ледничке. М. Дмитривна».
Игорь укоризненно покачал головой. Эх, тетенька, до седых волос дожила, а русской грамоте так и не научилась.
Ледничком хозяйка по привычке именовала холодильник — маленький, с пожеванной резиновой прокладкой на двери, он периодически взрывался оглушительным ревом, и Игорь не раз и не два за ночь просыпался от этого жуткого животного звука, а потом долго не мог уснуть.
В ледничке в смысле продуктов питания было негусто: стояла кастрюлька со вчерашней картошкой «в мундире» и банка с солеными огурцами. На боковой полке, аккуратно завернутый в промасленную бумагу, обнаружился небольшой кусок сала, весь в крупных кристаллах соли.
В конце концов Игорь решил ограничиться чаем вприкуску с остатками печенья. В случае чего, подумал он, можно будет заскочить в заводскую столовую, заодно и ознакомиться с заводским бытом.
Итак, час спустя, миновав мост через реку (квартира администраторши находилась в старой части города), столичный визитер уже входил на территорию электровозостроительного. В левой руке его небрежно болталась перетянутая бечевкой посылка проводницы.
У стенда, где размещались заводские объявления, Игорь притормозил. Огромный свежевывешенный плакат (еще вчера его здесь не было, Игорь точно помнил) извещал о том, что на заводе силами комсомольской организации идет подготовка к новому празднику — Дню труда. Под нарисованным мускулистым рабочим было приписано, что этот праздник планируется сделать ежегодным и он посвящен всем тем, кто ударно трудится на электровозостроительном. Как сообщалось, дата празднования будет объявлена отдельно.
— Любопытно, — пробормотал Игорь и подумал, что и об этом надо будет непременно доложить в очередном отчете.
Он не без труда отыскал шумный и пыльный цех, где работала Победа.
— Здрасьте, это вы! — будто сквозь вату, пробился тонкий Победил голосок, и она сама, чумазая и сияющая, вынырнула из клубов пара и встала перед Игорем, разбросав по сторонам руки, будто собиралась его обнять. — Как здорово! А я уже думала, не придете, проспали.
— Обещал, значит, пришел. Ну, где твои девчонки?
— Ой, вас заждались. Уже ко мне подходили: «Куда же делся твой москвич-писатель?», а я им сказала, вы все равно придете!
— Правильно сказала.
— Они обедать пошли, но кое-кто уже вернулся, — сообщила девушка, — так что я вас не со всеми сразу познакомлю. Это ничего?
— Ничего, даже лучше. Есть возможность пообщаться обстоятельнее.
— Как мудрено говорите! — восхитилась девушка, увлекая гостя за собой.
Путь лежал через бесконечные цеха. Победа что-то говорила, объясняла. Игорь кивал, но не слушал. Все равно сквозь грохот и лязг ничего не разобрать.
— Это наш участок! — наконец объявила Победа, остановившись на открытом пятачке между громоздкими станками. — Здорово, правда?
— Замечательно, — кивнул Игорь.
— Я в честь его сегодня новый стих придумала… — Она уже открыла рот, чтобы начать декламировать, но Игорь поспешно перебил:
— Мне здесь очень нравится. Даже уютно, когда привыкнешь к шуму. Я думаю, надо будет обязательно дать описания цехов в книге. Ну и, конечно, мне нужны образы молодых передовых рабочих…
— Ой, сколько угодно! — обрадовалась Беда. — Вон там Лидка Пермятенко работает, очень хороший молодой рабочий. В партию собирается вступать, счастливая!
Она подвела Игоря к станку, за который, надев на лицо огромные лягушачьи очки, трудилась невысокая девушка, с забранными под косынку светлыми волосами, в промасленном комбинезоне.
— Лидка, — прокричала Победа, — познакомься, это писатель из Москвы!
Девушка подняла голову, и Игорь — скорее по привычке, чем из интереса, — бросил на нее один из своих фирменных, оценивающих взглядов.
Не фонтан. Провинциалочка. Бледненькая, неопытная, одним словом, скучная. Хотя, конечно, личико — ничего себе, простое, но милое. Распахнутые голубые глаза доверчиво и дружелюбно глядели на незнакомца. Рубашечка на груди многообещающе топорщилась. Пожалуй, в ней что-то есть, решил про себя Игорь. Во всяком случае, на ощупь уж точно что-нибудь интересненькое обнаружится. Надо обратить внимание.
— Игорь! — элегантно представился он.
— Лида, — зарделась девушка.
Сразу стало ясно, что столичный литератор ей приглянулся.
«Ставки растут, господа», — с удовольствием констатировал Игорь.
— Как вы ловко со станком управляетесь, — сделал он дежурный комплимент, чтобы закрепить первый успех. — Я бы так ни за что ни смог.
— Захотели бы — смогли, — улыбнулась Лида. — Это очень просто. Только ноги устают стоять.
— А вы почаще на танцы ходите! — попытался пошутить Игорь. — Для тренировки.
Но собеседница, кажется, не поняла юмора.
— Какие там танцы! Каждый день только и думаешь, чтоб до конца смены дожить и до дому дотащиться…
— О, у вас собственный дом? — Это уже была разведка боем.
Лида с Победой переглянулись, не в силах скрыть замешательства.
— Не, — пробормотала Пермятенко, — я в бараке живу, с родителями. Нас там много. Тридцать восемь семей.
— Тридцать восемь семей? — удивился Игорь. Как скучно! — Весело живете. Это сколько ж человек получается?
— Человек сто, наверно, — сказала Лида, — а може, и больше…
— Экзотика. Настоящая коммуна.
— Ну, в общем, да, — не стала возражать Лида. — Могло бы быть и хуже.
