Расстрел на площади — страница 40 из 70

После отбоя Митя еще долго лежал без сна. Он был уже без повязки на лбу, но зато с заплывшим после разговора с сержантом Жияном глазом. Ему было что вспоминать.

Когда Митя, чуть прихрамывая, со швами на лбу и на кителе вернулся в часть, ему снова, как и утром, встретился Школьник.

— Ну как, Бажин, — спросил старлей, вглядываясь в сияющую Митину физиономию, — не сбежал?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант, — ответил Митя.

Куда же я теперь убегу, подумал Митя, я же влюбился!

31. Сходка

После обеда, который Игорь провел в заводской столовой, у молодого человека значительно улучшилось настроение. Машина завертелась. Главное, правильно ее завести, а она уж обязательно будет давать результаты. Снова пришла в голову аналогия с театром. На хорошо поставленном спектакле не обязательно присутствовать режиссеру, все и так пройдет успешно. Игорь с невольной дрожью вспоминал глаза Васьки. Однако он силен, этот Сомов, таких не стоит дразнить. Но, в конце концов, я даже даю этим Сомовым шанс. Так бы загнили они тут в своем поганом городке, начали бы со временем пить, жену побивать, а так при моей помощи проживут несколько героических дней. Потом всю жизнь вспоминать будут. Ну, может, дадут им лет пять, не больше. Сейчас не сталинские времена…

По дороге через заводской сквер к административному зданию шел директор Петухов.

Ого, вот еще один артист. Нет, он, пожалуй, еще хуже — жалкий статист, которому дадут пару реплик. Игорь подошел к директору и церемонно раскланялся.

— Изучаю ваш героический завод. Сегодня был в столовой. Надо сказать, щи казацкие обязательно пройдут лейтмотивом через весь мой роман.

Петухов кисло улыбнулся:

— Да, стараемся, знаш-кать, заботимся о рабочем классе. Можете это отметить. — Он быстро вскинул глаза на Игоря и задержал взгляд на полсекунды. — А что же вас еще интересует, молодой человек? Может, наши красивые девушки? Или наши казацкие нравы для специфики романа? Когда вы уезжаете?

Игорю стало не по себе. Казалось, Петухов видит его насквозь, казалось, он о чем-то догадывается. Игоря никогда не подводила интуиция, и теперь он явно почувствовал враждебную настроенность директора.

— Что значит: уезжаете? Я только приехал. Разве я кому-то мешаю?

— Не мешаете. Но вы же умный человек, энаш-кать, и прекрасно понимаете, что чужой, незнакомый человек в доме даже самым деликатным хозяевам в тягость.

— Придется потерпеть. — Это, конечно, была наглость со стороны Игоря, но она вырвалась потому, что Игорь ощущал превосходство над этим неглупым человеком. И ему хотелось укрепить свои позиции.

— А если мы не захотим?

Это был вызов, и Игорь его принял:

— Ваши действия?

— Против вас оружие найти несложно, — Петухов подошел к молодому человеку вплотную, — и не с такими справлялись!

У Игоря против воли мороз пошел по коже. Что это значит? Что он знает? О чем он говорит?

Спокойно, спокойно. Что он может, этот старый хрыч? Смешно!

— Не понимаю, Леонид Константинович, чего вы так на меня окрысились. Я с таким интересом к заводу, лично к вам…

— И к медсестре.

— Ах, вон оно что! Уж не ревнуете ли вы? Стыдно, стыдно. — Игорь погрозил Петухову пальчиком, пытаясь свести все к шутке.

— Она мне вроде дочки. Я ее в обиду не дам. Одна сволочь уже, знаш-кать, прошлась по ее судьбе.

— Полегче, Леонид Константинович, — заиграл желваками Игорь, — вы хоть и директор, а я вас могу ударить.

— Если бы, — выдохнул Петухов, — если бы ты мог ударить… — и пошел прочь.

Что это значит? Все-таки ревность или серьезные догадки? Ясно одно, информаторы у Петухова работают хорошо. Доложились уже о наших отношениях с Дашей. А ведь тоже казалось, что это тайна. Может быть, Сомов провокатор? А может, этот ангелочек Лидочка? У, черт, голова пухнет.

Через несколько шагов Игоря пронзила мысль, самая страшная, на его взгляд.

А может, это дело рук нашего ведомства? Может быть, это я статист в какой-то непонятной темной игре?

В работе Игоря никогда до конца не было понятным, где окажешься — на коне или под конем.

Вечером Сомов привел с собой к Игорю человек пять рабочих, Это были не только молодые люди, но и средних лет. Говорили мало, но очень весомо и по делу.

Игорь предложил выбрать уполномоченного, который смог бы представить их требования начальству. Единогласно, без лишних голосований предложили Ваську и еще одного, самого пожилого в этой компании, рабочего, Тимофея Григорьевича. Потом написали эти самые требования — повышение зарплаты, решение жилищных проблем, отказ от работы во внеурочное время. Решено было в день освобожденного труда провести митинг, где все эти требования довести до сведения заводского начальства. Обязательно должны были выступить женщины. Победа с Лидой и несколькими подружками взялись подготовить речи от имени матерей. В случае отказа начальства выслушать рабочих обдумали возможность пройти колонной по улицам города на главную площадь и в горкоме заявить о своих проблемах.

