Три момента Евангельской онтологии:
акт творения Словом;
акт грехопадения, то есть моего несоответствия Слову;
акт вочеловечения Слова, искупления и спасения меня Словом.
Онтологически различается существующее и несуществующее. Существующее — что, несуществующее — ничто: ουκ ον; в нем нет никакой потенциальности, или возможности. Из этого ничто Бог сотворил мир. Если бы в нем была какая-либо потенциальность, или возможность, она ограничила бы всемогущество Божие. Тогда это уже не ничто, а первоначальная, не сотворенная, а от века существующая потенциальность, материя или хаос, а Бог не Вседержитель, Творец всего видимого и невидимого, но только демиург. Третьего между существующим, или что, и несуществующим, или ничто, нет. Если мы признаем третье между что и ничто, то или мы ограничим всемогущество Божье, или придем к гностицизму, к признанию эманации мира из Божества и в конце концов к пантеизму: в третьем к что и ничто исчезает граница между что и ничто, а тогда и граница между Богом и миром. Но на этом простом или однократном разделении на что и ничто я не могу остановиться. В противоречивом состоянии, в грехе я уже не могу назвать свое состояние ни жизнью, ни смертью, ни существующим, ни несуществующим: я не могу остановиться на одном из этих двух названий. Я не могу назвать свое состояние в грехе истинной жизнью. Но неистинная жизнь — не жизнь, а смерть. Но я не могу назвать свое состояние и смертью. Третьего же между что и ничто нет. Тогда я введу дважды двойное разделение всего, сотворенного Богом, на что и ничто. Два основания для этого разделения: первое — скорее порядка онтологического, второе — гносеологического. Я подчеркнул слово «скорее», так как гносеология заключена в онтологии, обоснована онтологически. Оба основания одновременно и онтологичны, и гносеологичны, но в одном сильнее онтологическая интенция, в другом — гносеологическая. В некотором приближении можно сказать, что онтология — ratio essendi гносеологического познания, а гносеология — ratio cognoscendi онтологического основания.
Если я существую во взгляде на меня Бога и таким, каким Он видит меня, то я не могу сказать о своем состоянии в грехе ни что, ни ничто. Непосредственная, наивная потенциальность, то есть еще не павшее творение, живет в Боге, поэтому не знает Бога, лишена актуальности. Греховная потенциальность, то есть человек, порвала с Богом, поэтому может видеть Бога. Но когда может — уже не может — греховная возможность, или потенциальность, — невозможность видеть Бога. В этой невозможности совершается невозможное — качественный скачок в актуальность, к которой греховная потенциальность призвана.
Если я существую в бесконечной ответственности, которую Бог возложил на меня, если я не могу ни принять, ни не принять ее, то в невозможности принять ее я не что, а ничто, в невозможности не принять ее я не ничто, а что. Таким образом, как греховная потенциальность, я ни что и ни ничто и одновременно и что и ничто. Это противоречивое совмещение и одновременно несовмещение что и ничто и есть мое состояние как греховной потенциальности. В наивной потенциальности что не отделено от что этого что. В греховной разделились, тогда недостаточно простого двойного деления на что и ничто. Тогда потенциальное, то есть греховное потенциальное, есть как могущее быть, но всегда только могущее быть, никогда не есть. Как никогда не существующее, оно и есть несуществующее, или ничто; как всегда могущее быть и существующее, как могущее быть, оно и есть существующее, или что. В дальнейшем, говоря о потенциальности, я имею в виду только греховную потенциальность, то есть человека.
Так как потенциальность одновременно и что и ничто, и также ни что, ни ничто, то как что и ничто я буду называть его само что, как ни что, ни ничто — само ничто. Из этих двух названий более общее или, вернее, первоначальное — само ничто. Потенциальное — потенциальное ничто: μη ον, в отличие от абсолютного, лишенного всякой потенциальности ничто — ουκ ον. Но нельзя говорить о двух ничто: ничто одно; но само ничто — потенциальное ничто, а не абсолютное ничто. И также само абсолютное ничто уже не абсолютное, а потенциальное. Вообще ничто, как названное и как подлежащее предложения, уже не абсолютное, а потенциальное: то же самое абсолютное ничто, как сказанное и названное и как подлежащее, — потенциальное ничто. Об абсолютном ничто нельзя даже сказать: ничто не есть. Как подлежащее, оно уже само ничто, потенциальное. Но можно сказать: ничто нет, есть что. Здесь что — подлежащее, а ничто скорее дополнение — то, чего нет.
