— Просто замечательно, — сказал я. Потом разлил пополам остатки кофе. Она захотела лишь капельку бренди, так что я взял остальное.
Она обошла меня кругом и уперлась пальчиками в мускулы на затылке.
— Трэв, милый, ты весь прямо узлом закручен. Это от напряжения, все время кажется, будто ты злишься. Расслабься, опусти головушку. Дыши поглубже, а там увидим.
Она принялась старательно постукивать, потирать, надавливать и поглаживать.
— Бесполезно, — заключила она. Потом снова обошла меня, уселась на колени, обвила шею руками. Поцеловала меня в ухо, легко дунув туда теплым ветерком. — Что мы будем делать, у нас уйма времени. Дел… то есть Нел хочет, чтобы ты расслабился по ее методу. Все, что тебе нужно, — это лечь и закрыть глазки.
— Слишком велика вероятность того, что Артуро не удастся принимать меры так долго.
Она пожала плечами, вздохнула и встала.
— Хорошо. Но когда мы доберемся туда, куда едем, мы устроим себе, как говорится, большую постель, можешь мне поверить. Ты так расслабишься, что забудешь, кто ты есть. И я тоже.
Она побродила, снова посмотрела на мои часы, затем свернулась клубочком на кровати, потерлась о подушки и стала бесконечно трепаться о своем детстве в Миннесоте.
Слушая ее, я никак не мог удержаться от того, чтобы не связывать ее поведение с теорией, изложенной ночью Мейером. Она легко смирилась с исчезновением Анса Терри из ее жизни, даже после целых семи лет, проведенных вместе, потому что она была «я», а Анс Терри «не-я», то есть просто объект, а когда объект перестает быть полезным для «я», от него избавляются, не удостоив прощальным взглядом. Он утратил свою полезность как объект наслаждения, и пустое место должен заполнить я. О четырнадцати жертвах она забыла в тот же миг, как поняла, что избежит наказания. Ее слезы по поводу смерти Ванжи также ничего не значили, просто традиционный траурный ритуал по подруге, потому что Ванжи тоже была объектом, предметом, прислоненным к стенке в одной из комнат ее жизни, и приведи ее жизнь обратно в эту комнату, ей будет недоставать Ванжи, как недостает зеркала, всегда висевшего на определенном месте. Когда привыкаешь к объекту, исчезновение которого может вызвать боль, то стараешься принять простые меры предосторожности, задабривая этот объект.
Возможно, она считала, что относится ко мне особенно хорошо, посвящая в подробности своего детства, девичества и жизни с Ансом Терри. Все, что она вспоминала, было тривиальным и пустым. Поверхностный ум придавал ей фальшивый аромат невинности.
Она совсем не участвовала в управлении своей жизнью. Она плыла по течению, находя свое удовольствие в одежде, фигуре, восхищении ею и ублажении ее мужчинами, в наслаждении сексом и смене причесок.
Ей было двадцать три. И чем бы она ни занималась в жизни, из всего выходила неизменной в своей сущности, с теми же интересами и внутренней пустотой.
В конце концов я сказал ей, что пора уходить. Она снова подкрасила розовым рот, надела темные очки, захлопнула сумочку и сказала:
— Ух, и сыта же я этими круизами по горло!
Я оставил ее в каюте, выглянул и убедился, что на палубе никого нет. Потом вернулся за ней, и мы пошли вниз по сходням. Ворота в проволочном ограждении были оставлены открытыми. Мы прошли сквозь них, и она постояла в тени навеса, пока я вызывал такси. Пришлось пять минут подождать.
Когда мы шли по солнечной улице к открытым дверям такси, она одаряла меня ободряющими улыбочками и томным покачиванием налитых бедер.
Следуя моим указаниям, шофер вывез нас из порта на Первое шоссе и свернул налево. Через четыре квартала я сказал:
— Водитель, мне нужно сделать несколько телефонных звонков. Пожалуйста, подождите на стоянке у торгового центра с правой стороны, постарайтесь встать поближе к аптеке.
Он нашел место в самом конце расчерченного асфальта, ближайшая стоянка к аптеке. В такси работал кондиционер.
Я погладил ее по ноге и сказал:
— Просто посиди немного, солнышко. Мне нужно кое о чем позаботиться, кое-что организовать. Для нас с тобой. Это займет не более пяти минут.
— Хорошо, сладенький, — ответила она.
Я похлопал водителя по плечу и вложил в лапу пятерку.
— На тот случай, если начнете волноваться, — сказал я.
— Под дождем, в час «пик», когда платят за то, чтобы в аэропорт за четыре минуты добраться — вот тогда я начинаю волноваться. А больше — никогда.
Я прошептал Дел на ухо:
— Постарайся не вызвать подозрений. Просто на всякий случай.
— Я сделаю все, что скажешь.
Торговый центр расширили, открыв позади него новую часть, на боковой улице. Некоторые магазины просто удвоили свою площадь и повесили новую вывеску с другой стороны. В том числе и аптека. Мейер и Мерримей сидели в последней кабинке напротив прилавка. Она снова была блондинкой, сняла парик, убрала накладной грим из-под глаз, так что они вернулись к своему обычному размеру. Губы были заново подкрашены в соответствии с ее собственным вкусом. И еще она успела где-то переодеться в полосатую блузку и красную юбку с разрезом. Оба выглядели и вели себя весьма раздраженно.
