и нас тоже!
Всей группой пошли к Лямкину домой. Краденого корма у него не нашли, но в корыте, возле которого нежились две откормленные свиньи, обнаружили остатки рассыпанной дерти.
В прошлом году кукурузы в колхозе не было, ее всю скосили на зеленую подкормку. И вот теперь, перед новым урожаем, концентратов не хватало и пришлось купить две тонны в соседнем колхозе. Понятно, что сюда кукурузная дерть могла попасть только со свинофермы, хотя Лямкин клялся, что покупал ее на базаре в райцентре.
— Хватит тебе врать… За целый год никуда не выезжал из села, а твоя Надя тем более: кто же кормил бы корову, свиней, овец, кур, индюков… У тебя же вон целый зоопарк во дворе, — заговорила тетя Луша.
— Мне теща покупала! — выкручивался Лямкин.
— Байки сочиняешь!
Галина подписалась под актом первой. И сразу же почувствовала усталость, словно прошла пешком много километров без отдыха.
Не выходили из памяти, беспокоили слова Лямкина. Но разобраться в этом не было сил. Подумала: «Глупости какие-то. Лямкин со злости выдумал», — и успокоилась. Но через несколько дней заметила, что отношение к ней резко изменилось. Некоторые при встрече на приветствие молча кивали головой и быстро отворачивались. Другие просто старались не замечать. Она начала ощущать на себе взгляды, полные не то подозрения, не то упрека. Однажды с удивлением отметила, что, увидев ее, вдруг замолчали три женщины у колонки, а когда миновала их, то услышала за собой шепот. Наверное, говорили о ней.
Галина задумалась.
Глава восемнадцатая
Через два дня взвешивали свиней. В группе Галины прирост оказался немного больше, чем у Насти, хотя та работала на ферме уже второй год.
Галина шла на обед в веселом настроении.
За кузницей, возле сарая, где хранился инвентарь, она увидела Степана Бондаря и Федьку. Ребята копались в моторе трактора. Степан, заметив ее, быстро отвернулся и что-то сказал товарищу. Тот пошел навстречу Гале.
— А-а-а, инициативная… Мое вам почтение! — Федька снял фуражку и сразу же надел ее. — Как ваш высокопоставленный папаша, не думает отозвать вас из ссылки?
— Что-о-о-о? — опешила Галина.
— Ха-ха! Возмутилась даже! — глаза его злобно прищурились. — Хватит демократку из себя корчить. Знаем, что ты за птичка.
Федька хмыкнул и вернулся к трактору.
Целую минуту Галина простояла на одном месте, мигая глазами, смотрела вслед Федьке.
Так вот почему изменилось отношение к ней!.. Причем здесь отец?
Не знала она, что по селу поползли грязные слухи о том, что ее отец очень уж заелся на своем высоком посту. Вроде бы посетители часами просиживают у него в приемной, а во время приема он разговаривает с людьми так, будто оказывает им особую милость. И государственными деньгами, говорят, начал распоряжаться, как своими собственными. Злоупотреблял служебным положением. Говорят, его делами заинтересовались соответствующие органы и началось следствие. Он пытался всячески выкручиваться. Потом видя, что это не помогает — решил отправить свою единственную дочь в колхоз. Вот, мол, смотрите: разве может бюрократ пойти на подобный поступок? О том, что дочь едет на работу в колхоз якобы добровольно, постарался раструбить во всех газетах. Этим только и удержался на должности заместителя председателя облисполкома.
Для честных советских людей нет худшего врага, чем разжиревший бюрократ, нарушающий законы и весь строй, завоеванный такой большой кровью. Они справедливо видят в нем отголосок ненавистного прошлого.
Именно поэтому сплетня, пущенная злым языком не без стараний родственников Лямкина, начала передаваться из уст в уста. Одни решили сразу:
— Конечно, какая дура по собственному желанию оставит квартиру в городе со всеми удобствами и пойдет работать на свиноферму!
Другие с сомнением качали головой:
— Не похоже, что она такая. Глаза у нее честные и работает хорошо.
— Ради своего спасения каждый будет хорошо работать, а глаза не зеркало — не увидишь, что у нее на душе, — убеждали некоторые.
…Веселое настроение как водой смыло. Галина терзалась мыслями. Вспомнила возгласы Лямкина, злые улыбки Пелагеи Антиповны, намек Федьки о ее ссылке.
«Кто же выдумал эту грязную сплетню? За что? Что я сделала плохого? — думала в отчаянии она. — Не может же человек ни за что наговорить на другого… Врагов у нее здесь нет. Даже не спорила ни с кем, кроме Лямкина».
Вечером пришел Виктор. Галя с больной головой лежала в постели. Коротко рассказала о своем несчастье.
— К сожалению, я тоже слышал об этом, — тихо проговорил Виктор. — Меня даже спрашивали, действительно ли ты здесь только для того, чтобы получить справку, необходимую для поступления в институт.
— Какая подлость!
— Да. А что я мог ответить? Только то, что отчитал дотошного товарища.
— А кто спрашивал?
— Ну, это не так важно. Зачем тебе знать? Может, человек наслушался сплетен и просто так спросил, а ты потом будешь его ненавидеть…
Несколько минут Галина лежала молча, думала.
