Так, если Ваше Высочество отметите причины, по которым Вы могли иметь больше досуга для своего образования, нежели множество других лиц вашего возраста, и если Вы также поразмыслите о своих преимуществах перед другими, то, я уверен, Вы найдете, в чем быть довольной собою. И вам нравится сравнивать себя с другими в том, что составляет предмет удовольствия, только потому, что это может дать удовлетворение. Устройство нашей природы таково, что наша душа имеет потребность в значительном отдыхе, чтобы с пользой употреблять время на разыскание истины, и что душа утомляется, а не шлифуется, если слишком налегают на учение; поэтому мы должны измерить время, какое мы способны употребить на самообразование, не числом часов, которыми располагаем, но скорее, мне кажется, примером поведения других как признаком обычной душевной силы человека. Мне кажется также, что нет основания раскаиваться, если делают то, что почитают за лучшее в момент, когда должно принять решение, хотя бы позднее, поразмыслив на досуге, и сочли то, что сделано, за ошибку. Скорее должно раскаиваться, если сделали что-либо вопреки сознанию, хотя бы и оказалось позднее, что сделали лучше, чем думали; ведь мы отвечаем только за наши мысли; по природе человек внезапно никогда не познает и не судит столь хорошо, как имея много времени на обсуждение. Впрочем, хотя тщеславие, внушающее людям лучшее, чем следует, мнение о себе, является пороком только самых слабых и низких душ, это не значит еще, что наиболее сильные и великодушные должны презирать себя. Нет, нужно быть справедливым к самому себе, сознавая свои достоинства столь же хорошо, как и свои недостатки; благоразумие запрещает выставлять их, но не препятствует их осознавать. Наконец, хотя у людей нет бесконечной науки, чтобы в совершенстве познать все блага, из которых, может статься, придется делать выбор в разных обстоятельствах жизни, однако должно, мне кажется, довольствоваться средним количеством необходимого, каковы те блага, которые я перечислил в прошлом письме.
Я уже высказал мнение относительно трудности, перед которой остановились Ваше Высочество: те, кто живет исключительно для себя, не поступают ли разумнее лиц, мучащихся за других?
Ведь если бы мы думали только о себе, мы могли бы наслаждаться лишь своими личными благами, тогда как, считая себя за частицу другого тела, мы становимся также причастны благам, общим всему телу, не лишаясь в силу этого ни одного из своих личных благ. Не то относительно бедствий; ведь, рассуждая философски, бедствие есть не что-либо реальное, а только лишение (privation); когда мы печалимся вследствие несчастья, происшедшего с другим, мы тем самым не приобщаемся недостаткам, в которых заключается это несчастье; а некоторая печаль или наше собственное страдание в подобном случае не так велики, как внутреннее удовлетворение, постоянно сопровождающее добрые поступки, преимущественно те, которые исходят из чистого сочувствия другому, безотносительно к самому себе, то есть из христианской добродетели, именуемой милосердием.
При этом можно, даже плача и терпя большое беспокойство, обладать сильнейшим, чем при смехе и покое, удовольствием; что духовное удовольствие, в котором состоит блаженство, отделимо от веселости и от телесного покоя, это легко доказать как примерами трагедий, которые нравятся нам тем больше, чем больше скорби вызывают они в нас, так равно и примером удовольствий от физических упражнений вроде охоты, игры в мяч и т. п., которые не теряют привлекательности, будучи даже весьма утомительны; замечено даже, что часто утомление и трудность увеличивают удовольствия от них. Причина душевного удовлетворения от таких упражнений состоит в том, что они знаменуют силу, ловкость и прочие совершенства тела, с которым связана душа. Душевное удовольствие от плача при виде жалобного и мрачного театрального зрелища возникает главным образом в силу того, что душе представляется, будто она поступает доброжелательно, сочувствуя огорченным;
вообще душе приятно испытывать волнения страстей, какой бы природы они ни были, раз только она остается владычицей страстей. Но мне нужно особо исследовать страсти, чтобы иметь возможность их определить. Мне будет легче сделать это здесь, чем в письме к кому-либо другому; Ваше Высочество, взяв на себя труд прочесть трактат о природе животных, некогда мной набросанный, уже знаете, как я объясняю возникновение различных впечатлений в их мозгу: одних от внешних предметов, имеющих силу приводить в движение органы чувств, других от внутренних предрасположений тела или от следов прошлых впечатлений, оставшихся в памяти, или от волнений «духов», текущих к сердцу, или – в человеке – от деятельности души, обладающей способностью изменять в мозгу впечатления, подобно тому как, обратно, эти впечатления имеют силу вызывать в душе совершенно непроизвольные мысли. Вследствие этого можно вообще назвать страстями все мысли, возникшие в душе без содействия воли и, стало быть, без всякой деятельности, исходящей от нее, через посредство одних впечатлений мозга, так как все, что не является действием, есть страсть. Но последнее имя обычно закрепляется за мыслями, причиненными некоторой особой деятельностью «духов».