— Но это только в совершенно крайнем случае, — солидно сказал Тимофей Григорьевич.

Разошлись поздно, притихшие, напряженные, но довольные. Завтра им предстоял разговор с рабочими в цехах.

Провожая всех, Игорь стоял во дворе дома и вслушивался в черноту засыпающего южного города. Стояла тишина, изредка прерываемая только далекими электровозными гудками. Васька вдруг отстал от своей группы, вернулся к Игорю:

— Забыл сказать. Это… свадьба у нас с Лидкой скоро. Мы уже заявление подали. Так что приходите.

32. Началось

День начинался для Петухова отвратительно. На работу он предпочитал ходить пешком, благо дом находился близко от завода. Вот и сегодня он, как обычно, пройдя сквер, остановился у бровки тротуара, чтобы перейти дорогу. Кругом было по-утреннему пустынно. Но только он прошел несколько шагов, как из-за угла продмага неожиданно выскочил серый военный газик на огромной скорости. Петухов растерялся, заметался из стороны в сторону, замахал руками и поскользнулся. Перед глазами мелькнуло искаженное злобой и страхом лицо водителя в гимнастерке. Завизжали тормоза, и упавший Петухов увидел метрах в трех колеса автомобиля — между крупными камнями дорожного булыжника медленно, прямо на Петухова текла горячая темная струйка крови.

Что это? Откуда кровь?

Вокруг машины происходила какая-то суета:

— Какого хрена?

— Занесло же бедолагу.

— Да это не его занесло, а тебя, безрукий.

К директору подбежал молодцеватый сержант и, охая, вспоминая всех богов, помог ему подняться.

— Ну, какая непролага. Я ж этому дуралею говорю — тормози, значит. А он несется. Я ж ему…

Петухов поморщился:

— Не кричите так громко. Я еще не оглох из-за ваших дуралеев. Что там? — Он кивнул в сторону машины.

— Ой, да ничего. Вы-то не пострадали? Я ж этому олуху всю дорогу говорил — держись…

Петухов приблизился к небольшой толпе у машины. В черном кровавом месиве он различил собачью голову и мученический, ощерившийся оскал. Мощные лапы бессильно лежали на мостовой.

«Только бы она уже умерла, только бы не мучилась, — с ужасом подумал Петухов и вгляделся в черный круг на дороге. — А ведь я бы мог быть сейчас на ее месте».

Резко развернувшись, директор быстро пошел к заводу.

Лидии Ивановны на месте не было. И это тоже показалось Петухову дурным знаком. Он всегда загадывал: если его вечная секретарша, как всегда возвышается над своим «Ундервудом», значит, мир еще существует и все движется по своим незыблемым законам. А сегодня был совершенно редкий случай — Лидия Ивановна отлучилась. Конечно, через несколько минут она вплыла в кабинет, суровая, неулыбчивая, с горами папок и со свежими номерами газет. Петухов ставил привычным росчерком свою подпись под накопившимися бумагами, наводил справки, но неприятный осадок мучил его. Во рту появился знакомый привкус металла.

Только бы плохо не стало. Вот еще, не хватало, чтобы директора прямо с завода увезла «неотложка». Аккуратно складывая бланки, Лидия Ивановна помедлила и, словно мимоходом, бесцветным голосом сказала:

— В пятом цехе инцидент случился.

— Какой?

— Титаренко подрался с мастером.

— Кто?!

— Титаренко. Пока не понятно, из-за чего.

— Не может быть. Это какая-то, знаш-кать, ерунда. Откуда у тебя такая информация?

— Информация неофициальная, сам мастер молчит. Только сведения достоверные.

— Ну и что теперь делать, знаш-кать! Может, мне возле каждого мастера по милиционеру поставить?

Металлический привкус усиливался. Петухов побагровел, ему стало трудно дышать.

— Ну что ты уставилась? Принеси мне наконец таблетку нитроглицерина.

Пожав плечами, секретарша зацокала в приемную. Вернувшись, она еще раз попыталась успокоить директора, сказав, что мастер, вероятно, не станет возбуждать дела и вообще он предпочитает об этом не распространяться. Так что волноваться не стоит.

Даша вспыхнула жарким румянцем, когда в окно она увидела приближающегося к подъезду Игоря.

Зачем он ходит сюда? Это, в конце концов, неприлично. Надо ему строго наказать.

Минуту спустя дверь распахнулась и на пороге медпункта возник московский литератор собственной персоной.

— Добрый день, сестричка. Как поживает Гиппократ? — Игорь сделал жалостливую гримасу.

— Гиппократа не было, а вот вы, товарищ Толстой, идите и пишите свою «Войну и мир».

— Так я и пишу, набираю материал про свою главную героиню — Наташу Ростову. Образ должен отличаться наибольшей жизненностью и правдоподобием. — Игорь перегнулся через обложенный бумагами стол, губами достал Дашину шею и легонько укусил.

— А-а-й!

На этот невольный вскрик девушки из-за ширмы, как чертик из табакерки, тотчас вынырнула круглая заинтересованная физиономия фельдшерицы.

Завидев ее, Игорь принялся дурашливо раскланиваться:

— Добрый вечер! О-о-о! Доброе утро. Как поживают лучшие представители доблестного отряда медицинских работников, чье боевое оружие — не штык, но клизма!