Дед Яким на ходу спрыгнул с подводы. Его Краля сразу же остановилась, повесив голову.
— Вот это да! Вот это по-нашему! Дождался ты, Яким, праздника! — радовался старик, наблюдая, как работает молодежь, его лицо сияло счастьем. Выцветшие, светлые, словно ягоды винограда, зеленоватые глаза сверкали.
Дед подбежал к школьникам, копавшим ямку, выпросил у девушки лопату.
— Отдохни, детка, дай душу отвести!
С минуту упорно выбрасывал из ямы землю, но с каждым разом дыхание его становилось тяжелее. На сухой шее вздулись синие жилы. Наконец дед выпрямился и, не удержавшись на ногах, сел на землю и невесело засмеялся.
— Заездили бедного! Постарел, детки, Яким! Постарел… — грустно проговорил он. — Нет уже того, что было. Воды из колонки еще могу набрать, а на геройскую работу, — как видите… А раньше, бывало! Хотел вот поработать, как когда-то на Днепрогэсе, а в голове закружилось. Старый ты, Яким! И весь разговор!
— Пустое, дедушка, отдохните, мы за вас поработаем, — подбодрила его девушка.
— Ха! Конечно, вы поработаете, — словно давним друзьям, доверительно улыбнулся дед. — Я на своем веку тоже хорошо потрудился и от того счастлив. Умру вот, а Днепрогэс и, например. Магнитка будут стоять, словно памятники вот этим рукам!
Он поднял сухие узловатые руки.
— Нет ничего благороднее и почетнее труда. Все, что есть в мире лучшего, — плод человеческого труда. Вот так, детки!
— Да вы вставайте, дедушка, земля же холодная, простудитесь.
— Э-э, нет! Земля меня не обидит! Я ее уважал и уважаю, всю свою жизнь мирно жил с ней. Вот так вот!
…Пришли в Козью балку и люди, которые не одобряли действий молодежи. Они стояли в стороне, перебрасывались короткими фразами.
Егор Лямкин нашел своего бригадира дома в птичнике. В одной майке Трофименко пристраивал новый насест для кур.
— Павел Павлович? — глотая слова, выдавил из себя запыхавшийся Лямкин. — Беда!
— В чем дело? — встрепенулся Трофименко.
— Т-там! — подобно рыбе глотал воздух Лямкин, показывая куда-то рукой.
— Ну, что там? Да говори ты по-человечески? — бросил Трофименко топор и вылез из тесного курятника.
— Там… Козью балку у нас забирают!
— Как это забирают?
— Комсомольцы… Сад там сажают!
— Что?! Кто разрешил?
— Никто, сами!..
— Вот оно что! Я сейчас им покажу!!!
Трофименко сорвал с забора рубашку, начал быстро натягивать ее на вспотевшее тело.
— Беги, Егор, разыщи кого-нибудь из членов правления. Вишь, чего захотели! Нет уж, дудки! Матвей Лукич за это голову оторвет. Да беги же ты, черт, чего стоишь! — и сам быстро направился к околице.
Трофименко небезосновательно беспокоился. Два года подряд его бригада снимала в балке хорошие урожаи лука и чеснока. Получали премии-надбавки, а его портрет красовался на районной Доске почета. О нем писали в газете, как о лучшем овощеводе. И вот теперь, когда он отвоевал себе всю Козью балку, какие-то ребятишки решили отнять ее!
Еще издалека, увидев в долине много людей, не выдержал и побежал.
Поперек балки стоял ряд саженцев. Дед Яким сидел на корточках и, прищурив один глаз, проверял линию.
— Левее, левее. Вот так, хорошо! — командовал он.
Несколько человек быстро присыпали саженец землей.
— Прекратить! Кто разрешил?! — наскочил Трофименко и, схватив деревце, выдернул его из земли.
— Да вы что? Что вы делаете? — бросилась к нему Настя. — Отдай! — она вырвала саженец.
— Я запрещаю здесь сажать!
— Можете запрещать, но руки прочь!
Возле них собралась группа молодежи.
— Убирайтесь отсюда! Это поле нашей бригады! — замахал руками Трофименко, но несколько ребят молча двинулись на него. Он отступил.
— Было ваше — стало наше!
— Помещик нашелся…
— Разошелся тут!..
…В большой комнате бухгалтерии, напевая, сидел Сергей.
Он то щелкал костяшками на счетах, то крутил ручку трескучего арифмометра, записывая что-то на бумажке.
В распахнутом окне появилась голова Егора Лямкина.
— Товарищ бухгалтер, здесь кого-нибудь из членов правления нет?
— С-сам видишь — я один. А что такое?
— Козью балку самовольно занимают!..
— Как это занимают, как самовольно, кто? — заморгал Сергей синими глазами.
— А эта, городская финтифлюшка! Сад там сажает!
Побледневший Сережа протяжно свистнул. Он знал, какую надежду возлагает Матвей Лукич на Козью балку.
— Сейчас, товарищ Лямкин, мы это дело утрясем!
Сергей выпрыгнул прямо в окно и помчался вдоль улицы. За ним, тяжело сопя, побежал Лямкин, но потом остановился и, махнув рукой, направился домой.
В долине Сергей увидел много людей.
К нему бросился Павел Трофименко.
— Партизанщина! Анархия! Меня не слушают, выгнали с поля. А это же участок моей бригады, я не разрешаю!
Сергей поискал глазами Галину. Увидел ее в дальнем конце поля, побежал, увязая в пашне. Его то и дело окликали ребята:
— Сергей, к нам!
