Папка находится в этом здании, мне остается только найти ее.
В конце коридора приоткрытая дверь кабинета Грейвса. На несколько секунд я замираю, прислушиваясь, – по Кингс-Роуд проносится машина с включенной сиреной – и зажигаю свет.
Обшитые деревянными панелями стены, кресла, рабочий стол. Первым делом я открываю ящики стола и с разочарованием убеждаюсь, что доктор хранит в них ручки, листочки для записей, диктофон, шнуры и «мышку» от компьютера. Никаких папок. Оглядываю шкаф с книгами и журналами, возвращаюсь в коридор к Луи и кивком указываю ему на лестницу.
На первом этаже три двери. За одной еще один кабинет, вторая ведет в туалет, третья в кабинет, выходящий окнами на задний дворик. Луи первым делом опускает жалюзи, а я оглядываюсь: два стола, компьютеры, телефоны, пара стульев, сканер, принтер и три запертых на ключ шкафа. Луи переводит взгляд со шкафов на меня, спрашивая: «Открывать?» Ему потребуется на это не больше минуты, но я качаю головой. В этом здании работают четыре психоаналитика, трех шкафов явно недостаточно для хранения историй болезни всех пациентов, их должно быть по крайней мере четыре.
– Должно быть еще хранилище документов, – шепчу я, подхожу к дальней стене и открываю поочередно две двери. За ними вместительный шкаф с вещами и маленькая кухня.
Мы поднимаемся наверх и обнаруживаем еще два кабинета, ванную и кладовку с канцелярскими принадлежностями, но ни одного помещения, похожего на архив.
Но папка существует, я точно видела картонную обложку с надписью «Кэтрин Галлахер». Поразмыслив, я возвращаюсь обратно в кабинет Грейвса.
Оглядев мебель, я смотрю на пол.
Дорогой ковер, но им пользовались не один год, и уже видны легкие потертости. Я внимательно приглядываюсь к посветлевшим участкам: у кресла, у стола, за которым работает Грейвс, но есть и еще один – у обитой панелями стены. На первый взгляд там нет ни зеркала, ни картины, ничего, что могло бы заставить человека часто там стоять.
Я прохожу к двери, включаю свет и возвращаюсь к обитой панелями стене, на этот раз подсвечивая фонарем сбоку. Мне хорошо виден зазор, не больше миллиметра, между панелями; опустившись на колени, я вижу, что ближе к полу он становится уже миллиметра два. Потайная дверь. Или сейф.
Я встаю и ощупываю руками в перчатках ближайшие панели. Безрезультатно.
В дверях появляется Луи. Стоит мне отойти, как он решительно приступает к делу, мне даже не приходится просить его открыть эту дверь.
Проходит пятнадцать минут, прежде чем Луи встает с колен и раздается щелчок замка. Доступ открыт.
Луч фонаря освещает более сотни папок, расставленных на полках, которые расположены в углублении от пола до потолка.
Они должны стоять в определенном порядке, скорее всего, в алфавитном, но я не вижу буквенных обозначений. Галлахер, где же она?
Тихо вибрирует мобильный Луи, и он выходит из кабинета.
Достаю одну папку – Мэдисон, соседнюю – Кирби…
До меня доносятся из коридора лишь отдельные звуки, слова я не могу разобрать. Внезапно раздается вой сигнализации. В углу кабинета мигает датчик движения.
Что происходит?
В дверях возникает темный силуэт Луи. Я направляю на него фонарь и вижу его широко распахнутые, полные отчаяния глаза.
– Не двигайтесь, – шепчет он, – и выключите свет.
Я выключаю фонарь, и сирена смолкает. В углу загорается красная лампочка.
Я стою, боясь пошевелиться, посреди кабинета Грейвса, с фонарем в руках и перед распахнутым настежь шкафом с историями болезни. Я не могу сдвинуться ни на сантиметр, потому что датчик движения мгновенно среагирует.
Больше всего сейчас мне хочется повернуться к Луи и спросить, почему он не отключил сигнализацию и что делать дальше, но я не вижу даже его лица.
В это мгновение раздается звук, который заставляет меня вздрогнуть: в замке входной двери поворачивается ключ.
Стоит двери открыться, как сигнализация срабатывает снова. В холле включается свет, слышатся шаги и приглушенный смех. Затем женский голос произносит:
– Сигнализация, сигнализация.
Опять шаги, потом кто-то набирает код, и наступает тишина. В углу кабинета Грейвса гаснет красная лампочка.
Я делаю глубокий выдох через рот, чтобы звук был тише. Слышно, как бьется мое сердце и хрипло дышит Луи. Свет фонаря выхватывает капельки пота на его темной коже.
Я вожу фонарем из стороны в сторону в поисках места, где можно спрятаться, и ничего подходящего не нахожу.
Женщина смеется еще громче, кажется, она пьяна и громко говорит:
– Трахни меня сейчас же.
Я узнаю этот голос. Это похожая на замороженный кусок масла администратор с гладкими волосами, скучной одеждой и выражением скромной покорности судьбе на лице. Должно быть, ожидавший у входа Робби их видел, узнал женщину и сообщил Луи о возникших непредвиденных обстоятельствах. Тот мгновенно понял, что прежде всего они обратят внимание на сигнализацию, и включил ее.
– Трахни же… меня, – произносит тот же голос.
– Прямо здесь? – Голос мужчины мне неизвестен, мужчина трезвее своей спутницы, и очевидно, что здесь он главный.
