Он стиснул короткие толстые пальцы в кулаки, и так, со стиснутыми кулаками и гуляющими по щекам рыхлыми желваками, въехал на территорию Кремля. Охранник молодцевато отдал честь промчавшемуся мимо черному и длинному лимузину.
Брежнев, сидя в кресле за рабочим столом, нервно пощипывал густую бровь. Лицо его было зло и растерянно, однако губы оставались крепко сжаты. Он размышлял о бренности всего земного и еще о том, что, черт побери, трудно быть теневым политиком.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев был вторым человеком в стране. Кого-то, может быть, такое положение дел и не устроило бы, но только не Леонида Ильича.
Он чувствовал себя как рыба в воде и не желал лучшей доли. Он мучился и томился от того, что дал втянуть себя в эту темную историю со смещением Хрущева с поста Первого секретаря, хотя и понимал, что Рубикон перейден и обратной дороги нет.
Однажды он так и заявил секретарю ЦК КПСС Шелепину, бывшему председателю КГБ: «Делайте что хотите, а я ничего знать не желаю».
Шелепин тонко улыбнулся. Своим ответом Брежнев вручал ему все козыри, и уже не важно было, что для проформы Леонид Ильич старался держаться в тени. Брежнев был нужен Шелепину и тем, кто стоял за его спиной. В большой игре всегда требуется свадебный генерал. В случае смещения Хрущева необходима была замена, и фигура Брежнева казалась с этой точки зрения едва ли не идеальной. Брежнев был труслив, несамостоятелен, он был слишком примитивен для сложных подковерных маневров и при этом достаточно прост для использования Шелепиным в своих целях.
Короче говоря, выбор пал именно на него.
И теперь Брежнев маялся в своем кресле, а Семичастный, сменивший «железного Шурика» на посту председателя КГБ, сидел на стуле напротив и буравил его взглядом.
Брежневу было очень неуютно, однако не мог же он выставить за порог за здорово живешь председателя КГБ! Он продолжал пощипывать бровь и делать вид, что абсолютно уверен в себе.
Полчаса назад Семичастный без доклада вошел к нему в кабинет и, даже не поздоровавшись, произнес: — Началось!
— Что началось? — не понял Брежнев.
— В Новочеркасске волнения.
— А где это? — удивился Брежнев.
— Ростовская область.
— Далековато…
— В самый раз, — возразил председатель КГБ. — Ну, теперь-то ему не отвертеться!
Брежнев и Семичастный переглянулись. Они оба знали, что речь идет о Хрущеве.
— Он на открытии Дворца пионеров, — сообщил Брежнев, внятно ощущая посасывание под ложечкой. Он вмиг почувствовал себя на краю бездонной пропасти.
— Знаю, — кивнул Семичастный. — Я дождусь его.
— Вы собираетесь с ним говорить? А если он поедет домой?
— Сейчас?! — Председатель КГБ иронически усмехнулся.
Брежнев вспыхнул и сделал вид, что не понял своей оплошности и реакции собеседника на нее.
— Вчера он говорил мне, что хочет в выходные съездить на рыбалку, — попытался объяснить свою промашку Брежнев. — Что, если он не станет менять планы?
— Маловероятно. Однако рыбалка была бы нам на руку. В таком случае вы лично могли бы отдать приказ.
— Я?! — перепугался Брежнев.
— Вы. И не надо нервничать. — Председатель КГБ преспокойно раскрыл толстую папку для документов и стал пролистывать бумаги. Брежнев зачарованно наблюдал за вкрадчивыми движениями его холеных пальцев. — Между прочим, — сказал Семичастный, не подымая на собеседника глаз, — вероятно, вам придется поговорить с ним насчет кандидатуры…
— Какой еще кандидатуры? — удивился Брежнев.
— Леонид Ильич, я не узнаю вас. Хрущев, разумеется, не захочет сразу отдать приказ войскам на разгон манифестации. Хотя, конечно, это единственный разумный выход. Мы должны заранее просчитывать направление его действий, разве нет? — Председатель КГБ помедлил, сделав вид, что заинтересованно проглядывает очередную бумагу с грифом «Совершенно секретно». Лишь пробежав строчки взглядом, он продолжал: — Ставлю сто против одного, что Хрущев еще долго будет упираться, пока события не заставят его поступать по обстановке.
— Что же делать?
— Использовать это обстоятельство в своих целях.
— Каким же образом? — уйорствовал недоумевающий Брежнев.
— Леонид Ильич, как видно, вы не слишком хорошо знаете собственное начальство. А вот я считаю, что Никита Сергеевич не придумает ничего другого, как направить в Новочеркасск человека из состава ЦК для анализа положения дел на месте.
— Да?
— Да. И это должен быть наш человек.
— Ваш?
— Наш, общий.
— Кого же вы предлагаете?
— Шелепин?
— Да вы что! — Семичастный даже оторопел. Нет, все-таки Леня непроходимый тупица. — Зачем же своих подставлять? «Наш» не означает «свой». «Наш» — значит, пешка, козел отпущения, который, сам того не понимая, будет играть по тем правилам, которые диктуем мы.
— А вы? — Семичастный наконец оторвал взгляд от бумаг и не мигая уставился в глаза Брежнева. Тот против воли ощутил озноб.
