать требуется только за мной.
— Но, Боже мой, Трэв, если он… если он оставит нас вот так, прямо здесь, и уведет Чук туда, назад, и…
— То ты ни черта не сможешь поделать, и я ни черта не смогу, ни она сама. Это случится, произойдет и кончится, и перед нами по-прежнему будут стоять все те же проблемы.
— Я этого не вынесу.
Я не ответил. Я почувствовал изменение в движении яхты и понял, что он в рубке. Добавил оборотов двигателей. В новом режиме они не были синхронизированы. Через несколько секунд он это сгладил и сбавил обороты. Я различил знакомый щелчок, когда он установил автопилот.
Он привел Чук обратно в салон.
— В этой ванночке и узлов-то не прибавишь. Но яхта заправлена и все в лучшем виде. Макги, я выставил курс на Маркесас-Кейз.
— Поздравляю.
— Должно так выйти, что мы пройдем между Ки-Уэст и Маркесас, а потом сделаем все так, словно хотим вдоль полуострова выйти к Майами. Но на самом-то деле мы собираемся выйти в открытый океан, за все эти мысы, и коли завтра будет ночка потемнее, погасим все сигнальные огни и рванем на Кубу так быстро, как только позволит эта посудина. Когда нас задержит кубинский патруль, то единственными людьми на борту будут бедный простой проводник из лесной глуши и его милая, тихая девушка, бегущие от капиталистов. Будете хорошо себя вести, детки, — высажу вас в этой надувной лодке на середине пути до Кубы. Но еще одна маленькая неприятность — и пойдете плавать с якорем. Ясно?
— Так точно, капитан Уаксвелл.
— А теперь, Макги, если бы я был полоумным, как ты утверждал, то отправился б сейчас с этой сладенькой девонькой в твою большую кровать успокоить нервишки. Но она плохо себя чувствует, да и выйти это может боком, если кто на нас с проверкой напорется. Так что когда все проверки позади останутся, тогда и будет времечко снова тебя проводом прикрутить, сбрить эту бороду, смыть болотную воду в этом шикарном душе и отправиться в кроватку с этой красоточкой.
Я смог лишь повернуть голову и посмотреть на них. Бун развернул ее, одним взмахом ножа перерезал нейлоновый канатик, стягивавший запястья, и вставил ложную пряжку на место. Повернул ее кругом, и она встала, безучастно глядя вниз на свои руки и потирая их. Он вытащил из-за пояса пистолет, который лежал там, вдавленный в мякоть мясистого живота.
— А теперь, киска, ты будешь ласковой. Видишь вот это? Ты сейчас пойдешь и разогреешь для старины Бу какую-нибудь еду. А он этих мальчиков на некоторое время развяжет. Если же один из них начнет штуки выкидывать — станет большим букой, и ежели кто слишком близко подойдет, старый Бу его коленную чашечку вдребезги разнесет.
Она не подавала и малейших признаков того, что что-нибудь поняла или хотя бы услышала. Его рука мелькнула в воздухе и с треском ударила ее по щеке так сильно, что девушку развернуло на девяносто градусов и ей пришлось сделать шаг назад, чтобы удержать равновесие. Он подставил сзади руку и сказал:
— Я те ясно сказал, девка?
— Пожалуйста, пожалуйста, — тихо и изнуренно проговорила она.
— Видать, киска, у тебя в спине-то сил побольше, чем в ногах будет. — Он принялся ласкать ее грубо и небрежно — грудь, живот, бока, бедро, а она стояла ровно, терпя это, как кобыла на аукционе. Потом он подтолкнул ее к камбузу. Сделав два неверных шага, она обрела равновесие и медленно, не оборачиваясь, пошла вперед. То ли она действительно двигалась в полубессознательном состоянии от сотрясения мозга, то ли по-своему притворялась. В первом случае это могло смягчить для нее все происходящее. Если же она просто была умна, мне следовало быть проворнее, чтобы воспользоваться той большей степенью свободы, что она мне предоставляла.
Когда Бун с кусачками в руках склонился над Артуром, я решил попробовать провернуть одну из своих идей.
— Лучше меня первого, Бу.
— Почему?
— Я включил резервные аккумуляторы, а там нет регулятора. Уже давно пора переключить обратно. Я время примерно оцениваю. А то они сгорят. Так что если ты сперва развяжешь меня, сможешь сходить туда со мной, и я их выключу.
— А че ты переживаешь за аккумуляторы, которые не твои больше, а?
