– Брайс. Он тоже работает на Кийана.
– Господи, – бормочет Филдинг.
– Он хотел выяснить, кто я.
Филдинг смотрит на него с прищуром.
– Но он же ничего не узнал, иначе тебя бы вынесли оттуда в мешке для трупов.
– Кийан дал мне работу.
– Что?
– В клинике. Теперь я работаю на него. – Йоханссон вытягивает вперед руку. – Давайте координаты. Я вернусь, все проверю и скажу «да» или «нет». Если существует опасность, ответ будет «нет». Если скажу «да», значит, смогу все выполнить. Проблем не возникнет.
Филдинг молчит.
В ярком солнечном свете грязные стекла кажутся окутанными туманом. Снизу, из букмекерской конторы, доносятся отголоски разговоров, хорошо слышны звуки оживленной улицы: крики прохожих, фырканье отъезжающего автобуса.
И наконец:
– Спасибо. – Рука Филдинга погружается глубоко в карман, двумя пальцами он вытаскивает сложенный лист бумаги и протягивает Йоханссону, но стоит тому потянуться, отдергивает руку. – Как только все проверишь, обязательно позвони.
– Все разговоры прослушиваются.
– И что? Позвони мне, понял? И запомни: мы шесть лет работали вместе. Шесть лет, и ты должен понимать, что это значит. А это значит, что каждый раз, когда ты открываешь рот, я уже знаю, что ты хочешь сказать. Если собираешься сказать, что все пройдет гладко, то должен быть на сто процентов в этом уверен. Если есть лишь небольшие сомнения, – он пальцами отмеряет в воздухе расстояние не больше сантиметра, – мне тут же станет известно. Тогда я буду работать со своим человеком, а тебе придется отойти в сторону, ясно? Согласен с моим условием?
Йоханссон кивает.
– Не слышу?
– Да.
Филдинг молчит, сжимая пальцами лист бумаги, взгляд словно изучает Йоханссона изнутри. Секунда, две, три… Неожиданно резким движением он вытягивает руку. Йоханс сон разворачивает бумагу, видит ряды цифр и молча убирает ее в карман. В этот момент солнце скрывается за облаком, и в комнате становится холодно.
– Она кого-то убила, – говорит Йоханссон после минутной паузы.
– Она тебе сказала?
Он кивает.
– Почему ее нет в списках заключенных?
– Клиент сказал, все данные были уничтожены, – усмехается Филдинг. – У кого-то друзья в верхах. У кого еще есть такие возможности. – И неожиданно переводит разговор. – Итак, значит, она врач. Это уже кое-что.
– Что?
– Люди доверяют врачам. Клятва Гиппократа и все такое. Если врач решит кого-то убить, он сделает это быстро и чисто. Нет… – Он качает головой. – Клиент говорил об этом. Видел бы ты, в каком он был состоянии. – Филдинг выдерживает паузу и продолжает: – Особенности нашей работы таковы, что нам не стоит задумываться, правильно мы поступаем или нет. – Взгляд его становится острым. – Но на этот раз, поверь мне, объект это заслужил.
Глава 10
В два часа ночи в субботу я стою в переулке в районе Уондсуэрта и сжимаю в руке ключи. Стоит мне вставить ключ в замочную скважину, как за спиной раздается мужской голос:
– Вам ведь не хочется туда идти.
Оборачиваюсь. Из темноты ко мне направляется пожилой мужчина с пакетом из супермаркета.
– В этом месте бывают плохие люди, – говорит он. – Вам надо быть осторожной.
На улице никого, кроме нас. Впереди на главной улице района светится огнями магазин, торгующий дисками, дешевыми моющими средствами и огромными пакетами сладостей. Может, человек идет туда, и путь через этот переулок для него кратчайший?
– Видите, они забили окна щитами, но это никого не останавливает, их сломали. Тут дело в наркотиках. – Он уверенно кивает. – Наркотики, что же еще.
Поравнявшись со мной, мужчина не проходит, хотя я делаю шаг в сторону, чтобы освободить ему дорогу, а останавливается и выжидательно смотрит на дверь.
– Помню я это место, еще когда оно работало. Давненько я там не бывал.
Сейчас мне меньше всего хочется слушать ностальгические воспоминания. Поворачиваю ключ и обращаюсь к старику:
– Говорите, небезопасно? Тогда наденем это. – Я показываю ему яркую желтую строительную каску. Она очень заметна, но иногда это мне на руку.
– Что же вы будете делать? – спрашивает старик.
Дверь открывается, и он проходит за мной в кромешную темноту помещения. В нос ударяет зловоние фекалий.
Я решительно прохожу внутрь.
– Здоровье и безопасность, дружище, – произношу я.
Мужчина не отступает ни на шаг, впившись в меня взглядом серых глаз. Я смотрю в них и перевожу взгляд в темноту.
Помещение представляет собой некогда заброшенный паб в стиле короля Эдуарда, простоявший заколоченным последние три года и постепенно разрушающийся в ожидании новых хозяев.
Я вхожу через боковую дверь для персонала, затем прохожу по коридору. В темноте воздух становится еще более влажным и липким.
