В этот момент требовательно зазвонил телефонный аппарат.
Хрущев уставился на него с удивлением, словно не верил собственным ушам.
— Никита Сергеевич, Новочеркасск на проводе, — сообщил секретарь. — У телефона товарищ Баранов.
— Баранов! — повторил Хрущев, вздрогнув. Брежнев и Семичастный подались вперед.
— Алло, Никита Сергеевич? Баранов докладывает…
— Ну, давай же скорее, не томи!
— Обстановка напряженная. К утру ожидаются массовые беспорядки.
— Ты встречался с партийным активом?
— Так точно. Но они ничего не могут сделать. Совершено нападение на работников милиции. Имеются раненые и один убитый.
— Среди милиционеров?
— Никак нет, — после паузы произнес Баранов. — Среди участников беспорядков…
— Что можно предпринять?
— Никита Сергеевич, положение крайне тяжелое. Нужны решительные меры.
— Я думаю, тебе нужно с утра выступить по городскому радио. Призвать к порядку. Если соберется митинг, выступить на митинге. Пообещай, что мы разберемся с их требованиями и примем меры. Чего они хотят?
— Они хотят… Извините, Никита Сергеевич, но в числе требований повстанцев — смещение вас с поста Первого секретаря Центрального Комитета…
— Эк хватили! — крякнул Хрущев.
— Простите, не понял?
— Это я про себя. Ладно, скажи, выслушаем и это их требование. Пусть только дадут обещание не учинять больше беспорядков.
На другом конце провода зависло молчание. Наконец Баранов сообщил:
— Дело в том, что они планируют устроить в городе погромы. Чтобы вовлечь в свои ряды мирное население. Как мне стало известно из надежных источников, зачинщики написали письмо, которое собираются обнародовать завтра на митинге. Это обращение к главам ведущих империалистических государств с просьбой объявить бойкот Советскому Союзу и потребовать изменения нынешнего социально-общественного строя.
— В капитализьм, значит, захотелось, — мрачно уточнил Хрущев.
— Они хотят собрать подписи, чтобы затем передать письмо эмиссарам ЦРУ. Имеется информация, что беспорядки спровоцированы тайными агентами заокеанской разведки…
— Ну, вот уж этого я не допущу никогда, — сказал Хрущев. — Пусть командующий танковой дивизией примет меры.
— Я взял командование на себя, — сообщил Баранов. — Генерал Папахин отказался выполнять мои приказы, и потому я отстранил его от командования.
Хрущев молчал. Прижимая к уху трубку, он пытался восстановить в сознании разрушающуюся на глазах единую картину мира. Холодная струйка пота струилась с лысины к виску и ниже, по шее, заползая за ворот рубахи.
Обреченным движением руки Хрущев ослабил узел галстука. Ему было трудно дышать.
— Действуй по обстановке, — сказал он Баранову.
— Я могу дать приказ стрелять на поражение?
— Действуй по обстановке… — безжизненно повторил Хрущев и опустил трубку. Он поднял мутные глаза и, казалось, не сразу узнал сидевших перед ним Брежнева и Семичастного.
— Не надо так волноваться, Никита Сергеевич, — с трудом скрывая торжество в голосе, произнес председатель КГБ. — Все будет хорошо. Вот увидите: все будет очень хорошо…
— А с тобой, — вдруг снова взвился Хрущев, — мы еще разберемся!
Семичастный покорно опустил голову.
50. Стоп-кран
Будильник затрещал, как всегда, неожиданно.
Люся испуганно подскочила на своем узеньком проводницком диванчике и, посмотрев на циферблат, принялась растирать кулачками заспанные веки.
Уже совсем рассвело. За вагонным окном зеленели еще не выжженные солнцем степи, перемежавшиеся небольшими рощицами, мелькали крытые почерневшим тесом домики редких деревень. Иной раз на горизонте даже показывалась чудом сохранившаяся церковка с молодыми березками на крыше.
Было без десяти минут восемь утра.
Сладко потянувшись, Люся откинула одеяло и, поеживаясь от утреннего холода, сунула ноги в спортивные тапочки. Потом встала и первым делом расчесала свои кудрявые белокурые волосы, перехватила их резиночкой и уже после этого облачилась в свою форму — темную прямую юбку, голубую гимнастерку с погонами и темно-синюю пилотку с молотами на кокарде.
Плацкартный вагон уже давно проснулся. В обоих концах длинного узкого коридора стояли пассажиры в очереди в туалет — умываться.
— Поторопимся, товарищи, через двадцать минут остановка, туалеты закрою.
Пассажиры, видимо, уже давным-давно произвели все подсчеты, они шуршали газетами, в которые были завернуты еще оставшиеся дорожные припасы — крутые яйца, помидоры, уже обезноженные вареные цыплята. Все это непременно надо было успеть съесть до прибытия.
— Сестричка, а чай будет? — спросил молоденький матросик с полотенцем через плечо, который явно пытался познакомиться с ней, но не знал как, и выбрал для этой цели самый нейтральный способ.
— Будет, — как можно более индифферентно ответила Люся.
— А с чем? С сахаром или с вареньем?
«Эх, матросик, матросик, если б ты только знал, как мне ваши клейкие подходы осточертели!»
— Специально для тебя, — неприветливо ответила Люся, — с дыркой от бублика.