— От них питание к сигнальным огням поступает, и если они вдруг погаснут, ты, Бу, можешь начать нервничать, да еще с пистолетом в руках.
— Дело говоришь, сволочь!
Он освободил меня и, когда мы прошли вперед, прихватил из камбуза Чук и потащил за собой, чтобы она не вернулась в салон и не освободила Артура. Он явно не собирался делать никаких ошибок. Идя перед ним с приставленным к спине стволом, я отчаянно пытался решить проблему уравновешивания компаса. Компас, контролировавший автопилот, был укреплен впереди, подальше от всего металлического, что могло вывести его из строя, и находился в деревянном ящике на ровной поверхности за крышкой переднего люка. Я хотел поменять направление у автомата с юго-западного на юго-восточное. Ну ладно, значит, надо передвинуть магнит на север, то есть налево. И раз север сзади, то это означает, что мой кусок металла надо положить… с той стороны, налево. И это должно быть не очень сильно. Если я придвину его слишком близко, Уаксвелл почувствует изменение, когда мы ляжем на новый курс. А слишком маленькое смещение курса нас не спасет. И внизу, под этим люком, не было ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к аккумуляторам. Но там, внизу, у меня был большой гаечный ключ, не влезший в ящик с инструментами и лежавший в боковом стеллаже. А еще там, внизу, был переключатель, вышедший из употребления, но так и не снятый. Он управлял отдельным передним насосом, пока я не вывел все три на единый пункт управления. Нужно было действовать в темноте и быстро. Я поднял крышку люка, велел ему придержать ее и спрыгнул вниз. Мгновенно схватив ключ, сунул его на полку сзади, слева от ящика с компасом. Потом протянул руку, нащупал бесполезный переключатель и опустил рукоятку. Немного погодя передвинул ключ поближе к компасу.
— Давай, Макги, вылезай оттуда.
— Все уже сделано, — бодро сообщил я. Потом подпрыгнул и уселся на краю люка, болтая ногами, небрежно изучая костяшки пальцев, словно я их повредил.
— Давай, — нетерпеливо торопил он. Повернувшись, чтобы вылезти, я нащупал ногой рукоятку ключа и придвинул его еще ближе к ящику с компасом. Потом, почувствовав, что курс меняется, споткнулся о крышку люка и упал, чтобы отвлечь его внимание. Он по-кошачьи ловко отпрянул, отпустил крышку люка и направил на меня пистолет.
— Да я вон на том проводе поскользнулся, Бу, — сказал я извиняющимся голосом.
— Давай обратно на свой стул, мальчик.
Когда мы вернулись в салон, я услышал, как, словно в ответ на мои молитвы, застучал по палубе над головой легкий дождик. Я сомневался в том, что Уаксвелл имел какую-либо подготовку в использовании навигационных приборов для определения курса, но при этом чертовски хорошо понимал, что он мог, взглянув на звезды, обнаружить, что мы сменили курс.
Мы с Артуром сидели на стульях, Уаксвелл давал нам инструкции о том, как нужно себя вести, если нас постараются перехватить с моря или с воздуха. Он останется внизу со связанной девушкой, приставив ей к горлу нож. А если нас попытаются взять на абордаж, то, по его оценке, у него были неплохие шансы уложить их на месте.
— Это тот пистолет, на котором был глушитель? — спросил я.
— Проклятая штуковина, по почте заказанная, — сказал он. — Слишком громкий. Я его тогда еще раз испробовал, когда ночью домой приехал. Ни фига он не глушит.
Шаркая ногами, в комнату вошла безучастная ко всему Чук и принесла ему кофе с бутербродами. Он поставил поднос на колени, усадил ее слева от себя, держа нож в левой руке, поближе к ее ребрам, а справа от себя положил пистолет и, не спуская с нас глаз, принялся поглощать сандвичи. Я старался принять хоть какой-нибудь сигнал или намек от Чук. Она сидела по-прежнему безучастная, со сложенными на коленях руками. Двигатели, включенные на самую высокую скорость, ревели, вызывая слабую ответную вибрацию, дребезжание и позвякивание. Пролив был, как никогда, спокоен, по-прежнему накрапывал дождик. Я знал, что рано или поздно он поднимется в рубку проверить приборы и направление компаса. Я понимал, что изменил его, но не имел никакой возможности определить насколько. Мне хотелось отвлечь его. Взглянув на часы, с удивлением обнаружил, что было уже около десяти.