В состав этого «оперативного штаба» (С. А. Филатов называет его «военной группой»), на который была возложена «координация действий силовых структур по недопущению военного конфликта», вошли В. Б. Булгак, Д. А. Волкогонов, В. Б. Ефимов, О. И. Лобов, О. Н. Сосковец и Е. И. Шапошников. Военная группа разместилась в Штабе ОВС СНГ на Ленинградском проспекте[2461].
Еще перед тем, как Е. Т. Гайдар отправился на телевидение, В. С. Черномырдин обратился к нему с не совсем обычной просьбой. «Виктор Степанович…, – пишет Е. Т. Гайдар, – просит на случай блокады здания правительства получить наличные в Центральном банке»[2462].
Никакая блокада зданию правительства не угрожала, и Егор Тимурович великолепно это понимал. Однако он воспринял просьбу премьера как приказание. Поэтому сразу же передал ее первому заместителю министар финансов A. Вавилову[2463].
Толи А. Вавилов не пожелал участвовать в этой авантюре за спиной своего непосредственного начальника, то ли его авторитета оказалось для соответствующих финансовых учреждений недостаточно, поэтому пришлось задействовать министра финансов, которого около 22.00, уже после выступления Е. Т. Гайдара по телевизору, привезли на Старую площадь.
«Мы, – вспоминает Б. Г. Федоров, – попросили часть коммерческих банков, в которых были тогда счета правительства, привезти наши деньги на Старую площадь, и некоторые (Мост-банк) быстро откликнулись… Мой заместитель А. Вавилов позвонил руководству Госзнака, но ему отказали. Учитывая прямое указание премьер-министра и ситуацию, я взял на себя ответственность и дал письменное приказание Госзнаку выдать 10 млрд. руб., за которыми поехал заместитель министра А. Вавилов на своих «Жигулях» с двумя автоматчиками. Деньги были сданы B. Квасову в аппарат В. Черномырдина»[2464].
«Сразу после окончания тех событий, – пишет Б. Г. Федоров далее, – все деньги до единой копейки были возвращены Госзнаку. Поэтому мне было смешно слышать на протяжении двух лет лживые домыслы коммунистов о том, что Е. Гайдар якобы взял деньги и раздавал их сторонникам исполнительной власти. Одновременно было документально подтверждено, что В. Геращенко по нескольким чекам (есть их номера) выдал Белому дому сотни миллионов наличных рублей. Деньги весьма патриотично раздавались «защитникам» парламента и использовались для поддержки политической напряженности»[2465].
Я надеюсь, что придет время, и станут доступны документы, в которых нашла отражение эта темная история. Однако поскольку никто Кремлю не угрожал, ясно, что несколько миллиардов рублей были доставлены премьеру вовсе не для того, чтобы подержать их в руках. Мне неизвестны обвинения В. С. Черномырдина в том, что он собирался раздавать эти деньги представителям исполнительной власти, но известны сведения, что деньги предназначались для финансирования штурма «Белого дома».
В 23.00, вскоре после того, как был создан «оперативный штаб по поддержанию порядка» в столице, Б. Н. Ельцин подписал указ о назначении заместителя министра внутренних дел России А. Н. Куликова на период чрезвычайного положения в столице комендантом Центрального района Москвы[2466].
Тогда ж П. С. Грачев встретился с корреспондентом газеты «Известия» и заявил ему, что правительство полностью контролирует положение в городе и «на час ночи» назначен штурм Белого дома[2467].
По одним данным, в 20.00 Кантемировской, Таманской и Тульской дивизиям ВДВ, а также в бригаде МВД в Теплом стане был отдан приказ о выдвижении к Москве. По другим данным, в 20.10. части Таманской и Кантемировской дивизий уже вошли в столицу[2468]. М. М. Мусин утверждает, что «бронегруппа» 27 Севастопольской отдельной мотострелькой бригады (бывшая особая бригада КГБ СССР) под командованием ее начальника штаба Якова Выродова появилась у стен Кремля в 21.20[2469]. По другим сведенимя, 30 БТР и 40 грузовиков этой бригады «проследовали по Ленинскому проспекту в сторону Садового кольца» в 22.40[2470].
«…Третьего числа, вечером, – вспоминает бывший командир «Альфы» генерал Г. Зайцев, – меня и командира “Вымпела” Дмитрия Михайловича Герасимова вызвали к министру обороны. Инициатива исходила от начальника Главного управления охраны Барсукова. Он дал указание, чтобы мы оговорили с Грачевым вопросы, касающиеся координации действий в ходе предстоящей операции». В тот же вечер личный состав двух элитных подразделений спецназа был поднят по тревоге и размещен в кремлевском Дворце Съездов[2471].
