Степан вынул из-под сиденья пакет с продуктами и направился к товарищу.
Николай сидел перед расстеленным платком, на котором были разложены хлеб, сало, кусок жареного мяса, картошка, бутылка молока, и крутил в руках красную от ржавчины мину с отломанным крылом стабилизатора.
— Смотри, куда прилетела. И не взорвалась, — проговорил Николай и поднял на товарища глаза.
Степан словно окаменел. Лицо его побледнело. Застывшими округлыми глазами он смотрел на ржавый сигарообразный предмет, воспоминание о котором столько времени преследовало его.
Глава тридцать вторая
Трое суток Виктор пребывал в пьяном забытье, валяясь на диване в единственной комнате, оставшейся от некогда большой квартиры Костомаровых. После суда лишнюю площадь отобрали, и мать сама перетаскивала оставленную ей мебель в эту небольшую комнату, которая стала похожа на какой-то склад. За короткое время после суда мать похудела вдвое; куда делась рыхлая, толстая «пани», как называли ее соседи за безделье и пристрастие к нарядам. Она все время плакала, сидя в комнате, словно в клетке. Привыкшая к роскоши, она не знала, что делать, как жить дальше. Работать не умела.
Теперь единственной надеждой был Виктор. А он лежал в пьяном бреду, непрерывно курил, от чего в душной комнате было сизо, словно в коптильне. Три дня мать и сын почти не разговаривали.
— Говорила тебе не езди в колхоз. Выписался из домовой книги, теперь оставили жилплощадь только на меня. Как жить в такой тесноте? — сквозь слезы говорила мать, но Виктор только отмахивался от нее, ничего не отвечая. Пил, курил, засыпал, словно проваливался в какую-то мутную бездну.
Когда приехал избитый и страшный, она со слезами бросилась было к нему на шею, но Виктор не стал отвечать на вопросы и, как был одет, упал на диван.
…С детства он отличался хорошей памятью, сообразительностью и остроумием. Друзья семьи Костомаровых считали, что Виктор пойдет далеко.
В пятом классе стал пописывать стихи. И хотя они были совсем беспомощные, не отмеченные и тенью таланта, родные и знакомые хвалили. Мать с такой настойчивостью трубила всем о способностях сына, что он сам поверил в свою исключительность.
Виктор никогда не интересовался, на какие средства живет семья. Дома всегда хватало денег, и парень считал, что так и должно быть. Мог брать сколько надо, но ограничивался самым необходимым — на билеты в кино, на мороженое. Нет, он не был развращенным, но не понимал отца, когда тот советовал ему не слишком лезть в передовики, учиться жить незаметно, как все остальные.
С этим Виктор не соглашался. Не мог он быть незаметным, не хотел. Жаждал славы, стремился быть всегда первым, чтобы им восхищались, чтобы ему завидовали.
В школе он принимал активное участие в комсомольской и общественной работе. Был редактором классной стенгазеты, которая считалась лучшей в школе, учился в кружке автомобилистов, участвовал в художественной самодеятельности, имел славу лучшего оратора. На собраниях остро и остроумно высмеивал ленивых учеников, критика эта всегда была справедливой и беспристрастной. За это его уважали учителя и опасались товарищи. Никто даже не догадывался, что все это он делал не по убеждению, не по зову души, а с определенным расчетом, из эгоистических чувств, чтобы чем-то отличиться. Все больше возрастало его самолюбие. Как, чем выделиться среди ровесников? И вот уже в девятом классе возникла счастливая идея. «Надо поразить всех своими знаниями!» — решил он.
Для первого эксперимента выбрал геологию. Предмета этого в программе не было, но в школе работал кружок любителей природы. Во время каникул члены кружка вместе с преподавателем географии ходили в интересные походы, собирали растения для гербария, минералы.
Больше месяца Виктор просидел в городской библиотеке, перечитал все, что нашел в книгах о железной руде.
Как-то вечером он зашел в физический кабинет, где собралось человек десять любителей природы. Как бы между прочим вынул из коробки с минералами образец медного колчедана, потом покрутил в руках друзу исландского шпата.
— Положи, зачем трогаешь, если не разбираешься, — ревниво заметил один из учеников девятого «А», которого за страсть к коллекционированию минералов прозвали Геологом.
— А если разбираюсь?.. — снисходительно улыбнулся Виктор и, взяв кусок магнитного железняка, начал внимательно рассматривать его.
— Тогда скажи, что держишь в руках?
Виктор быстро обернулся.
— Нет, уж лучше ты, товарищ Геолог, — Виктор иронически подчеркнул это слово, — скажи, из какого месторождения вот этот магнитный железняк и какой в нём процент железа?
От неожиданности Геолог растерялся. Он не знал, что ответить.
— Молчишь?.. А еще Геолог, — после паузы засмеялся Виктор. — Судя по характеру излома кристаллов, цвету и весу, можно уверенно сказать, что этот кусок из Криворожского месторождения.
Виктор назвал и процент содержания железа. Характер излома и цвет здесь были не причем, но он ставил перед собой цель — ошеломить слушателей своей осведомленностью и поэтому шиковал геологическими терминами.
