— Этот человек приходил сюда вместе с Абрамовой, — сообщил Певцов, комментируя очередное фото.
— Под суд. К расстрелу.
— А вот этот, тоже, кстати, рабочий электровозостроительного, пытался сагитировать работников газораспределительной станции перекрыть подачу газа на городские предприятия.
На фотографии был изображен Васька Сомов. Он прижимал к груди тело Лиды с безвольно свешивавшимися к земле руками, и лицо его было искажено отчаянием.
— К расстрелу, — кратко распорядился Баранов. — А это что за девица-красавица?
Он взял из рук снимок Даши. Не столько Даша привлекла его внимание. Просто рядом, держа девушку за руку и пытаясь привлечь к себе отчаянным жестом, стоял Игорь Захаренко.
Несколько мгновений Анатолий Дмитриевич мрачно разглядывал изображение своего будущего зятя.
— Просто зевака, — поспешно сообщил первый секретарь обкома партии. Он боялся признаться, что по поводу Даши не успел навести необходимые справки.
— Найти. Отдать под суд.
— Очень хорошо! — закивал Певцов.
— Лет на пятнадцать ее упечь, чтоб неповадно было! — громогласно объявил Баранов. — А то разгуливает, понимаешь, где не надо!
Директор Петухов беззвучно захлопал ртом, но так и не смог выдавить из себя протестующее слово.
— Я еще хотел узнать, что делать с теми, кто застопорил движение железнодорожных составов, — вкрадчиво поинтересовался Певцов, приободренный тем, что начальственный гнев не обрушивается на его голову. В качестве громоотвода в этот момент он готов был подставить для Баранова кого угодно, хоть мать родную. — Вот один из организаторов, тоже — бывший фронтовик.
Подавшись поближе к московскому гостю, Петухов с ужасом разглядел на фотографии своего давнего приятеля, Григория Онисимовича.
— Это заслуженный рабочий, — жалким голосом пробормотал он, — уважаемый человек!
Баранов скользнул по Петухову ледяным взглядом.
— У вас что ни уважаемый человек, то государственный изменник, — процедил он. — Под суд.
Петухов почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
В этот момент в глубине здания раздался отчаянный крик Любочки. Все, как по команде, повернули головы.
— Ч-что… что такое? — бледнея, пролепетал Авдюшенко.
Ответом ему был неожиданный смешок — будто колокольцы прокатились по коридору.
— Любочка! — окликнул Авдюшенко. — Любочка, что случилось?
— Тут к товарищу Баранову посыльный, напугал меня до смерти, — крикнула она, приближаясь, — а я заварку нашла!
В дверях возник высокий, с армейской выправкой мужчина в штатском. Мария Дмитриевна Патрищева с первого взгляда признала бы в нем дирижера, который несколько дней назад вместе со своим оркестром заселился в городскую гостиницу.
— Автобус пришел? — без лишних слов спросил Баранов.
— Так точно. Ждем ваших указаний.
Анатолий Дмитриевич с неудовольствием поморщился:
— А без указаний обойтись нельзя? Погружайте личный состав и можете ехать. Надеюсь, излишне напоминать о неразглашении?
— Так точно.
— Свободны.
Мужчина молодцевато развернулся и был таков. Авдюшенко озадаченно поглядел ему вслед, но ни о чем спросить не решился. Первый секретарь обкома Певцов сделал вид, что уж ему-то, конечно, все известно и вопросы излишни. Но на самом деле и он ничего не знал.
Просто накануне, около двадцати двух часов, поступило личное указание Баранова выделить пассажирский автобус и подогнать его к заднему двору городской гостиницы. Указание было выполнено.
Но никто, даже водитель автобуса, которому поручено было доставить пассажиров в аэропорт Ростова, не ведал, что в их узких и длинных футлярах спрятаны снайперские винтовки с оптическим прицелом.
Постояльцы гостиницы, выполнив особо ответственное и абсолютно секретное задание, разъезжались по домам. Среди них, довольный проведенным днем, был и Рудольф. Он наверняка знал, что уложил троих, — а это уже немало!
— По имеющимся сведениям, во время беспорядков погибли шестнадцать человек, — продолжал докладывать Певцов, — и около сорока ранены. Городская больница переполнена…
— Это понятно, — кивнул Баранов, — а вот что с уборкой площади?
— По вашему приказу дважды прогнали по всей территории поливальные машины.
— Ну и?
— Пятна не смываются, — замешкавшись с ответом, виновато проговорил Певцов. — Но мы назавтра еще раз попробуем…
— Так ведь вся площадь в крови, — некстати встрял Авдюшенко. — Я даже не знаю, получится ли замыть ее начисто.
— В таком случае вызовите дорожные службы и закатайте сверху новым асфальтом, — отрезал Баранов.
Певцов с готовностью кивнул.
— Кстати, что происходит в армейских частях? — поинтересовался Анатолий Дмитриевич, вспомнив, что на время замещает в должности командующего.
— Войска в полной боевой готовности. Боевой дух личного состава — на должном уровне, — отрапортовал Певцов. — Правда…
— Да? — воздел бровь Анатолий Дмитриевич.
— Несколько солдат во время операции отказались выполнять приказ командиров. Они не стали стрелять в бунтовщиков…
— Кто такие?
Певцов поспешно извлек из папки листок с фамилиями:
— Рядовые Кузнецов, Ерыкалов, Бебенченко, Шварцман, Лапиньш, Бажин…
— Всех — под трибунал, — распорядился Баранов. — И пусть им впаяют под завязку. Ну-ка, дайте-ка сюда фамилии! — Он пробежал глазами список. — Может, и тут кого-нибудь представить к подрасстрельной статье, а? В конце концов, что ж это начнется, если и армия перестанет подчиняться приказам сверху? — Анатолий Дмитриевич в задумчивости занес карандаш над бумагой. — Кого бы выбрать? Бебенченко… Нехорошо — украинец. Лапиньш… С прибалтами связываться — себе дороже.