— Н-ну… я не знаю, — пробормотал он. — Может, послать Игнатьева? Или Суслова, к примеру.
— А вы уверены, что они станут действовать именно в наших, а не в своих интересах?
— Михаил Андреевич — надежный товарищ, — в замешательстве пробормотал Брежнев.
— В Новочеркасск поедет Баранов, — отчетливо произнес Семичастный.
— Да вы что?!
— Не понял.
Брежнев мучительно пытался сообразить, как отвести неудачную, на его взгляд, кандидатуру. Баранов относился к Брежневу, несмотря на подчиненное служебное положение, свысока. Словно бы понимал истинную цену бровастому импозантному начальнику. Выслушивая из уст Леонида Ильича очередное глобальное указание, Баранов глядел на него своим прозрачным, чуть ироничным взглядом, в котором Брежневу виделось нечто презрительное по отношению к нему лично.
Разумеется, простить к себе такого отношения Брежнев никак не мог. Первым человеком, которого бы он вышвырнул прочь из ЦК, будь на то его воля, стал бы именно Баранов.
— Чем вы недовольны, Леонид Ильич? — снисходительно поинтересовался Семичастный.
— Я не думаю, что Баранов — тот человек, которому мы могли бы доверять, — сказал Брежнев.
— Отчего же?
— Он ненадежный, — после паузы процедил Брежнев.
Семичастный усмехнулся. Он не знал тонкостей взаимоотношений между Брежневым и Барановым, однако, будучи человеком опытным и проницательным, понял все без объяснений.
— Леонид Ильич, не стоит отдаваться во власть эмоций. Мы должны уметь использовать собственных противников в своих интересах. А иначе тогда зачем они нам нужны?
Собеседники вновь переглянулись. На лице Брежнева возникла бледная улыбка. В этот момент зазвонил телефон.
Семичастный напрягся, а Брежнев вздрогнул.
— Алло? — сказал он, сняв трубку. — Брежнев слушает.
— ОН въехал на территорию Кремля, — прозвучал сиплый мужской голос, а следом — короткие гудки.
Бледный Брежнев опустил трубку на рычаги и вопросительно взглянул на председателя КГБ.
— Ни пуха ни пера! — сказал Семичастный.
— Что делать, Леня, что делать? — простонал Хрущев, положив сжатые в кулак руки на крышку письменного стола.
Лицо его было серое и бескровное, под глазами пролегли глубокие тени; и Брежнев с удивлением подумал, что всегда бодрый и молодцеватый Никита, должно быть, уже очень и очень стар и немощен.
Брежнев никогда не задумывался о возрасте Хрущева; он знал дату рождения, однако воспринимал ее оторванно от человека, как абстрактную и ничего не говорящую цифру. Он сам был ненамного младше и потому по инерции продолжал считать Первого секретаря ЦК человеком еще достаточно молодым и полным сил — каковым всегда считал себя самого. Они вместе охотились в заповедных угодьях (Никита при этом мог дать фору даже двадцатипятилетнему азартному охотнику), вместе сиживали за богато накрытыми столами в охотничьих домиках, пили вино и предавались чревоугодию, и никогда Хрущев не показывал своей усталости или недомогания. Правда, он никогда на памяти Брежнева не оборачивался на интересную женщину, разве что если хотел, чтобы этот его жест был замечен окружающими; но Брежнев по здравом размышлении пришел к выводу, что Хрущев, должно быть, просто-напросто не желает дать пищу для разговоров. Мысли, что Первый секретарь уже не интересуется дамским полом, Брежнев не допускал, ибо сам по-прежнему чувствовал себя молодым жеребцом, дай только волю, и без конца одергивал себя на многолюдных мероприятиях, потому что взгляд автоматически скользил по встречным женщинам, к волнующе открытым до колен ножкам.
И вот теперь Брежнев с удивлением обнаружил, что его начальник, глава страны, первый человек государства, — всего лишь дряхлеющий старик, и прав; Семичастный, который торопит события, желая по-: скорее заменить Хрущева на новую фигуру.
— Все будет хорошо, Никита Сергеевич, — как можно более уверенным тоном произнес Брежнев.
Хрущев поднял на собеседника мутные глаза и покачал головой.
Брежнев понял этот жест; он означал: «Ничего-то ты не понимаешь, Леня!»
— В городе базируется танковая дивизия, возглавляемая генералом Папахиным, — сообщил Брежнев. — С Папахиным я знаком, встречались на фронте. Это толковый офицер, на него можно положиться…
— Да-да, — устало пробормотал Хрущев, — я слышал… Малиновский мне уже докладывал.
— В таком случае о чем беспокоиться? — удивился Брежнев.
— Леня, как же ты не понимаешь! Неужели ты думаешь, я допущу, чтобы армия пошла против своих же граждан?
Несколько мгновений Брежнев растерянно глядел на Хрущева. Он даже не сразу осознал, о чем тот говорит.
— Никита Сергеевич! — пылко воскликнул он, шевеля бровями. — Это же не граждане! По оперативным донесениям из Новочеркасска, на центральной площади сегодня собрались агрессивные антисоциалистические элементы, можно сказать, люмпены. Очистить город от всяческой нечисти — наш долг. Кто, как не армия, может достойно осуществить эту операцию?!
— Ты не от Малиновского? — поинтересовался Хрущев.