– Я же говорил?
– Кстати, ваш пас был не очень.
– Правда? – довольно усмехается он и отсоединяется.
Вернувшись в квартиру, достаю флешку, переданную мне Эллисом на улице. На ней звуковой файл под названием «Робертс».
На заднем плане шумы, наводящие на мысль о ресторане, – не громкие, безудержные крики, а разговоры вполголоса, перезвон бокалов и ненавязчивая мелодия. Скорее, это паб среднего класса с массивными столами и кожаными диванами, время, полагаю, обеденное.
– Итак, что вы можете сказать о Кэтрин Галлахер? – произносит Эллис.
Ему отвечает человек явно выдержанный, образованный и осторожный:
– О, она была женщина высокоинтеллектуальная, умная. Ответственная. Отличный работник. Хорошо справлялась с самыми сложными случаями. Имела склонность к исследованиям, могла бы многого достичь, будь… – Голос срывается и замолкает. Будь она жива.
Я быстро пробегаю глазами прилагающуюся информацию о допрашиваемом: Олвин Робертс, старший анестезиолог, пятьдесят три года, отец двоих детей и начальник Кэтрин Галлахер.
– Она была хорошим врачом? – спрашивает Эллис.
– Очень знающим. Серьезным. Преданным делу. По-своему.
– И что это значит?
– Она была крайне педантична, внимательна, решительна.
– Ее любили пациенты?
– Большинство наших пациентов, знаете ли, ведут себя тихо. Таким образом, у нас есть возможность приберечь хорошие манеры для общения с семьями. И родственники больных ее любили, и не без оснований. У нее была уверенность в себе. Авторитет. Она внушала им спокойствие. У меня нет повода обвинять ее в непрофессионализме.
– А как насчет личностных качеств?
Робертс медлит, и в его молчании ощущается неуверенность. В моей голове эхом проносятся слова Девлина о том, что в ней было нечто мрачное, темное, словно что-то надломилось в душе…
– Она была приятным в общении коллегой. Немного отстраненной, замкнутой. – Голос Робертса становится напряженным. – Да, очень замкнутая особа.
Больше он не говорит ничего ценного.
Робертс не знал, что Кэтрин посещала психоаналитика, услышал это лишь от полицейских.
– Я понимаю, мы должны были об этом знать. Но, видит бог, депрессия у врачей не редкость. Даже если человек не говорит, это чувствуется. Но с ней ничего подобного не происходило. Она всегда была такой, как обычно. Замкнутой, все держала в себе. Причина могла быть в чем угодно. – Пауза. – Видите, даже обратившись за помощью, она настояла, чтобы это оставалось втайне. Не хотела, чтобы об этом узнали. Вероятно, ей с трудом, но удавалось вести себя нормально, ничем не выдать…
– Почему она так поступала?
– Разве в профессии полицейского, например, это не стало бы позорным клеймом? Рад за вас, но в медицинском мире все по-другому. Нам нравится думать, что мы можем справиться с любой ситуацией, и не любим признаваться, что проиграли.
– Это повлияло бы на ее карьеру, не так ли? Если бы коллеги узнали о ее депрессии?
Вздох.
– Официально я не должен был придавать этому значение.
– Но были бы вынуждены.
– Люди считают, что на такие вещи нельзя закрывать глаза.
– Кэтрин была честолюбивым человеком?
– Карьера имела в ее жизни огромное значение. Огромное. Не забывайте, что она была перфекционистом, разумеется, она обязана была справиться. Все остальное считалось бы поражением.
– Если человек до такой степени перфекционист…
– Ее личная планка была установлена очень высоко. Она гордилась, что никогда не допускала ошибок.
– Ценно для пациентов.
– Да, но не для нее самой. – Робертс задумался, вспоминая что-то из прошлого. – Возможно, проблема была именно в этом. Мы работаем в отделении интенсивной терапии. Порой люди умирают. Умирают, несмотря на все приложенные усилия.
– У нее были проблемы после смерти пациента? – Эллис сделал стойку. – Может, какой-то конкретный случай?
– Ничего конкретного. – Робертс замолкает, потом продолжает, решая объяснить: – Нам, как врачам, нравится думать, что мы держим ситуацию под контролем, но это лишь иллюзия, как бы мы ни старались. Смерть пациента каждый раз напоминает нам об этом.
– Значит, ей хотелось полностью все контролировать?
– Да. Возможно, самоубийство было выражением этого? Только так она могла все держать под контролем. – И после недолгой заминки: – Знаете, я видел записи с камеры наблюдения и до сих пор думаю о том, куда она шла тем вечером. Кэтрин выглядела так, будто идет на дежурство, но в ту ночь была не ее смена. – Робертс, кажется, вздыхает и качает головой. – Очень надеюсь, вы найдете тело. Мне неприятно думать, что она лежит где-то… Впрочем, это очень на нее похоже – не желать быть найденной. Очень в ее духе.
Пауза длится довольно долго, затем молчание прерывает Эллис:
– Она взяла отпуск. Объяснила это болезнью матери. Вам ничего в этом не кажется странным?