— Я слышал, в партию вступать собираетесь? Поздравляю! А как с личной жизнью? — Еще один недвусмысленный намек. По своему опыту Игорь знал, что вопрос насчет личной жизни всегда срабатывал безотказно.
Но не на этот раз.
— Жених имеется? — Гость удостоил собеседницу одним из самых вкрадчивых и многообещающих своих взглядов.
Лида и Победа вновь переглянулись.
— Имеется, имеется! — не выдержала Беда. — У нее знаете какой жених? Васька Сомов! Мировой парень. Тоже у нас на заводе работает, токарем.
— Ах, вот оно что! — с трудом пряча разочарование, протянул Игорь. — Когда же свадьба?
— Не знаю, — вздохнула Лида. — Мы в бараке живем, и он в бараке, только в другом. У нас места нет, и у него места нет. Может, в общежитии комнату выделят, тогда и поженимся.
— Они уже заявление подали! — вновь не вытерпела Победа. — В загс!
— Да ладно тебе, Бедка! — обиделась подруга. — Я тебе больше никогда ничего рассказывать не буду!
— А я — что? Я — ничего!
— Девочки, не ссорьтесь, — встрял Игорь, который после сообщения о предстоящей свадьбе несколько утратил интерес к молоденькой собеседнице. — Считайте, что я ничего не слышал, и инцидент исчерпан.
— А вы правда из Москвы, да? — спросила Лида. — Вот здорово! Какой же вы счастливый! — И она вновь расплылась в наивной детской улыбке.
— Я вам скажу, только вы никому не рассказывайте! — жарко зашептала Победа, как только они вдвоем с Игорем отошли от Лидиного станка. — Клянетесь?
— Чтоб я сдох.
— Ладно, тогда слушайте. У Лидки с Васькой Сомовым ребеночек будет, во как.
— В каком смысле?
— В прямом. Лидка станет мамой.
Игорь остановился как вкопанный. Вот тебе и раз! Такая миленькая девочка, губки бантиком, вздернутый носик, — ей с ухажерами на танцах целоваться, про любовь щебетать да зажиматься в темных уголках сада, — а туда же, во взрослую жизнь подалась.
Встряхнув головой, Игорь направился следом за Победой, которая, кажется, даже не заметила его остановки и продолжала декламировать, размахивая на ходу руками.
Ребенок — чудо из чудес, — услыхал Игорь.
— Его любите больше жизни,
Он будет друг на склоне лет.
Надежда будет и опора,
Поможет в самый трудный час.
Поэтому, Лида и Василий,
Я поздравляю вас сейчас!
— Ну, как, здорово? — обернулась Беда к спутнику.
— По-моему, замечательно.
— Вы правда так думаете? Только не говорите: «Чтоб я сдох!», — опередила она его ответ, — скажите честно.
— Отличные стихи.
— Правда? — Лицо девушки озарилось счастливой улыбкой. — Лидке тоже понравилось. А вас не смущает, что там нарушение в рифме?
— Где?
— Ну, вот тут: «Поэтому, Лида и Василий…» Как бы надо, чтобы было: тара-тарата-та-тарата! — а у меня: тататата-тата-тататата… Как, по-вашему?
— Я в таратататах плохо разбираюсь, — впервые за долгое время сказал правду Игорь, — но конкретно в твоем стихотворении все звучит очень убедительно.
— Знаете что: давайте я вас правда с Васькой познакомлю, с Сомовым, который Лидкин жених, а? Его на заводе все-все уважают. Даже старшие, даже мастера и начальник цеха. Я в его честь тоже стихи хочу написать, но пока не очень получается, — доверительно сообщила она. — Он вам понравится! — Победа, кажется, была в восторге от своей новой идеи. — Точно! Как же я раньше не додумалась? Вот кто вам нужен — Васька Сомов. Настоящий передовой молодой токарь. Как раз для книжки!
Игорь хотел было отказаться, но вовремя сообразил, что общение с женихом Лиды Пермятенко тоже могло оказаться полезным для дела. Раз уж парень пользуется таким уважением на заводе, от него можно получить весьма ценную информацию.
Тяжело вздохнув, Игорь кивнул.
Обрадованная Победа, окончательно вошедшая в роль экскурсовода, ухватила его за руку и свернула в узкий зарешеченный проход.
Вокруг грохотало и дымилось. Для чутких перепонок столичного интеллигента, подумал Игорь, шум почти смертельный. Продвигаясь вдоль груд металла, кое-как складированных ящиков, едва успевая увернуться от грузчиков, зычными голосами вопивших: «Поберегись!», Игорь размышлял о том, как удачно его угораздило родиться в столице, в городском роддоме, а не где-нибудь в подобном городке.
Правильно сказал великий пролетарский писатель Максим Горький, мудро сказал: «Рожденный летать — ползать не может». Прямо как будто про него, Игоря Захаренко, сказано.
Все, что его теперь окружало — и эти скрежещущие станки, и грязные потные трудяги, и холодные даже в такую теплынь заводские корпуса, увитые-перевитые ржавыми трубами с клочьями стекловаты, и сам завод, изнутри похожий на разбомбленный концентрационный лагерь с курсирующими по рельсам, гудящими электровозами, и этот заштатный городишко с заплеванным перроном и покосившимся зданием вокзала, и даже дурацкий праздник труда, — все это навело бы на Игоря неизлечимую, беспробудную тоску, если бы он твердо не знал, что в один прекрасный день командировка закончится, и он, теперь уже не таясь, сможет занять уютное мягкое купе, и поезд тронется по направлению к столице, и все, что происходит с ним здесь и теперь, и всех, с кем он сталкивается в эту минуту, можно будет забыть, как страшный, но, к счастью, закончившийся сон.