– На столе, – хихикает она.
Череда тихих звуков непонятного мне происхождения, затем скрип пола, звук отодвигающегося стула и мужской смех – ободряющий, мягкий – и стоны.
Мы стоим, не шевелясь. Звуки постепенно становятся понятнее.
Луи кивает мне и выходит в коридор.
Идти за ним? Нет. Я обязана найти папку.
Я вновь зажигаю фонарь и смотрю на историю болезни в руках – Эймс. Я осторожно ставлю ее на полку и перевожу луч вправо. Фарис. Георгиу.
Возня в холле подходит к кульминационному моменту.
Галлахер К. Вот она. Достаю папку и открываю. На первой странице анкетные данные: имя, адрес, номер домашнего телефона. Перелистываю страницы. Все они исписаны убористым почерком. Я нашла, что хотела.
Внизу женщина громко вскрикивает раз, другой, третий, раздается мужской хрип, и все смолкает.
Где же Луи?
Если он попадется, мы вас сдадим.
Неужели он сбежал и оставил меня одну?
Что ж, я не вправе его винить, ему нужно думать о Кайле.
Через несколько секунд из холла доносятся покашливания, женщина и мужчина поправляют одежду.
Им незачем заходить в этот кабинет, но все же я выключаю фонарь. Шаги: каблуки ее туфель, его броги. Может, они молчат, потому что им хорошо или просто нечего сказать друг другу.
Я слышу скрип открывающейся входной двери. Слава богу.
– Подожди, – говорит женщина, – надо включить сигнализацию.
Через восемь секунд красный огонек вновь прорезает темноту.
Настало время выбираться. Сейчас я могу только сесть в кресло Грейвса и сложить руки на папке.
Здание погружается во мрак, хлопает входная дверь. Огонек в углу мерно подмигивает мне.
Я потеряла счет времени. На руке есть часы, но они скрыты рукавом, а я не могу пошевелиться.
В кармане вибрирует мобильный. Остается гадать: это Робби или Шон – ответить я не могу. Я лишь кошусь на детектор, стараясь выровнять дыхание.
Проходят минуты. По соседней улице опять проносится полицейская машина.
Как долго я смогу так просидеть? Прежде чем затекшие мышцы начнет сводить судорогой? Возможно, мне придется оставаться в этом кресле всю ночь и весь день, пока в понедельник утром не придет прилизанная администраторша в чистой одежде, с укладкой и неброским макияжем. Она и найдет меня сидящей в кабинете Грейвса.
Нет, Робби подобного не допустит, но он не сможет самостоятельно вызволить меня из этого плена технических устройств. Придется ждать Луи. Однако если Луи решил исчезнуть, надо на ходу придумывать новый план. Звать на помощь. А это означает звонить Крейги.
Сколько времени это займет? Сколько я смогу продержаться?
Интересно, прошло много времени? Минут пятнадцать? Двадцать? Некоторые люди наделены умением чувствовать время, но не я. Знать бы, который сейчас час…
Я смотрю на свои ладони, сложенные на папке, и вспоминаю Яна Грейвса.
Если бы я могла включить свет и открыть папку, давно бы выяснила, что он от меня скрывал. По крайней мере, мне было бы чем заняться.
Я продолжаю сидеть, разглядывая папку, когда внезапно слышу легкий шорох в коридоре, и в это время гаснет лампочка датчика в углу.
Луи.
Несколько мгновений я не шевелюсь, затем наклоняюсь, опускаю голову на руки и закрываю глаза.
– Привет, – тихо произносит стоящий в дверях Луи, и я поднимаю голову.
Он светит фонарем прямо мне в лицо, потом догадывается его опустить.
Я не стану говорить то, что готово слететь у меня с языка: «Подонок, я думала, ты меня бросил».
Этого не требуется. Он видел мои глаза.
Я возвращаюсь домой в четвертом часу утра. Прежде чем уйти из кабинета Грейвса, я воспользовалась крохотным фотоаппаратом и сняла все страницы из папки Кэтрин Галлахер, не забывая удостовериться в нумерации, чтобы точно знать, что доктор не смог ничего утаить.
Я ничего не пропустила. Папка была возвращена на прежнее место на полке, я ушла первая и одна. Робби и Шон проследят, чтобы Луи благополучно покинул дом, окна были закрыты, а сигнализация включена. Мы сработали аккуратно, все осталось на своих местах, никто не догадается, что в доме побывали люди.
Все же я не смогу заснуть, пока не прочитаю историю болезни.
Я подключаю камеру к ноутбуку, нажимаю на печать и отправляюсь готовить кофе.
Но к чашке я так и не притрагиваюсь, настолько чтение захватывает меня с первой страницы.
У нас с Грейвсом много общего. Он тоже любит точные данные, поэтому сначала записывает имя, адрес, телефон. Профессия: младший бухгалтер (рекламное агентство). Пустыми остаются строчки, предназначенные для рабочего телефона и фамилии врача общей практики. Затем идут подробные записи с каждой встречи за пятнадцать месяцев. Подобное сходство характеров кажется мне жестоким.
Все так, как рассказал нам Грейвс. Требовательный отец, эмоционально холодная мать, детство, прошедшее без любви, – зависимость от успехов, хорошие отметки в школе, с честью выдержанные экзамены… Я воображаю себе серьезного ребенка, сидящего за обеденным столом в школьной форме, с заплетенными в косы светлыми волосами, только что закончившего делать уроки или поразившего успехами учителя музыки.