После экзаменов Петр уехал куда-то к родственникам. Виктор каждый день приходил к Галине, приглашал ее в кино, в театр, на танцы, всегда был веселый, остроумный. А однажды, выбрав удобный момент, сказал словно раздумывая:
— Знаешь. Галочка, я хочу проситься на работу в деревню. Что ты посоветуешь?
— Правда? И я тоже! — обрадовалась, ничего не подозревавшая, Галина.
Виктор увидел, как радостно засияли глаза девушки и решил, что отныне может надеяться на успех.
Постепенно, сам того не замечая, по-настоящему полюбил Галину. Но освободиться от своих корыстных замыслов уже не мог.
Приехав в Красивое, он сделал все возможное, чтобы втереться в доверие молодежи села, и поначалу добился успеха. Большинство ребят с удовольствием слушали его рассказы, смеялись шуткам и, как говорится, заглядывали ему в рот. Галина не могла не оценить его популярности среди молодежи. Так он рассчитывал.
Шли дни, а завоевать любовь девушки не удавалось. Виктор исчерпал весь запас своих хитростей. Галина была удивлена его знаниями, его умению завоевывать симпатии людей, но Виктор видел, но дальше этого дело не двигалось. Такая стойкость раздражала Виктора, его злило и фанатичное увлечение Галины садоводством.
А тут еще узнал о переписке Гали с Петром.
Это напугало и крайне разозлило его. Похитил одно письмо, прочитал четыре страницы восторженных строк о Донбассе, о работе на сооружении шахты. Письмо было полно юношеского энтузиазма, от него веяло романтикой труда.
«Не выветрился еще из Петра школьный мечтатель. И, между прочим, все эти сентиментальные глупости нравятся девушкам, — думал Виктор. — Так они и до любви дойдут».
Виктор сжег письмо. Его мучили противоречивые чувства, любовь и злость к Галине постоянно боролись между собой. Незаметно он настраивал молодежь против нее, а однажды в порыве гнева пустил сплетню о том, что отец умышленно послал ее в колхоз. Думал, что на Галю все это подействует угнетающе, что она будет просить помощи, а он проявит чуткость и завоюет ее благосклонность. Галина очень переживала, мучилась, но ближе не становилась. Письмо Антарову от имени Таси Пенкиной тоже не повлекло желаемых последствий.
И тут начались несчастья.
Арест отца ошеломил Виктора. Он поспешил в город. Квартира была опечатана, и какое-то время пришлось жить у знакомых. Виктор понимал, что лучший выход для него — вернуться в колхоз, завоевать Галину. Но как? Чем больше думал, тем больше кипел от ярости.
По приезде в колхоз ему впервые улыбнулось счастье. Галина проявила к нему самое искреннее сочувствие и заботу.
«Ага, ее легко пронимают чужие слезы», — подумал он, довольный тем, что, наконец, нашел ключ к сердцу.
Чувствовал, что Галина с каждым днем больше и больше сочувствует ему, проникается его горем, становится ближе. Удачно разыграл сцену обиды, поехал на скирдование соломы, почти уверенный, что через день-два она прибежит к нему. Но всему помешал Степан. Вернее, не Степан, а он сам поломал все, что так долго и осторожно сооружал. И зачем он полез в тот почтовый ящик?
Несчастье, которое так внезапно свалилось на Виктора, очень расшатало его нервы. Он растерялся. И без того натянутые, словно струны, нервы Виктора не выдержали.
Он впервые напился и спьяну раскрыл свое нутро. Сейчас он готов был разбить свою голову о стену.
«Осел, дурак! — ругал себя. — Что теперь осталось?! Лежать в этой прокуренной клетке, слушать всхлипывания матери?»
Из горкома комсомола приходили. Виктор узнал, что из «Рассвета» прибыло два письма. Одно от секретаря комитета комсомола, второе от Галины. Знал, что его исключат из комсомола, и не пошел в горком. Галину же просто возненавидел.
…День за днем уходило время. Виктор не поднимался с дивана. Просыпался с тяжелой головой, мучительно думал о будущем, искал хоть какой-нибудь выход. Не находил ничего и снова пил.
Впереди была пустота.
Глава тридцать третья
Машина остановилась на углу улицы Айвазовского и Кирова. Дальше Галя пошла пешком, ей хотелось пройтись по знакомым улицам. Всего несколько месяцев прошло с тех пор, как уехала из города, а словно много лет не была здесь.
Город как будто совсем не изменился. Только на Комсомольской улице появился башенный кран и за дощатым забором возвышались стены из крупных блоков инкерманского камня.
А вот и школа. Недавно побеленная, она будто помолодела, повеселела. Галина долго смотрела на знакомое окно. Сердце забилось чаще. Сейчас на ее месте сидел какой-то хохлатый парнишка. Вытянув тонкую шею, он скользнул по Галине равнодушным взглядом и снова склонился над партой.
Сколько лет и она вот так смотрела на незнакомцев, которые, бывало, останавливались перед школой. Только теперь поняла, что они встречались здесь со своим детством. Настала и ее очередь, а чубатый парень видимо, подумал: «Что ей здесь надо?»
Галина погладила светло-зеленую кору молоденького серебристого тополя. «Растут!» — подумала, окинув взглядом шеренгу деревьев, выстроившихся перед фасадом.