Всякое высказывание, мысль в объективировании, свободе выбора или теоретическом противоположении и в гипостазировании есть возможность, или потенциальность; тогда не что и не ничто, а само ничто, то есть то, что может быть, всегда есть как может быть, но никогда не есть и поэтому и не что. В рефлектирующей мысли я различаю интенциальный и ноуменальный объект. Ноуменальный объект — что. Мысль всегда предполагает ноуменальный объект, но только в объективировании, противоположении и гипостазировании, поэтому никогда не имеет его, заменяет интенциальным объектом — не что, а само что. Само что строит сама мысль, в интенции же предполагается, что ноуменальный и интенциальный объект, или что и само что, — одно и то же; но только предполагается, и между что и самим что нет никакого ни соответствия, ни подобия, как нет подобия между святостью и грехом. Но без святости нет и понятия греха, и без что нет и самого что.
Само что, как потенциальность, принадлежит к самому ничто; в самом ничто две интенции: к себе самому и к другому, к единству и к различию. Это единство — синтетическое, греховно-синтетическое: видит мир, преломленный в моем грехе, строит мир, образ которого проходит. Само же единство в пределе, то есть я сам, воображающий себя творцом своего космоса, — интенциальный субъект, только полюс интенциального отношения, предполагаемая точка, не имеющая никакого содержания, кроме абстрактного понятия «иметь объект». Поэтому само единство — аналитическое тожество понятия, трансцендентальное ничто — само ничто. Интенция к другому — к самому что в самом ничто — греховно-синтетическая деятельность, создающая мир, образ которого проходит, создающая не мир, а только этот проходящий образ мира. В пределе это предполагаемый и всегда только предполагаемый, предполагаемый в моем грехе, интенциальный объект — абстрагируемый в синтезируемом в рефлексии множестве. В конце концов, интенциальный объект только абстрактное понятие синтезируемого множества, пустое понятие того, что принадлежит интенциальному субъекту. Интенциальный объект только абстрактное понятие: принадлежать интенциальному субъекту. Два взаимных трансцендентальных ничто: интенциальный субъект — само ничто и интенциальный объект — само что, оба — соотносительные понятия, две интенции самого ничто.
Может показаться, что я утверждаю здесь абсолютный субъективизм, имманентизм, даже иллюзионизм всякого нашего знания. Это не так. Без ноуменального объекта, то есть реального, созданного Богом что, нет и интенциального — самого что; и также без ноуменального субъекта — моего сокровенного сердца человека — нет и интенциального. Но я не забываю, что, во-первых, что создано из ничто, во-вторых, что в моем грехе и я сам разделился, и мир проклят за мой грех (Быт. 3), а поэтому я вижу его уже не таким, каким он создан и есть, а преломленным через мой грех: я вижу преходящий образ мира (1 Кор. 7, 31).
Это краткое рассуждение о что, ничто и самом ничто — только предварительное разъяснение различия трех понятий. Что, ничто и само ничто — первоначальные, сами по себе не определяемые понятия. Они определяются отношением, которое я называю односторонним синтетическим тожеством. Я вижу его в трех формах, соответственно трем актам Божественного Слова: творения Словом, моего несоответствия Слову в грехе и вочеловечения Слова. Их можно назвать космологической, антропологической и сотериологической формой.
1. Если Бог сотворил мир, то есть что из ничто, то отношение творения не может быть сказано в категориях времени. Нельзя сказать: раньше было ничто, потом стало что. Во-первых, «было» и «стало» — категории времени, а до творения мира не было и времени. Во-вторых, о ничто вообще нельзя сказать: было. Ничто именно то, чего не было и нет. Мы не можем сказать даже так: до творения мира ничего, кроме Бога, не было; потому что само «до» — категория времени. Ничто, из которого Бог сотворил что, именно абсолютное ничто, лишенное всякой потенциальности, или возможности, ничто, о котором ничего нельзя сказать, кроме того, что Бог сотворил из него что. Для нас ничто — предел всем нашим теогоническим и гностическим фантазиям и знак Его бесконечной мощи и абсолютной, немотивированной свободы. Неограниченная мощь Бога предполагает:
1.1. Абсолютно свободное, ничем не обусловленное творение, поэтому творение из абсолютного ничто, в котором ничего нет, из ничто, которого и нет.
1.2. Вневременность творения.
1.3. Реальность творения: создано не ничто, а что.
1.4. Потенциальность сотворенного, то есть неавтономность созданного что: что этого что не в нем самом, а в Боге.
Этим условиям, мне кажется, удовлетворяет формула синтетического одностороннего тожества:
(1) что есть что, тожественное ничто; само ничто не тожественно что. Или: что есть что ≡ ничто; само ничто ≡ что.
Я называю это тожество: синтетическим — в отличие от аналитического тожества понятия, односторонним — в отличие от двусторонности или коммутативности аналитического тожества.
Это тожество логически противоречиво: что, как то же самое что, есть другое, именно: ничто. Ничто не что, хотя что тожественно ему; ничто, как не тожественное что, — само ничто: «само» — некоммутативность синтетического тожества. Поэтому ничто и само ничто, то есть абсолютное ничто и потенциальное ничто, — одно и то же и, как одно и то же, — не одно и то же: одно и то же, поскольку что тожественно ему, не одно и то ж