Так, мысли, возникающие от действия внешних объектов или даже внутренних предрасположений тела, таких как ощущения цветов, звуков, запахов, голода, жажды, боли и подобные, именуются чувствами, внешними и внутренними. Мысли, которые зависят только от прошлых, оставленных в памяти впечатлений и от обычных волнений «духов», суть мечты, будь то во сне или наяву; здесь душа, не направляемая ничем, сама по себе, лениво следует за впечатлениями, столкнувшимися в мозгу. Но когда душа пользуется своей волей, чтобы направиться на известную мысль, не только умопостигаемую, но и наглядно представимую, и эта мысль дает определенное впечатление в мозгу, то возникает не страсть, а действие, точно называемое воображением. Наконец, когда обычное течение «духов» таково, что оно вообще вызывает печальные или веселые мысли, то это относят не к страстям, а к складу или нраву тех, у кого возникают такие мысли, и оттого-то говорят: «этот человек печального склада», «тот – веселого нрава» и т. д. Значит, остаются только мысли, происходящие от особой деятельности «духов»; ее результаты чувствуются как бы в самой душе; эти мысли именуются страстями в собственном смысле слова.
Правда, мы почти никогда не имеем мыслей, которые не зависели бы от многих из причин, из числа только что указанных; но наименование дается им от главной причины или от той, к которой они имеют особое отношение: поэтому многие путают чувство боли со страстью печали, чувство щекотанья со страстью радости, которую именуют также вожделением и наслаждением, чувства жажды и голода с желанием пить или есть, что является страстью, – ведь обычно причины, вызывающие боль, движут «духов» так же, как это требуется для возникновения печали, а причины, дающие чувство щекотанья, волнуют «духов» так же, как при возникновении радости, и т. д. Также путают склонность или привычки, располагающие к известным страстям, с самой страстью, что, однако, легко различить. Ведь, например, когда говорят, что в городе, осажденном врагами, первое суждение жителей о возможном бедствии есть действие, а не страсть их души, то хотя это суждение находит свой отзвук во многих лицах, последние, однако, не все одинаковым образом волнуются, но одни больше, а другие меньше, сообразно большей или меньшей привычке или наклонности к страху. И прежде чем их душа придет в волнение, единственно составляющее страсть, нужно, чтобы в душе возникло суждение, или хотя бы, не рассуждая, она поняла по крайней мере опасность и запечатлела ее образ в мозгу (что производится другой деятельностью, называемой воображением; нужно также, чтобы тем же путем душа направила «духов», идущих по нервам в мускулы, вступать в те из них, которые служат к закрытию клапанов сердца, что замедляет кровообращение; вследствие этого все тело бледнеет, холодеет и дрожит, а новые «духи», направляющиеся от сердца к мозгу, возбуждаются так, что не могут помогать образованию там иных образов, кроме тех, которые вызывают в душе страх; все это следует одно за другим, так что кажется, будто это одно действие. Подобно же, при всех прочих страстях происходят особые движения «духов», направляющихся от сердца.
Вот что я думал написать уже 8 дней назад Вашему Высочеству, и моим намерением было присоединить сюда специальное изложение всех страстей; но, найдя трудность в их перечислении, я был вынужден оставить почтальона без письма, а получив послание, написать которое Ваше Высочество оказали мне честь, я приобрел новый повод ответить; он обязал меня, оставив до другого раза исследование страстей, сказать здесь, что все доводы, свидетельствующие бытие божие и Бога как первую, неизменную причину всего, что не зависит от свободной воли человека, удостоверяют, мне кажется, также, что Он является причиной и всех тех действий, которые зависят от воли человека. Ведь доказать Его существование можно, только рассматривая Его как существо высшего совершенства; и Он не был бы таковым, если бы в мире могло произойти что-либо помимо Него. Правда, только одна вера научает нас благодати, посредством которой Бог возводит нас к сверхчувственному блаженству; но уже и философия достаточно показывает, что нельзя проникнуть в душу человека ни малейшей мысли, которой Бог не желает и не желал бы от вечности, присущей Ему. Школьное различие между причинами общими и частичными здесь не имеет места: например, солнце, будучи общей причиной всех цветов, не является в силу этого причиной отличия тюльпанов от роз, потому именно, что произрастание цветов зависит также от иных особых причин, вовсе той причине не подчиненных; но Бог является общей причиной всего таким образом, что в то же время Он оказывается причиной целостной; и ничего не может совершаться без его воли.
Правда также, что познание бессмертия души и потусторонних благ могло бы дать повод людям отходить к месту успокоения, если бы они были уверены, что позднее, в будущей жизни, насладятся всеми благами. Но ни одно основание не убеждает в том, и только ложная философия Гегезия, книга которого была запрещена Птоломеем ввиду многочисленных самоубийств лиц, прочитавших ее, – только эта философия