Однако в самую последнюю минуту, что-то произошло, и прежний план был изменен.
«Когда командиры спецназа, – свидетельствует Г. Зайцев, – явились в Министерство обороны, их провели в кабинет Грачева, где в это время находился он сам и его пресс-секретарь – элегантная дама в темно-зеленом костюме. Доложили, по чьему указанию и для чего прибыли. Грачев, поморщившись, ответил:
«Мужики, сейчас уже позднее время. Даже если я сейчас начну давать директивы в войска, раньше утра мы никого не соберем. Давайте, поезжайте спокойно к себе. Сегодня ночью ничего не будет»[2472].
Совещание в Минобороны
В своих воспоминаниях Б. Н. Ельцин живописует, как драматически складывалась ситуация вечером 3 октября, когда «армия еще не вошла в Москву», а милиция «оказалась не в состоянии дать отпор» «профессиональным убийцам» и «боевым офицерам»[2473].
А. В. Коржаков сообщает, что когда 27-ю бригаду направили из микрорайона Теплый стан в центр города, кто-то приказал остановить ее. Когда Таманская дивизия направлялась к телецентру Останкино, ее тоже кто-то остановил. «Кто давал эти команды? Множество комиссий после октября старались получить ответ на простой вопрос, но безрезультатно»[2474].
Что же последовало за этим? Может быть, П. С. Грачева отправили в отставку? Ничего подобного. Остался в своем кресле и В. Ф. Ерин. Более того, П. С. Грачев стал кавалером ордена «За личное мужество». Подобный же орден получил Н. М. Голушко, а В. Ерина «произвели» даже в Герои России[2475].
Были повышены в званиях заместитель МВД А. Н. Куликов, командующий внутренними войсками МВД А. С. Куликов, заместитель МВД М. К. Егоров, начальник ГУ ООП МВД В. В. Огородников, начальник ГУВД Москвы В. И. Панкратов, командир ОМОН ГУВД Д. В. Иванов и начальник УВД Юго-Восточного административного округа В. В. Косарев[2476].
Это означет, что в ночь с 3 на 4 октября все они действовали по высочайше одобренному сценарию.
А где в это время находился и чем занимался Борис Николаевич?
Этот вопрос возник у многих, когда в 23.20 на экранах телевизоров появился В. В. Костиков и зачитал обращение Б. Н. Ельцина к народу[2477].
«Многие из тех, кто появлялся на экране, – писал позднее Борис Николаевич, – возмущались, почему молчит Ельцин, напрямую требовали, чтобы сказал свое слово президент. Но в тот момент мне пришлось решать более существенную задачу»[2478].
Какой именно была эта задача, Борис Николаевич предпочел умолчать, но вот что на этот счет говорится в книге «Эпоха Ельцина»: «В Кремле помощники настаивали, чтобы президент немедленно выступил по телевидению с обращением». Однако «Ельцин, чувствуя себя не в лучшей форме, оттягивал этот момент»[2479].
И снова загадка. Что значит, «не в лучшей форме»? Бывший пресс-секретарь президента В. В. Костиков утверждает, что в тот вечер Б. Н. Ельцин хотел выступить по телевидению, но его отговорили от этого: «У Вас крайне усталый вид. Лучше отдохнуть и выступить завтра». «У Вас такое лицо, что москвичи подумают Бог весть что»[2480].
По свидетельству А. Караулова, Борису Николаевичу «нездоровилось»[2481]. Но что сие значит, А. Караулов тоже умалчивает. Между тем А. В. Коржаков в одном из интервью прямо заявил, что все эти дни, в том числе 3 октября, Б. Н. Ельцин не мог обойтись без алкогольного допинга[2482].
Когда я спросил у С. А. Филатова, почему вечером 3 октября Б. Н. Ельцин не выступил с телеэкрана и в качестве своеобразного теста предложил три ответа: был болен, был пьян или же рано лег спать? Сергей Александрович выбрал третий ответ: рано лег спать[2483].
Отмечая, что Борису Николаевичу «нездоровилось» еще тогда, когда он «прилетел в Кремль», А. Караулов пишет: «Потом он, слава Богу, заснул»[2484].
Об этом невероятном факте пишет и В. Л. Шейнис: «По некоторым свидетельствам, нервное напряжение у него было столь велико, что до середины ночи он спал. Трубку прямого телефона брал то ли Илюшин, то ли Коржаков, чего прежде никогда не было»