ла на борт свои шмотки и ровным голосом объявила, что не собирается ходить вокруг да около. Нам всем троим известно, что она спала с Артуром до его женитьбы, а огромная кровать в моей каюте, которая уже стояла там, когда я выиграл яхту, предоставляла ей гораздо лучшую возможность присматривать за ним. И если он пожелает этим как-то воспользоваться, то она готова пожалеть его — или в лечебных целях, или из хорошего отношения, или в память о старых временах, или из соображений морали. В общем, Макги, называй это как тебе угодно, черт побери.
Мне осталось сказать ей, что я стараюсь вообще избегать называть как-либо такие вещи и единственное мое желание сейчас — это перенести пожитки и вернуться к грязной и жаркой работе смазывания левого двигателя, который после слишком долгого простоя работал с перебоями.
К вечеру Артуру Уилкинсону стало лучше. Была нежная ночь. Мы сидели в шезлонгах на кормовой палубе, любуясь длинной серебристой дорожкой лунного света на черной поверхности воды.
Я пересилил его нежелание и заставил заново рассказать кое-что из того, о чем он уже поведал, время от времени перебивая своими вопросами, пытаясь понять, не удастся ли разблокировать то, что было глубоко запрятано в тайниках его памяти.
— Как я тебе уже объяснил, Трэв, я считал, что мы собираемся уехать еще дальше, может быть — на юго-восток. Но после того, как переночевали в Неаполе, она сказала, что, наверное, лучше на некоторое время снять дом на побережье. Так как стоял апрель, она надеялась, что нам попадется что-нибудь приличное. Домик, который она нашла, был вполне милый, в самый раз. Отдельно стоящий, с большим участком земли вдоль берега и с бассейном. Семьсот в месяц плюс плата за электричество и телефонные разговоры. В эту же сумму входили услуги садовника, который наведывался дважды в неделю и ухаживал за участком. Но еще двести пятьдесят надо было платить женщине, которая ежедневно, кроме воскресенья, приходила в полдень.
— Имя?
— Что? А… Милдред Муни. Я думаю, ей около пятидесяти. Грузная. У нее была своя машина. Она ездила за продуктами, готовила и делала всю домашнюю работу. Накрыв к ужину, уходила, а посуду мыла уже на следующий день. Так что в месяц на хозяйство уходило около тысячи двухсот. И примерно столько же на саму Вильму. Парикмахер и портниха, косметика, заказы по почте из «Сакса», «Бонвитс» и тому подобных мест. Массажистка, особое вино, которое она любила. И туфли. Боже, эти туфли! Так и получалось — две с половиной тысячи в месяц, что означало тридцать тысяч в год, втрое больше моего дохода. После свадебных расходов и покупки машины у меня, помимо ценных бумаг, осталось пять тысяч наличными, и они таяли так быстро, что я просто испугался. По моим оценкам, их не осталось бы уже к концу июня.
— А ты не пытался заставить ее понять это?
— Конечно. Но Вильма смотрела на меня так, словно я изъяснялся на урду. Казалось, она просто не могла этого понять. Я начинал чувствовать себя тупой дешевкой. Она говорила, что не такая уж это и великая проблема. Вскоре я принялся искать способы заработать деньги, которые нам понадобятся. Я волновался, беспокоился, но все это казалось чем-то второстепенным. Единственное, что тогда имело значение… чтобы она оставалась со мной. В самом начале это было чертовски… здорово.
— Но это изменилось?
— Да. Но я не хочу об этом говорить.
— А позднее?
— Может быть. Не знаю. Все стало… совсем другим. Не хочу даже пытаться объяснять это.
— А если я уйду? — предложила Чук.
— Нет. Спасибо. Это ничего не изменит.
— Тогда поехали дальше. Когда ты впервые столкнулся с людьми из земельного синдиката?
— В конце мая. Как-то во второй половине дня она ушла гулять по набережной и вернулась с Кэлвином Стеббером. Там какой-то паренек подцепил на крючок акулу, и, пока он с ней боролся и вытягивал на берег, собралась толпа. Вот так она случайно с ним и заговорила, а когда выяснилось, что у них полным-полно общих знакомых, привела его к нам выпить. Как он выглядел? Такой грузный, приземистый и очень загорелый. Он казался… важным. Они трещали наперебой про людей, которых я знал только из газет. Про Онасиса и ему подобных. Он очень смутно говорил о том, чем они занимались. Сказал лишь, что приехал поработать над одним небольшим проектом, но это затянулось на гораздо более долгий срок, чем он предполагал. По-моему, ему… нравилась Вильма. Он пожелал нам счастья.
Когда он ушел, Вильма так и загорелась. Сказала мне, что Кэлвин Стеббер несметно богат и всегда делал очень успешные инвестиции в самых различных областях. Что если мы все правильно разыграем, то, может быть, он позволит и нам принять участие в том, чем сейчас занимается. И тогда наверняка самое меньшее, чего можем ожидать, — это получить вчетверо больше, чем вложили, потому что малые прибыли его никогда не интересовали. Честно говоря, мне это показалось прекрасным выходом из положения. Увеличив капитал в четыре раза, я смог бы получать достаточный доход, чтобы обеспечить ей ту жизнь, которой она хотела. Стеббер жил у себя на яхте в «Катласс-яхт-клубе» и, уходя, пригласил нас заглянуть к нему на следующий день на рюмочку.