— Он близко остановился? — спросил Мейер.
— Прямо в дверь уперся.
— Отлично!
Она встала и показала нам монетку на вытянутой руке.
— Лучше тем же девичьим голоском, что и раньше, как вы думаете?
— Да, конечно, — сказал Мейер. Она поспешила в телефонную кабину. — Она очень умная девочка. Придумала отличный способ, как доставить им признание. Оставаясь в костюме Ванжи и в ее парике, остановила паренька посреди квартала и дала ему доллар, чтобы он отнес конверт в отдел расследования самоубийств.
— А когда она позвонила снова?
— В половине одиннадцатого. Потребовала сразу высшее начальство. Они тут же признали, что это очень интересный документ и что следует отправить копию в Бровард-Бич. Потом она их спросила, не хотят ли они поймать ту девушку, что его написала. Она передумала кончать жизнь самоубийством. Она пытается уехать из этого района. Говорит, что слышала, как они там ржали. Попытались засечь, откуда она говорит. Но она велела им поставить полицейскую патрульную машину в шести кварталах к северу отсюда, на стоянке Ховарда Джонсона, и повесила трубку.
Вернулась Мерримей и сказала:
— Нам лучше ехать, как вы думаете?
Мы вышли в новую часть торгового центра. У нее была своя маленькая белая машина с закрытым верхом. Она протянула мне ключи. Мейер втиснулся на заднее сиденье. Выезжая со стоянки, я сказал:
— Патологическим любопытством никто не страдает?
— Я бы посмотрел конец, — сообщил Мейер.
Я обогнул квартал, въехал на стоянку на противоположной стороне, проехал по проходу между двумя рядами машин и встал на свободное место. Сквозь поднятое стекло такси виднелось ее бледное лицо.
Бесшумно и быстро подкатила патрульная машина и остановилась, слегка взвизгнув тормозами, прямо за такси, заблокировав выезд. Свет мигалки отражался от всех гладких поверхностей и казался ярким даже на солнце. Вылезли двое ребят в бледно-голубой форме, с пистолетами в руках. Покупатели остановились и вытаращили глаза.
Дверь такси распахнулась, Дел выскочила оттуда и бросилась бежать от нас, наискось, между машинами. Короткая зеленая юбка не стесняла движений, и она быстро неслась на своих длинных ногах. Крикнув ей, чтобы она остановилась, полицейские ринулись следом. Один побежал между машинами, другой рванул по проходу, обходя сбоку и отрезая ей дорогу. Мы наблюдали за ними, пока они не скрылись из виду, а потом увидели, что они ее поймали на открытом месте. Дел пыталась отбиваться сумочкой, и один из них вырвал сумочку у нее из рук. Она лягалась и брыкалась, но полицейский обошел ее сзади, обхватил обеими руками за талию, заломив руки, и приподнял. Другой застегнул одну половинку наручников на ее правом, а вторую — на своем левом запястье. Тогда она покорно замерла, опустив голову. Начала собираться толпа. Полицейский потащил ее вперед, и она поплелась за ним мимо окруживших их людей. Она не поднимала глаз. Шофер так и стоял, уперев руки в боки. Подъехала еще одна патрульная машина. Я даже не заметил, как она появилась. Другие полицейские поговорили с водителем, и я видел, как он указал на аптеку. Двое из них отправились туда вместе с ним, надеясь, что, несомненно, обнаружат меня в телефонной будке.
Ее посадили на заднее сиденье первой патрульной машины. Я сказал исключительно безобразное слово с исключительно безобразной интонацией, откинулся на спинку кресла и поехал к шоссе, где свернул на север, в сторону широкой, обсаженной деревьями улице, что приведет нас к Бахья-Мар.
Проехав квартал молча, я сказал Мерримей, сидевшей на соседнем сиденье:
— Извините меня за мои слова.
— Я думаю, что мы могли это сказать одновременно с вами, Трэвис.
— Все трое, — подтвердил Мейер.
— Мерримей, — спросил я, — как получилось, что вы остались стоять там, когда Терри бросился на вас?
— Я решила, что народ достает кинокамеры, а когда в кадре столько звезд, то статисты в кадр не попадут. К тому же мне казалось, что для меня все это как-то нереально. Я была Ванжи, и он раньше пытался убить меня, и в случае, если он доберется до ограды, я ему ногтями пол-лица раздеру. — Она приподняла одно колено и поменяла их местами, снова положив ногу на ногу. — Мне кажется, он был… не в себе.
— Вышел за пределы, — сказал я. — Перешел в ту область, где его разум уже не работал.
— Тогда мое перевоплощение совершило именно то, что вы хотели?
— Свыше любых ожиданий, мисс Мерримей. Все, что мне было нужно, — это вывести его из себя, чтобы он начал совершать ошибки. Я и не надеялся на такой обоснованный арест. Теперь он у них в руках, и они добьются весьма интересной реакции, когда дадут ему прочитать то, что написала девушка. А я в это время предлагаю вам выпить что-нибудь на борту «Дутого флэша».
— С удовольствием, — сказала она. — Надеюсь, что и следующая моя роль вызовет столь же сильную реакцию.