Мама засмеялась.
— Ты взрослый человек, — сказала она, — и я люблю тебя, каким бы ты ни был — можешь лежать и плевать в потолок. Тем более, что ты ранен и все еще не восстановился. Мне просто интересно, чем ты живешь, о чем думаешь — вот и все. Я не оцениваю.
— Трудно воспринимать тебя иначе, как оценивающую инстанцию, — признался я. Мать сморщилась.
— Мне всегда хотелось быть для тебя просто источником безусловной любви.
— У тебя это не совсем получается. В смысле, я знаю, что ты любишь меня… я тебя тоже люблю. Но ты сама такая… понимаешь — ты такой железный, героический человек, всю жизнь посвятивший Службе, что твою близость уже невольно воспринимаешь как оценивание, уже смотришь на себя и думаешь — где ты накосячил, соответствуешь ли ты такому высокому образцу.
— Тьфу на тебя! — воскликнула мать, — я сейчас обыкновенная старушка! Ну правда, — она посерьезнела, — я на самом деле немножко работаю сейчас. Я книгу пишу.
— Правда? О чем?
— О прошлом. Я же не писатель, сочинять не умею. Но мне сказали, что мой опыт, он все-таки того… важен. Ну вот я и пишу.
— Про Освобождение?
— Да. Она называется «Последний, решительный бой».
— Дашь почитать?
Мать вдруг замялась.
— Наверное, дам. Потом. Сейчас… я еще не очень готова.
К вечеру мы вышли прогуляться. Я сразу прихватил рюкзак, и мама проводила меня до квартиры, которую заранее сняла для моего — пока временного — проживания. Если я захочу, могу остаться в этой квартире хоть всю жизнь, конечно.
Мог бы снять и сам, но решил попросить маму — ей это явно было приятно, да и она лучше знает современный Кузин, и снимет так, чтобы мы жили друг от друга недалеко.
Жилой комплекс состоял из причудливо расставленных друг на друге цилиндров, в промежутках топорщилась зелень — сады на крышах и балконах. Эта конструкция приятно вписывалась в окружающий смешанный лес, магнитка и транспортная дорожка проходили позади комплекса, а перед ним текла Кузинка с песчаным пляжем, на котором даже сейчас, в майский холодок, были видны безумные купальщики.
Речка, как выяснилось, была видна и из окна моей квартиры — что очень порадовало. Река, верхушки деревьев, синее небо. Квартирка совсем небольшая, двушечка, но мне она казалась огромной — после комнатушки-гробика на Церере и даже очень неплохой комнаты в санатории. Больницу я почти не помнил, там я все время был заторможенный от медикаментов.
Квартира была обставлена безликой стандартной мебелью для холостяка средне-молодого возраста. Белые стены, белые римские шторы и голубые занавески, псевдодеревянный пол. Спальня — кровать и шкаф в нише, кресло, зеркало; гостиная — диван, кресло, столик и два комода, много пустого пространства; балкон совсем небольшой и пустой, вся мебель однотипная — псевдодерево в тон полу, светло-синяя обтяжка. На кухне точно в том же стиле обеденный стол и четыре стула, стол для готовки и коквинер — ну понятно, стандартный холостяк средне-молодого возраста вряд ли станет утруждать себя приготовлением пищи, все автоматизировано.
Понравилась мне ванная, судя по всему, это мама позаботилась и поставила туда массажный аппарат, что для реабилитации, конечно, не лишнее; довольно большое джакузи, многофункциональная душевая кабинка, домашняя сауна. Много свободного места и даже еще кресло, чтобы отдохнуть после сауны, очевидно.
Мама уже позаботилась и о вещах. Квартиры всегда сдаются со стандартной мебелью, но перед заселением можно заказать и минимальный бытовой набор. Некоторые, конечно, долго сидят в каталогах, выбирая зубные щетки под цвет коврика и столовые сервизы от лучших дизайнеров. Мама в курсе, что я вряд ли стану тратить на это время, и поэтому за пару дней до моего вселения специальная служба пришла и расставила в кухне на полках типовые тарелки и кружки, в шкафу — постельное белье, в ванной — полотенца, щетки, губки и наборы гелей и кремов, словом, все, что нужно человеку для жизни. И ведь кто-то выбирает такую Службу — это пока невозможно автоматизировать.
Я разобрал свой рюкзак — собственно, все личные вещи, какие есть. Любимый планшет, пара рубашек и носков, которые мне особенно понравились и которые я хотел бы еще поносить, вязаный свитер — подарок Марселы, коробка со всякими медальками и значками, полученными по разным поводам, серебристая рамка со снимком — наша команда салверов на Церере, камешек с Цереры — это все мне прислали ребята на Марс, когда я там лежал в госпитале. Я поставил снимок и камешек на комод в гостиной, вгляделся в лица друзей. Кристи махала рукой, а Вэнь положил руку на плечо Сай. Резанула тоска… Конечно, мы еще увидимся когда-нибудь. Но неужели вот это — завершилось навсегда?