Поворачиваю фонарь в разные стороны, луч освещает горы мусора на полу. Поблескивают использованные иглы. Узкая лестница слева ведет на второй этаж. Там расположены спальни с ванными в пятнах ржавчины, валяются сломанные лампы, вырванные провода… а может, здесь специально все искорежено? Я остаюсь внизу, не поднимаюсь. Мы условились встретиться на первом этаже. Рядом с лестницей пожарная дверь. Я открываю ее и сразу слепну.
Закрываю глаза поднятой рукой. За полосой яркого света стоит Уитман.
– Лора, откуда вы знаете это место?
Снаружи его людей нет.
– Вы пришли один?
Кажется, он кивает.
– Как вы это объяснили?
Уитман вздыхает.
– Сказал, что ему надо встретиться с одним человеком из прошлого, а тот не хочет светиться.
– Их удовлетворил ответ?
– Им за это платят. – В его голосе слышится неуверенность. Возможно, он думал, что это будет проще, чем оказалось.
Наконец, глаза привыкают к свету. Уитман указывает в сторону бара. При свете фонаря лицо его кажется еще более мрачным.
– Он там. Не скажу, что с ним все в порядке.
Уитман проходит вперед и закрывает за собой дверь запасного выхода. О чем бы ни шел разговор, он не желает это слышать.
Заколоченные окна бара выходят на главную улицу. Сквозь них в помещение проникает шум улицы – рев двигателей, звуки музыки бангра из проезжающей машины, голоса проходящих людей. В щели прорывается свет. Двери, некогда открытые и приглашающие всех желающих, плотно заколочены. Еще одна дверь со стеклом зияет пустотами – осколки разбросаны по полу рядом. Луч моего фонаря скользит по стенам: горы мусора и пустых бутылок, следы пребывания наркоманов, граффити на стенах.
Йоханссон сидит на корточках, прислонившись к дальней стене, он похож на каменную статую. Мрак сделал его черты размытыми, но когда он встает и произносит: «Карла», я едва не вскрикиваю.
Отек спал вниз, синяки придают лицу переливчатый цвет от пурпурно-красного до желто-коричневого.
Его вид говорит мне обо всем. Борясь с желанием прикоснуться к Йоханссону, прячу руки в карманы, и какое-то время мы стоим молча.
– Это точно она? – наконец выдавливаю из себя я.
– Она.
– Ее нет ни в одном списке. Ни среди волонтеров, ни среди персонала или заключенных.
Имя стерто из всех списков, и некто желает ее смерти. Мне все это не нравится. Очень не нравится.
– Это точно она, – повторяет Йоханссон.
Я с трудом справляюсь с волнением. Пока.
– Так что же там произошло? Мы тебя искали. Отслеживали камеры.
– У вас есть доступ к видеонаблюдению?
– Теперь есть. Пришлось подождать – получилось только в среду. Уитман сказал, тебя нашли в лагере Кийана.
– Кийан не знает, кто я. – Лицо Йоханссона поворачивается к свету.
Теперь я замечаю порезы на ушах, на щеках и у глаз.
Потом он рассказывает мне все подробно, тихим голосом, почти равнодушно, словно это его не касается или касается лишь отчасти. О разговоре с Кийаном, о ночи в камере, но не о том, как его избивали. Пару слов о маленьком человеке по имени Джимми, но без деталей, не уточняя, что с ним сделали, или, по крайней мере, что Йоханссон ожидал от них. Вкратце о том наказании, которое не настигло его лишь благодаря появлению спасшей его Кейт с ножом.
Интересно, насколько его тронуло произошедшее.
– Это борьба за власть, – заключает он. – Между Кейт с Кийаном и Брайсом. На следующий день она поплатилась за то, что помогла мне.
– Она заключенная? Ты уверен? Не врач-волонтер?
– Она кого-то убила. Сама мне сказала.
– Убила? – Этого нет ни в одном отчете. – Информацию стерли.
Йоханссон кивает:
– Филдинг мне рассказал.
Врач, совершивший преступления и помещенный в тюрьму. Что в ней особенного? Я вопросительно смотрю на Йоханссона, но он молчит. Ему больше нечего добавить.
– Так чего же хочет Филдинг? – продолжаю я. Впрочем, кажется, я уже знаю.
Йоханссон запускает руку в карман и передает мне лист бумаги. На нем столбики цифр.
Координаты. Такой же я несколько часов назад получила от Филдинга. Я возвращаю листок.
– Невысокое здание в юго-западном секторе Программы. Хоутон-стрит. Одна камера внутри. Я проверила, но немного увидела. Бетонный пол, кирпичные стены. – Стены изрисованы граффити, единственное, но огромное окно разбито и выломано.
– Он сообщил о резервуаре?
– Сообщил. Его вполне возможно открыть. Поддельные путевки на работы и сказка о безопасности. Скажем, что внутри токсичная жидкость, никто не станет проверять, что там, прежде чем закрыть люк. – Я замолкаю на несколько секунд и продолжаю: – Но если она так важна для Кийана, он может спохватиться, когда она исчезнет. Могут вспомнить и про резервуар.
– К тому времени меня там уже не будет, – говорит Йоханссон.
Он прав. С этим проблем не возникнет.
– Это инициатива клиента, верно? – Йоханссон кивает. Конечно, как иначе. Не похоже на стиль работы Филдинга, такое количество деталей. – Филдинг сказал, что клиенты гражданские, но для гражданских они слишком хорошо осведомлены о Программе. У них там свои люди, зачем они используют тебя?