— Опаздывает бухгалтерия! Посмотри, сколько без тебя сделали!
— Иди на помощь, Перепел!
Сергей подбежал к Галине.
— Ты с ума сошла! Матвей Лукич тебе такого всыплет!..
— Ну его нафиг! Зато посмотри, какой сад у нас будет! — улыбнулась раскрасневшаяся Галина.
— Но ведь нельзя же самовольно… Порядок должен быть.
Сергей обвел взглядом поле, запоздало подумал, что ему не следовало приходить сюда. Теперь придется отвечать перед Матвеем Лукичем. Действительно, за такое самоуправство может влететь. Надо бы остановить людей. Но как? Он начал присматриваться к молодежи: кто первый может послушаться его и оставить работу? Николай, Настя и даже всегда полусонная Люба Антарова — все работали с увлечением. Не было только Степана с Федькой — в город уехали.
«Знают, что им запретят, вот и спешат», — подумал Сергей.
Потом ему показалось, что молодые колхозники и городская молодежь чем-то похожи друг на друга. И вдруг он уловил то общее, что объединяло их. Это было особое душевное состояние, нетерпеливый азарт, какое-то веселое вдохновение. Нет, они не спешили, они просто работали во всю силу, гордые и счастливые от осознания того, что делают полезное красивое дело. Почти каждое лицо было озарено радостной улыбкой.
Сергей почувствовал, как быстро забилось сердце.
Он засмеялся неизвестно чему, вспомнил Матвея Лукича и вдруг громко воскликнул:
— Правильно, пусть!.. — и поспешил за Галей.
Она тащила конец мерного провода.
— Ребята, чей это участок? — нерешительно остановилась перед огородом, который ниже других опускался в балку.
— Это, наверное, Пелагеи Антиповны. Размечай. Не будем нарушать ряд, — посоветовал Николай.
А Пелагея Антиповна с это время наводила порядок у себя на чердаке. Она давно пришла к выводу, что в воскресенье ездить в город с товаром невыгодно. В выходной день на рынок съезжается много колхозников с продуктами, и поэтому цены бывают ниже. Иначе в будний день. Продавцов мало, и цену можно загнуть, какую хочешь. «Город хочет есть и в будни», — думала старуха.
Она сидела на чердаке, заваленном луком, и отбирала в мешок для продажи худшие головки. Отсюда и увидела на своем огороде каких-то людей. Высунулась в слуховое окошко.
— Эй, я вам! Чего на чужой огород залезли?! — завопила, потрясая сухими руками. Но ее не услышали.
— А чтоб вас черти поразрывали!
Подобрав край широкой юбки, она с проклятиями начала слезать по лестнице.
— Убирайтесь отсюда, чтобы я вашего духа не слышала! — коршуном налетела она на Сергея и Галину.
— Тише, тише, пожалуйста, — отгородился от нее ладонью Сергей Перепелка.
— Я вам покажу тише! Не посмотрю, что в бухгалтерии сидишь, за собственный огород всю морду исцарапаю! Ишь чего надумали, сироту обижать! Не позволю! Убирайтесь отсюда!
— Вы не кричите. Коли надо — огород вам дадут в другом месте. Не можем же мы нарушать план сада… — начала было Галина, но Пелагея Антиповна не дала ей договорить.
— И ты, вертихвостка, здесь! Ну, погоди, — она давно вынашивала в себе злобу на Галину за своего зятя Егора Лямкина. — Пустили тебя, кошку драную, сюда, а ты еще и когти выпустила! Нет, мы их тебе пообломаем. Убирайся вон, пока патлы не выдрала!
Засучив рукава, Пелагея Антиповна двинулась на Галину. Глаза ее горели ненавистью. Сергей испуганно отступил.
— Черт, а не женщина!
А она с искривленным от ярости лицом уже тянулась руками к Галине. Подбежал Николай Мовчан и схватил ее сзади за локти.
— Вы чего, тетя, раскричались? Здесь не базар. А ну, идите себе, не мешайте!
Он повернул ее лицом к дому.
— Ребята, копайте!
С лопатами в руках подбежали Настя и двое ребят.
— Я вам накопаю! — вырвалась Пелагея Антиповна из рук Николая и с визгом начала затаптывать колышек. — Я вам таких чертей накопаю, что тошно станет. Вон с моей земли! Ой, батюшки, изгородь… — заголосила она, увидев, как Николай одним ударом ноги сбил жердь. — Разбойник, ты что делаешь?
— А вот что!
Сделав страшные глаза, Николай размахнулся шестом, чтобы забросить его подальше. Пелагея Антиповна подумала, что он хочет ее ударить.
— Помогите-е! Убивают! — завопила она и, спотыкаясь, побежала домой. — Разбойники, грабят! Я буду жаловаться!
Штурм Козьей балки продолжался до вечера. Последнее деревце посадили, когда утомленное за день солнце опустилось на вершину стога, стоявшего далеко на горизонте. Это деревце прикапывали с десяток рук.
— Ура-а-а-а! — стоголосо прокатилось над долиной. Словно не веря глазам своим, радостно осматривали четкие ряды нового сада, смеялись, кричали, приветствовали друг друга, как приветствуют спортсменов, успешно прошедших трудную дистанцию и, наконец, достигших финиша.
Вместе со всеми кричал и Сергей. Он смахнул с сияющего лица грязные подтеки и вдруг, вспомнив Матвея Лукича, зябко съежился и растерянно заморгал.
— Ой, что будет!..