Конечно, я могу вернуться на Цереру. Может, они еще будут там, Кристи вообще не собиралась уходить из Системы. Наверное, я пройду теперь конкурс еще быстрее…
Но вот можно ли дважды войти в одну реку…
— Оставив дизайн квартиры, мебель и барахло как есть, я дозаказал рекомендованный мне тренажер, благо в гостиной места для него хватало. Через два часа тренажер мне доставили два дрона через балкон, я повозился с полчаса, собирая его из трех уже готовых узлов, и кинул изготовителям возмущенный отзыв через комм — могли бы и попроще для пользователя сделать. Еще я заказал кое-что из одежды, но это обещали доставить завтра. Включенный коквинер уже наполнил холодильник — в доме имелся склад и прямая линия доставки, исправно приготовил мне чай и легкий ужин — салат с тунцом, и тут же напоминающе распахнул отверстия посудомойки и мусорного отсека.
Я и отвык от таких услужливых бытовых машин. На Церере консервы мы открывали и раскладывали собственными ручками.
Остаток вечера я смотрел актуальные передачи, блоги, в открытое окно врывался чистый прохладный весенний воздух. Наконец под мерное бормотание очередного эксперта о растущем числе нарушений ограничения рождаемости в некоторых регионах я незаметно заснул.
Глава 4. Начинаю изучать историю
С утра я влез в тренажер и позанимался упражнениями. Затем с наслаждением принял душ — контрастный, с локальным водным массажем, после Цереры не могу снова привыкнуть к такой роскоши. Вынул из коквинера и поставил на стол готовый завтрак — овсяные хлопья с молоком, нарезанные дольки апельсина и ананаса, бутерброд с лососем, чай. Позавтракал под актуальные новости из авторского блога Октопуса — этот журналистский коллектив полюбился мне давно, я и на Церере в основном получал известия через них.
Потом я запихал тарелку и чашку в отверстие посудомойки, принял на балконе беспилотник с пакетом заказанной одежды. Разложил штаны, рубашки и белье по полкам сразу же, переоделся и отправился работать. Не служить, а работать.
Работать я теперь собирался не где-нибудь, а в кузинском Музее истории.
Мое жилье располагалось далеко к западу от исторического центра города — еще лет пятьдесят назад здесь тянулись дикие предгорья. До музея надо еще добраться. Но это не беда — возле дома, как водится, располагалась стоянка с гроздьями пузырей, электрокатами, а чуть подальше — станция магнитки, пять-шесть остановок на медленном поезде — и ты в центре.
Я выбрал электрокат с сиденьем. Проехаться с ветерком, вдохнуть родной воздух, отметить взглядом, как меняется город. Дорожка для этого вида транспорта располагалась рядом с тротуарами и аллеями, только была отделена и от полосы пузырей, и от пешеходной полосы синей разметкой. Пешеходов, впрочем, было немного, зато электрокаты и пузыри шли сплошным потоком. Практически через лес, точнее — лесопарк. С основной дороги здания были плохо различимы, сплошной кустарник, зеленые поляны, с другой стороны — клумбы и художественные купы деревьев и причудливых растений. Даже биоарт встречался — новое художественное направление генной инженерии. Впрочем, многие деревья еще не распустились, и полностью оценить талант биоартиков у меня не было возможности. Клумбы были усеяны тюльпанами, нарциссами, ландышами.
Наконец дорожка вошла в Старый Город, который выглядел так, как, наверное, привыкли воспринимать город наши предки. После войны Кузин лежал в руинах, целых зданий осталось мало. Причина — не столько ударная волна от упавшей к югу термоядерной бомбы (к счастью, новой, с «чистым» запалом), сколько артобстрелы при дальнейших битвах за город между казахскими и китайскими бандами, а также при обороне уже революционной коммуны Кузина. Из старого центра мало что восстанавливали. Кузин — это же не Дрезден или Псков, там и до разрушений стояли лишь обычные пяти — или девятиэтажки, серые массовые здания. Но кое-что все же было надстроено, восстановлено, пара кварталов совсем старого города, парк Памяти, площадь Революции, аллея Героев.
Исторический музей располагался внутри парка Памяти; стоянка пузырей находилась снаружи, а вот на электрокатах можно было заехать и внутрь, но я не стал. Решил пройтись через парк, хорошо знакомый по школьным годам. Восстановить память о той атмосфере.
Почему я решил приехать именно сюда?
Причин можно назвать множество, но об истинной я даже не собирался никому говорить. Лежа с переломанным позвоночником, я дочитал книгу Цзиньши. Много думал о ней. Возможно, в другое время этот текст показался бы мне игрой циничного ума — невооруженным глазом заметны передергивания. В том, что касается нашей современной жизни, я мог их увидеть. В том, что касается истории… Я не специалист, а вопрос это сложный. Можно и так, и сяк интерпретировать. Любая революция для кого-то — счастье освобождения, а для кого-то — гибель и наступление эпохи великой тьмы. И каждая группа силится выдать себя за неких абстрактных «всех» (хотя, казалось бы, первая группа должна знать о классовом подходе).
Но история — это прошлое, оно закончилось, нынешняя жизнь меня совершенно устраивает, и повторяю, не стал бы я сколько-нибудь всерьез задумываться над этой безумной книгой. Первый раз я начал ее читать и размышлять о ней лишь из-за гибели Аркадия, который дал мне этот файл.