– Я знал, что ее мать нездорова.
– Кэтрин очень переживала?
– Она казалась… немного взволнованной. Но Кэтрин была очень ответственным человеком и относилась к своим обязанностям со всей серьезностью. Немного странно, что она попросила коллег подменить ее на время. Должно быть… – Робертс понижает голос, – она заранее все планировала?
Но перед исчезновением он не заметил в поведении Кэтрин ничего странного.
Была ли причина в том, что она не знала, что с ней произойдет? Или знала, но тщательно скрывала?
И вот Эллис задает один из главных вопросов:
– Вы могли бы предположить, что кто-то желал ей зла?
– Хотите сказать, – с ужасом спрашивает Робертс, – что это могло быть…
– Были ли у нее враги, у которых был мотив для причинения ей зла?
Тишина. Слышны лишь звуки собираемой посуды и смех за соседним столиком.
– Вы нашли тело, – произносит наконец Робертс.
– Нет.
– Но у вас есть основания полагать…
– Мы просто рассматриваем все возможные версии.
Молчание. И через несколько секунд Эллис пытается зайти с другой стороны:
– Может, у нее умер пациент, семья не смогла с этим смириться, считала ее виновной?
– Ничего подобного не представляю, – отвечает Робертс.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверен.
– Ну что ж, если что-то вспомните… – говорит Эллис. Должно быть, он передает Робертсу визитку. – Благодарю, что согласились на встречу.
В следующую секунду звонит телефон. Эллиса? Должно быть, да. После паузы, видимо, взглядом извинившись перед Робертсом, Эллис отвечает.
– Что на этот раз? – Запись через несколько мгновений обрывается, но не раньше, чем я успеваю услышать первые звуки композиции Майлса Дэвиса.
Эллис разговаривает со мной.
В воскресенье я звонила, чтобы узнать, не опрашивал ли он коллег Кэтрин Галлахер. Значит, он начал в тот день.
– Скольких, Эллис? Скольких коллег Кэтрин вы опросили с воскресенья?
Он задумывается и с вызовом произносит:
– Многих.
Многих. Конечно, Эллис работает быстро. Едва почуяв мой интерес к делу Кэтрин Галлахер – лишь намек на заинтересованность, – он, как тренированная ищейка, ринулся вперед. Он уверен, что женщину убили, и роет землю в поисках доказательств, и еще Джо мечтает быть на шаг впереди меня, и не в моих силах его остановить.
– И когда вы собирались мне это сообщить? – спрашиваю я.
– Вот говорю сейчас.
– Мне нужны все записи. Все до единой.
– И вы их получите. Я с ними закончил. Только время зря потратил, бог знает зачем. – В его голосе слышится горечь, почти обвинение в мой адрес. – Я говорил с каждым в этом чертовом отделении, и знаете, что получил? Ничего! Она не была стервой, не была чокнутой, но ни один человек с ее работы не переступал порог ее дома. Ни разу. Иногда они ходили в кино, выпивали в баре, но Кэтрин всегда уходила первой и всегда трезвая. Она никого к себе не подпускала.
– А как насчет…
– Работы? Она была ее единственной любовью. И у нее отлично получалось. Против нее ничего нет.
– Уверены?
– Вы велели искать случаи халатности, смерть пациентов, обвинения семьи, обиды, верно? Так вот, никаких слухов, никаких жалоб, даже ни одного анонимного письма. Ни одного замалчиваемого скандала, о котором говорили бы шепотом. Конечно, ее пациенты умирали, она же работала в интенсивной терапии, но случаев с летальным исходом не больше, чем в таком же отделении любой другой больницы. Я проверил все цифры, Карла. Не считайте меня идиотом. Некому было желать ей смерти. Если только она не попалась под руку случайному психу. Или серийному убийце. – Сарказм так и брызжет из Джо, и в его голосе опять слышится упрек в мой адрес. – Но если вы так уверены, что мотив есть… Значит, убийство все же преднамеренное. Получается, меня ждет целый грузовик дерьма, а я его еще не видел. И вы мне не дадите ни одной наводки, верно я понимаю? Зачем вы втянули меня в это, Карла? В деле ни одного подозреваемого…
– Ее исчезновение подозрительно.
– И это все? Лишь предчувствие?
– Да, – сурово произношу я. – Предчувствие. Что там с психоаналитиком? Или вы и его уже опросили?
– Нет, – отвечает Эллис с напускным равнодушием. – С ним я еще не разговаривал. Он следующий на очереди.
Если Марк Девлин смог разгадать, на что способна Кэтрин Галлахер, то Грейвс непременно должен был понять.
Но Эллис не знает, какие надо задавать вопросы, а я не могу рисковать и раскрыть перед ним все карты. Нельзя допустить, чтобы Эллис шел впереди меня, – я не имею права позволить ему докопаться до правды раньше меня, особенно если она может привести к Джексону.
– Отлично, – говорю я. – Я иду на встречу с вами.