Начал рассказывать о добыче руды с такими деталями, словно сам побывал в шахте. Все кружковцы, оставив свои дела, слушали его с открытыми ртами.
— Между прочим, в далекие времена наши предки варили сталь прямо из руды, минуя стадию выплавки чугуна, — с видом триумфатора расхаживал по кабинету Виктор. — Это был так называемый пудлинговый способ. Когда-то русский мастер Аносов владел замечательным секретом, — продолжал Виктор. — Шпагу из его стали клали в чехол, скручивая восьмеркой, и она не ломалась. Его клинки перерубали сабли из хваленой булатной стали…
Виктор перепрыгивал с одного на другое, подбирая эффектные примеры.
— Вам, наверное, приходилось слышать, что лучшими в мире бритвами считались немецкие, фирмы Золинген. А знаете, из какой стали они изготавливались? Из нашей, уральской, сваренной на древесном угле. Вы заметили, что ножи у всех сапожников сделаны из кос? Агенты немецких фирм за бесценок, а то и бесплатно собирали в царской России поломанные серпы и косы, а из этого лома потом изготовляли бритвы, которые очень дорого продавали по всему миру, в том числе и в России.
Виктор положил кусочек магнитного железняка обратно в коробку, снисходительно похлопал Геолога по плечу.
— Вот что такое магнитный железняк! — и пошел к двери. Ошеломленные ученики молча провожали его взглядами.
Позже Виктор так же подробно изучал по одному-два вопроса по истории, физике, литературе, астрономии и при случае умело пользовался этим.
Долго бился над философией, искал что-то доступное своему пониманию и вместе с тем выигрышное для «демонстрации». Девушка-библиотекарь с уважением поглядывала на сосредоточенное, умное лицо парня, склонившегося над мудрыми книгами. Наконец кое-как он разобрался в категориях — «случайность и необходимость», «необходимость и свобода». Его философская «эрудиция» исчерпывалась сведениями из философского словаря, но благодаря своим ораторским данным, он умел при случае напустить тумана. Для большей убедительности нашел прием: когда чувствовал, что совсем запутывается, то откровенно предупреждал своего собеседника, что тот не найдет этих мыслей ни у Маркса, ни у Гегеля, ни у Сократа, ни у Спинозы, — это его личная теория. Имена философов он произносил так привычно, буднично, что становилось ясно: учения великих мыслителей давно известны этому юному философу и даже хороню надоели, поэтому-то он выдумал «свою» теорию, пусть не очень удачную, но все, мол, впереди.
Эффект почти всегда был ошеломляющий.
Единственное, что он умел по-настоящему, — это читать книги для слепых. Еще в седьмом классе его родственники попросили помочь слепой двоюродной сестре. Тогда и выучил азбуку для слепых, что оказалось довольно легким делом.
…В десятом классе впервые начал думать о будущем. В последние годы, несмотря на свой природный ум, учился все хуже и хуже. Учиться не очень хотелось. Институт? Это значит еще пять-шесть лет протирать штаны в институте. А какой конечный результат? — думал он. — Что, допустим, имеет врач или инженер, сколько получает? Очень мало. А пример отца свидетельствовал о том, что и без высшего образования можно жить прекрасно, надо только суметь устроиться. «В жизни надо быть не умным, а хитрым!» — все чаще повторял он слова отца.
Живя в достатке, или, как он сам говорил, «имея крепкий тыл», начал задумываться над своим местом в жизни. Идти по отцовской тропе — очень мелочно. Хорошо бы обеспечить себе постоянную поддержку директора института или другого влиятельного лица. Со дня на день он все больше думал об этом. Перебирал в памяти людей, работающих на ответственных должностях, и не мог найти щель, через которую можно завоевать их благосклонность. И вдруг, уже почти перед экзаменами, обратил внимание на Галину. Это было то, что он так долго искал. Отец ее — заместитель председателя облисполкома, кандидат каких-то наук. Лучшего и желать не надо.
Сама судьба посылала счастье. Виктор начал усиленно ухаживать за Галиной, хотя до сих пор и недолюбливал ее. С пятого класса она копалась на пришкольном участке, сажала деревья, ухаживала за ними. У каждого своя страсть. Галю в классе уважали за прямоту и честность. Ревнивому к славе Виктору это не нравилось.
Наблюдательного Виктора беспокоило то, что Галя неравнодушна к Петру Чигорину. Серьезный противник! Но Петр, кажется, не догадывался о чувствах девушки. Для того, чтобы не спускать с Галины глаз, Виктор подружился с Петром и не отходил от него ни днем, ни ночью.
Виктор всячески восхвалял Донбасс, настаивал на романтике шахтерского труда, когда узнал, что Петр решил ехать туда, но сам отказался, ссылаясь на болезнь матери. Какое-то время опасался, что Галя поедет за Петром, и очень обрадовался, узнав, что она готовится ехать на работу в село. Не раздумывая, решил не отставать от нее.
«Главное — завоевать ее, а тогда заставлю вернуться в город и делать то, что захочу», — думал он.