— Название и порт приписки?
— «Пират», Тампа, штат Флорида. Сказал, что одолжил яхту у друзей. Вот тогда-то я и повстречал остальных трех из синдиката.
Пришлось попросить Артура рассказывать медленнее, чтобы я мог разобраться с этими тремя, представив себе каждого в отдельности.
Дж. Гаррисон Гизик. Старый, больной, высокий, хилый и тихий. С нездоровым цветом лица. Передвигается медленно, с заметным трудом. Из Монреаля. Как и Стеббер, Дж. Гаррисон Гизик приехал без женщины, а двое остальных — с женщинами. Двое остальных были местными.
Крейн Уаттс, местный адвокат. Темноволосый, симпатичный, дружелюбный. И неприметный. Приехал с супругой Вивиан. Зовут Ви. Темноволосая, сильная, хорошенькая. Обработана солнцем и ветром, атлетичная. Теннис, парусный спорт, гольф, верховая езда. По мнению Артура, настоящая леди.
Бун Уаксвелл. Другой местный. Возможно, из местного болота. Заметный. Грубый, громкий и напористый. Корни его акцента затерялись где-то вдали, в зарослях ризофора. Черные вьющиеся волосы. Бледно-бледно-голубые глаза. Желтое лицо. Буна Уаксвелла все называют Бу. И он тоже приехал не один, но не с супругой, а с рыжей Дилли Старр, девушкой с исключительно развитыми молочными железами. Такая же шумная, как и славный старый Бу, и, когда напивается, ведет себя несколько неприлично. А напивается быстро.
— Ну, ладно, — сказал я. — Значит, всего в синдикате четыре члена: Стеббер, Гизик, Крейн и Уаксвелл. И Стеббер — единственный из них, кто живет за границей. Вечеринка с Бу и его бабой подействовала на всех вас, людей благовоспитанных, несколько раздражающе. И что?
— Мы сидели вокруг стола и пили. На борту был специальный человек, смешивавший коктейли и подававший напитки. Кажется, кубинец. Марио, как они его называли. Улучив минутку, когда Дилли вышла в уборную, а Бу спустился на берег за сигарами, Кэлвин Стеббер объяснил нам, что иногда не удается выбрать партнера по сделке из своего социального круга. «Уаксвелл — это ключ ко всему проекту», — сказал он.
— А как скоро они взяли тебя в дело? — спросил я.
— Не сразу. Это случилось примерно через две недели. Вильма от него не отходила и все время твердила: он говорит, нет, дескать, никакой возможности, еще недостаточно подготовлена почва. Но она продолжала надеяться. В конце концов он позвонил мне как-то утром с яхты и попросил зайти к нему без Вильмы. Он тоже был один. Сказал, что у меня очень настойчивая жена. Одной настойчивости было бы недостаточно, но эта сделка тянется так долго, потому что один из инвесторов вышел из игры. Он сказал, что чувствовал себя обязанным предложить это остальным партнерам, но, поскольку я появился на сцене уже давно и ему глубоко симпатична Вильма, он уговорил мистера Гизика согласиться на то, чтобы я вошел в дело на определенных условиях.
— Он именно тогда объяснил тебе, в чем состоит договор?
— Только в общих словах, Трэв, безо всяких подробностей. Мы сидели в большом салоне, и он разложил карты местности на журнальном столике. То, что он называл «Кипплер-тракт», было отмечено и закрашено. Двадцать четыре тысячи четыреста гектаров. Довольно странной формы полоса, начинающаяся на севере острова Марко, расширяющаяся к востоку от Эверглейдз-Сити и доходящая практически до границы округа Дейд. Синдикат вел переговоры об оптовой закупке этой земли при условии выплаты по семьдесят пять долларов за гектар в течение двух лет при продажной стоимости триста долларов. Как только этот договор будет подписан, Стеббер вместе с другой группой организует корпорацию развития для покупки полосы у синдиката по цене девятьсот пятьдесят долларов за гектар. Это означает, что после выплат синдикату и накладных расходов все члены получат по пять долларов на каждый доллар, вложенный в оптовую закупку, и нужна сумма в один миллион восемьсот тридцать тысяч долларов на всю операцию. Он показал мне проспект о деятельности «Делтоны» на острове Марко, где интересы «Колльера» с канадскими деньгами должны были быть представлены предприятиями, охватывающими триста тысяч человек. Он сказал, что его люди изучили все аспекты этого плана: расширение, водные ресурсы и тому подобное. И что если удастся добиться оптовой закупки, мы своего не упустим.
Потом он сказал, что вложил в дело семьсот тысяч, Гизик — четыреста тысяч, нью-йоркская ассоциация — пятьсот тысяч. Остальные двести тридцать тысяч были внесены Крейном Уаттсом и Бу Уаксвеллом, конкретно Уаттсом — его доля. Он сказал, что от этой ерундовой доли одна головная боль, но было весьма существенно вывести на сцену блестящего молодого адвоката, а Бу Уаксвелл был одним из тех, кто тесно связан с наследниками Кипплера и имеет возможность, если ее вообще кто-нибудь имеет, уговорить их на эту сделку. Теперь нью-йоркская ассоциация вышла из игры, и вопрос о пятистах тысячах остался открытым. Он сказал, что мои пятьсот тысяч обернутся тремя миллионами, чистая выручка, сверх инвестиций, после выплаты налогов составит один миллион девятьсот тысяч.