— Но как же мне теперь здесь жить, Витя? — тихо спросила она. — Не кричать же на каждом углу, что все это ложь?
Виктор, сдерживая волнение, начал ходить по комнате.
— Да. Положение, в самом деле… — заговорил он. — И придумать что-нибудь трудно. Есть такая байка: написали, ради шутки, льву в анкете, что он осел. И сколько он ни бегал, ни доказывал, что, мол, посмотрите, я же лев — все смеялись, да и только. Ты извини, Галочка, я это по аналогии вспомнил, потому что так бывает у людей. Когда уже им сказали о чьем-то плохом поступке, нелегко потом убедить, что это не так. Нужны месяцы, а то и годы, чтобы снова завоевать уважение, доказать ошибку, реабилитироваться. Да и через годы при случае какой-нибудь ненароком обиженный дурак будет пытаться уколоть. И зачем тебе надо было связываться с этим Лямкиным? У него тут полсела родственников. Теперь тебе жизни не будет.
— А что же я, по-твоему, должна была молчать? Ты бы посмотрел, что делалось с Любой! Она плакала, как ребенок. Представляешь, как это тяжело жить и чувствовать себя нечестным человеком! Она измучилась совсем…
— Глупости все это, сентиментальность. Надо просто держаться твердых убеждений. Если она чувствовала за собой вину — почему не пришла и не рассказала? Не было бы никаких переживаний. И потом — они могли бы и сами во всем разобраться. Зачем было именно тебе ввязываться в эту историю?
— Да ты что, в самом деле! — воскликнула Галина. — Как же я могла молчать?
— Как честный человек — не должна. Но пойми еще и другое, Галочка, ты здесь человек новый, тебе, прежде всего, надо обжиться, завоевать доверие и уважение, а ты всех настраиваешь против себя, наживаешь врагов. К сожалению, у каждого есть свои слабости и недостатки, и если всем будешь на это указывать — с кем останешься? Идеальных людей не бывает.
— Ну, знаешь. Виктор, я тебя просто не узнаю. Пойми, я не могу иначе. Тогда я перестану уважать себя.
— Я тебя, Галочка, очень уважаю, но должен сказать, что у тебя ярко выраженная женская натура, когда чувства берут верх над разумом. Учись сдерживать свои чувства и не терять рассудок. У них тут круговая порука. Ну, сцепишься ты еще с одним-другим, и тогда останется только…
Виктор не договорил. Дверь порывисто распахнулась, и в комнату влетела Настя.
— Ой, простите, я думала, что ты одна. Ты что, Галя, плакала? Из-за того проклятого Лямкина? Да не переживай, глупая! Плюнь!.. Я же знаю, что ты хорошая. И вот Витя тоже знает, и Люба, и другие… Так что плевать на все! Поболтают да и бросят! К чистому грязь не пристанет.
Глава девятнадцатая
Репортаж о подготовке к жатве в колхозе «Рассвет» был напечатан в газете через два дня после отъезда Семена Чижука. А еще через два дня в свинарник, как метеор, влетела Настя.
— Девочки, сюда! Посмотрите, чье здесь фото напечатано! — махала она сложенной вдвое газетой.
Галина и Люба подбежали к ней. Подошла и тетя Гапа, которую назначили вместо Лямкина. Больше двадцати лет работала она свинаркой, а теперь пришлось заведовать фермой. Она долго не соглашалась идти на эту должность.
— Малограмотная я, толком и расписаться не умею.
— Ничего, зато опыт имеешь большой, работу знаешь и с душой к ней относишься. А это главное. Справишься! Девушки у тебя там боевые — помогут. Иди, работай! — сказал Матвей Лукич.
Тетя Гапа, щуря дальнозоркие глаза, заглянула через плечо Любы.
— Нет, вы только посмотрите на него! — торопливо говорила Настя, показывая в газету.
На четвертой странице был помещен портрет Виктора и три его стихотворения.
В короткой редакционной заметке, набранной курсивом, говорилось о том, что Виктор Костомаров после десятилетки изъявил желание поехать на работу в колхоз «Рассвет», где работает в тракторной бригаде. «Здесь, под размеренный рокот моторов, он увлекся поэзией», — было написано в конце.
Настя залпом, один за другим, прочитала все стихи.
— Ой, как красиво, душевно, — вздохнула она. — Вот тебе и Витя! Каким головастым оказался. Поэт! Теперь, гляди и не подходи к нему, — лукаво сверкнула глазами и звонко засмеялась. А потом вдруг разом приняла озабоченный вид.
— Ой Галочка, совсем забыла — тебе письмо!
Галина узнала руку деда. Поспешно разорвала конверт, вынула два исписанных листа.
Сначала дед передавал от себя и бабушки низкий поклон, потом писал, что и виноград, и фруктовые деревья в степи, конечно, будут расти. Только надо приложить труд. На целую страницу был написан совет, что и как следует делать.
«А за то, что с молодежью не поладила, тебе надо уши хорошенько надрать, — читала дальше Галина. — Знаю я тебя, козу-дерезу, наверное, все решила делать с ходу, сама, а здесь нужна душа, ум, расчет. Против массы не лезь. К нашему делу силой человека не привлечешь, в принудительном порядке ничего не получится…»
Назар Петрович советовал не зарываться, а заранее все обдумать, действовать спокойно, рассудительно.