Видя ее мрачный взгляд, матросик не стал развивать тему и со вздохом отвернулся.
Люся протиснулась через очередь (при этом мужчины специально не сторонились), вышла в тамбур и загрузила из угольного ящика в черное от антрацитовой пыли ведерко несколько брикетов. На обратном пути, однако, всем таки пришлось посторониться — блондинка блондинкой, а свои брюки никому пачкать не хочется.
Спички, как назло, отсырели. Истратив весь коробок, Люся беспомощно оглянулась по сторонам.
— Разрешите вам помочь! — раздалось из-за спины.
Высокий благообразный старичок в очках (профессор, наверное) поспешно вытащил из кармана серебристую заграничную зажигалку с накладкой из крокодильей кожи и, щелкнув ею, поднес ровное голубоватое пламя к Люсиной газете.
— Спасибо, — буркнула Люся, разжигая брикеты.
— Скажите, милая барышня… — начал старичок. «Господи, и этот туда же. А ведь дома наверняка жена, детишки», — подумала Люся.
— …во сколько мы прибываем в Ростов?
— Расписание перед вами. — Люся захлопнула дверцу топки.
— А мы не опаздываем?
— Нет. Следуем точно по расписанию, — отрезала Люся, зашла в свое купе и закрыла дверь.
«Посижу-ка я лучше здесь, пока вода не закипит», — решила Люся и, присев на диванчик, стала смотреть в окошко.
Бесконечная степь сменилась маленькими поселками, больше стало переездов с полосатыми шлагбаумами, за которыми дожидались прохода грузовики с большими алюминиевыми молочными бидонами в кузовах.
«Подъезжаем к Новочеркасску, — с грустью думала проводница. — Подъезжаем — уезжаем, а с Дашкой и дядей Гришей повидаться все никак не получается. Давно я у них не была! Эх, вот бы сейчас поезд взял да и остановился на неопределенный срок!»
Внезапно состав сильно тряхнуло. Люся по инерции резко подалась вперед, потом — назад, да так, что больно ударилась затылком о никелированную вешалку для полотенец. Люся чуть не взвыла от боли.
Где-то впереди завизжали тормоза локомотива, поезд еще несколько секунд двигался, постепенно снижая скорость, потом резко стал. В воздухе повисла непривычная, мертвая тишина.
«Опять какой-нибудь придурок за стоп-кран ухватился, — с досадой подумала проводница, потирая быстро увеличивающуюся шишку. — Ну все, теперь, пока разберутся, пока то, пока сё… Застряли!»
Но тут кто-то бешено заколотил в дверь. Так заколотил, что стоящие на полочке подстаканники зазвенели друг о дружку. Люся испуганно подскочила и дернула за ручку.
На пороге стоял Степа — проводник из соседнего вагона. Лицо у него было прямо-таки перекошено от страха. Он размахивал руками и твердил что-то невнятное.
— Да погодь ты, остановись. Толком объясни, что случилось, Степа?
— Там… люди! Пути перегородили! Ехать дальше не пускают!
— Что ты мелешь?!
— Не веришь — сама иди посмотри! Да… бригадир приказал все двери запереть, никого не впускать и никого не выпускать.
На крики Степы стали собираться пассажиры.
— Заткнись ты, — прошипела Люся.
Она втолкнула Степана в свое купе, сама кинулась в тамбур и быстро заперла обе двери.
— Ну-ка, — сказала она, вернувшись в купе и аккуратно прикрыв за собой дверь, — говори, в чем дело.
— За полкилометра от станции какие-то люди пути перегородили… сами стоят…
— Что за люди?
— А шут их знает. Да вон, выгляни из окна и сама посмотри.
Люся встала на диванчик и высунулась из окна. Ее вагон был десятым по счету от головы состава, поэтому Люсе было плохо видно, что там творится впереди. Действительно, стояла какая-то толпа, люди бегали туда-сюда, размахивали руками. Еще ей удалось разглядеть черные шпалы, лежащие навалом поперек дороги, на них сверху — рельсы, металлические бочки. А за всей этой баррикадой… Вроде прямо на путях стоял гусеничный бульдозер.
— Батюшки! — всплеснула руками Люся.
— Так я ж тебе говорил, — отозвался Степан.
— Что же это такое? А? Почему на путях шпалы свалили?
В Люсино купе уже кто-то негромко, но настойчиво стучал.
Люся сдула со лба прядь волос, поправила съехавшую на затылок пилотку и решительно раскрыла дверь.
Перед ней стоял тот самый старичок. Только на этот раз его выражение лица было не игривое, как десять минут назад, а обеспокоенное.
— Скажите, в чем дело, почему мы стоим?
Люся изобразила на лице подобие улыбки:
— Не волнуйтесь, ничего страшного. Просто небольшая техническая неисправность.
— А что за неисправность-то? Долго мы стоять будем? — послышалось из-за его спины. Видимо, у двери ее купе собрались несколько пассажиров.
— Все будет нормально, товарищи. Скоро поезд тронется… — не очень уверенно произнесла Люся.
Видно, ей не удалось скрыть своей тревоги, потому что пассажиры и не думали расходиться.
— Сейчас… сейчас я чай сделаю. — Люся кинулась к котлу и повернула ручку. — Товарищи, не волнуйтесь, идите, пожалуйста, все по своим местам.