Карандашный грифель завис над русопятой фамилией Бажин.
— А, ладно, — вдруг отмахнулся Баранов. — Ну их! Пусть живут!
И он отдал список Певцову.
— Ну, что ж! — потянувшись, проговорил Анатолий Дмитриевич. — Теперь, пожалуй, можно и чаю. Кстати, где находятся тела погибших?
— То есть как — где? — удивился первый секретарь обкома. — В городской больнице, в морге.
— Что мы будем с ними делать?
Певцов и Авдюшенко озадаченно переглянулись.
— Вы ведь не рассчитываете возвратить их родственникам, верно? — грозно произнес Баранов. — Надеюсь, хоть на это у вас ума хватает?
56. Похороны
Отъезд солдатских грузовиков был приостановлен в тот момент, когда уже зафырчали моторы. По машинам пронеслось:
— Отменить! Остановить движение колонны! — Под брезентом показалась голова старшего лейтенанта Школьника. — Построиться в шеренгу!
Солдаты посыпались из кузова на землю. Уставшие, грязные, с землистыми детскими лицами, они мало походили на победоносную армию. Оглядев своих подопечных, Школьник остановился на шатавшемся от водки Шутове:
— Поедешь на задание. Назначаю старшим. И чтоб никаких историй.
К старшему лейтенанту подошел бесцветный, в сером костюме человек.
— Рядовой Шутов! Поступаете в распоряжение полковника… полковника. — Школьник замялся. Фамилии он не знал.
— Неважно, — бросил Серый.
Он отобрал еще пять человек, и на освободившемся грузовике они поехали по ночным улицам Новочеркасска. Долго въезжали во двор через тесные ворота, газуя туда и обратно. Шутова мутило. Когда брезент открыли, резкий запах ударил в нос, защипало глаза.
— Выходите, товарищи, — тихо произнес откуда-то взявшийся полковник. — Соблюдайте тишину. Наша задача — оцепить морг, так что действуйте быстро и без разговоров.
Шутов рванул двери морга. Они с шумом распахнулись, и тяжелый металлический лязг прокатился по всему помещению.
— Кто там? — прохрипели в глубине.
Группа бросилась в морг. Запах усилился, Шутов уже не мог дышать, глаза слезились. Он поднес руку к носу и зажал рукавом ноздри. В полутемном помещении сидел мужчина в грязном, с пятнами крови халате. Увидев вошедших, он испуганно вскочил.
— Руки за голову! — заорал Шутов.
Кто-то из солдат схватил врача и повалил его на стол.
Из прозекторской появились седая старуха и молодой веснушчатый паренек, врач.
— Стоять! Всем к стене!
Старуха закричала. Ей зажали рот и поволокли на кушетку. Парень бросился за ней. Через секунду на пороге появился полковник. Он поковырялся в портфеле, наблюдая за сценой.
— Всем работникам сесть.
Шутов немного привык к запаху и, разгоряченный, теперь отдувался, отпустив врача. Полковник деловито вытащил из портфеля бланки и ручку самописку.
— Вы обязаны, — обращаясь в основном к врачу, сказал он, — оказать нам помощь в захоронении трупов погибших. Кроме того, вы дадите сейчас подписку о неразглашении тайны.
— Ой, люшеньки! — завопила старуха. — Да что ж это делается! Помереть человеку спокойно не дают.
— Вы не имеете права. — Молодой парень был бледным как мел.
— Молчать! — У Серого прорезался голос. — Вас никто не спрашивает. — Он поднес лист к столу и положил ручку перед врачом: — Подписывайте.
Врач резко вскинул голову. Полковник заулыбался:
— А как вы хотели? За разглашение государственной тайны — расстрел!
— К чему эти меры? Что мы завтра скажем родным?
— Не знаю. Это ваша забота. Испарились, — похихикал Серый.
Врач, понурясь, медленно взял ручку.
— А я как же подпишу? Я и грамоты-то не знаю, — прошамкала старуха.
— Давай, бабка, не прикидывайся целкой, — прикрикнул Шутов. Ему не терпелось поскорее закончить эту бодягу. Бок жгла заветная фляжка, но нельзя же было приложиться к ней при Сером. Причитая и причмокивая, бабка поставила крестик. Парень уперся.
— Не буду подписывать.
— Сука!
Шутов ударил парня стволом автомата по голове, тот упал. Несколько пинков, и врач затих. Все происходило в полной тишине. Даже старуха перестала причитать и сидела, как парализованная.
— Все, хватит, — остановил полковник Шутова. — Начинаем операцию.
Он заставил врача пройти в мертвецкую. На столах и на полу в жутком кровавом месиве лежало полтора десятка трупов. Все они были голые. Полковник стал в стороне и приказал солдатам разобрать кучу. Шутов, брезгливо отворачиваясь, схватился за ближайшую ногу. Трупы, как живые, зашевелились, расползаясь по полу. Прямо в лицо Шутову хлынул фонтан черной крови. Солдат отскочил, матерясь и отплевываясь. Голые тела с зияющими ранами были похожи на резиновых кукол. Обезображенные смертью, они застыли в неестественных позах, и кровавые синяки под глазами сделали их всех похожими. У девушки с острыми худыми коленками была содрана кожа на голове и белокурая прядь зацепилась за ухо. Шутов плюнул на все законы армейской субординации и не таясь хлебнул теплой водки.