Четыре года назад всем классом сажали их. Тогда стволы были чуть толще пальца, а сейчас вон уже какими стали! Земля вокруг перекопана, приствольные круги обложены побеленными камнями.
«Молодец, Левка, ухаживает!» — тепло подумала она о девятикласснике Леве Тимошине, который после нее возглавил ученическую садоводческую бригаду.
Бережно был обработан и сад, заложенный на пустыре за школой. Галина долго смотрела на него через окно с лестницы.
В красном углу сидели двое парней и девушка. Они вскочили с мест, увидев в дверях Галину.
— Проценко!..
— Галя, здравствуй!
— Здравствуйте, друзья, — поздоровалась Галина и дольше всех задержала руку Левы — крепкого чернявого парня с большим носом и живыми карими глазами. — Как бы мне увидеть секретаря комитета комсомола?
— А он перед тобой! — застенчиво, но с гордостью сказал Лева. — А Саша и Тамара — члены комитета. Вот сидим, к собранию готовимся.
— Вот и замечательно! — обрадовалась Галина. — Выручайте!
Она села за стол, жестом пригласила друзей.
Вышла из школы через час. Радостно возбужденная направилась домой. Как кстати она договорилась о шефстве школьников над их колхозом! Комитетчики решили провести сбор металлолома и на вырученные деньги купить для колхозного сада саженцы фруктовых деревьев. Левка сказал, что его дядя — главный инженер большого завода — предложил старшеклассникам вывезти с территории завода мусор, накопившийся там за несколько лет.
— И здесь денег немного заработаем. Считай, что сад у тебя уже в кармане! — сказал, прощаясь, Лева.
…Дверь открыла тетя Фрося. Она вскрикнула и плача бросилась к девушке. Минут пять держала Галину у порога, всхлипывала, обнимала. Потом отступила и с тревогой начала осматривать ее: не похудела ли, не заболела ли? Убедившись, что все в порядке, скороговоркой сообщила, что связала Галине теплую шерстяную шапочку и перчатки, боты новые купила. Потом всплеснула руками:
— Ой, зачем же я тебя у порога держу?.. Совсем обезумела старуха от радости…
И таинственно, почти шепотом:
— Может, насовсем вернулась? — с надеждой заглянула ей в глаза.
— Нет, на один день…
Старушка вздохнула.
Она схватила Галину за руку и повела к столу.
— Сейчас я тебя накормлю, а потом ванну нагрею. Наверное, отвыкла…
— Я не устала. А мама где?
— Где же ей быть — в командировке, как всегда. А Павел Тарасович сказал, что придет поздно. Ты раздевайся, снимай ботинки. Сейчас, сейчас приготовлю поесть.
Вытирая фартуком глаза, переваливаясь как утка, она засеменила на кухню.
Для Галины тетя Фрося, сестра ее отца, была второй матерью. Пришла жить в их семью сразу же после войны, когда Галина была еще маленькой. У старухи на фронте погибли муж и единственный сын. Вскоре она стала не только полноправным членом семьи, но и фактической хозяйкой.
Сколько Галина помнит, тетя всегда такая же старенькая и ласковая. Ходит на базар и в магазины, готовит обеды, носит в прачечную белье, наводит порядок в доме.
Любит, чтобы все придерживались установленного ею порядка и сердито отчитывает, когда замечает, что салфетка, шкатулка, ваза или какая-то другая вещь лежит не там, где положено.
Галина очень любила старушку.
Мать работала инженером-гидрологом. Полгода она была в командировках. Где-то проводила каналы, строила оросительную сеть, пробивала артезианские скважины. А когда приезжала домой, то во всем подчинялась тете Фросе.
Прислушиваясь к словам старушки, которая гремела в кухне посудой и разговаривала сама с собой, Галина осматривала комнату. Ничего не изменилось: трюмо, диван, буфет, окна, мамин чертежный стол. На стене в красивой рамке под стеклом большое фото — их десятый «Б» класс. Галина улыбнулась, вспомнив, как их фотографировали.
Фотограф долго не мог добиться, чтобы у всех были веселые лица. И тут проказник Дмитрий смешно замяукал. Все засмеялись, и сразу же прозвучало: «Внимание! Снимаю!»
На лицах еще не успела появиться серьезность. Вон Петр Чигорин твердо сжал губы. На лице его навсегда застыли противоречивые чувства: глаза смеялись, а брови были сердито нахмурены. Он словно осуждал Дмитрия за шалости.
Во все зубы улыбался Олег. А вот и Галина. Едва запрокинув голову, со снисходительной улыбкой смотрит она прямо в объектив.
Только на лице Таси, сидевшей рядом с Галиной, застыл испуг и немое удивление. Она смеялась сильнее всего, и команда фотографа застала ее врасплох. Так и застыла на снимке с полуоткрытым ртом и испуганными глазами — черными точками под высоко поднятыми бровями.
«Где она сейчас? — подумала Галина, глядя на смешное лицо подруги, — наверное, обиделась на меня тогда…»
…После обеда нежданно-негаданно приехала мать.
Галина увидела, какой радостью засветилось ее лицо.
Ольга Назаровна прижала дочь к себе, долго не отпускала. У Галины словно что-то застряло в горле, она слова не могла выговорить. Мать с ней всегда была строгой, без лишних ласк, а тут — на тебе! Очень уж, наверное, соскучилась.