А машина не появлялась. Наконец кто-то закричал:
— Едет, едет!
Автоцистерна остановилась возле агрегата. Николай с Михаилом ловко перебросили конец толстого шланга в бак.
— Посмотрите, машину Федька привел!
— Почему задержался, Федька? — окликнула Настя.
— Чтобы ты спросила…
— Мы двадцать минут просидели без воды!
— Пишите жалобу в санобоз! — скалил зубы Федька.
К нему подошел Степан.
— А где Андрей? — спросил он.
— Дома остался. Смотрю я, мучается парень, мотор никак не заведет. Оказалось, с карбюратором у него нелады.
— Увидишь, скажи, что я из его носа карбюратор сделаю, — сказал Степан.
— С удовольствием передам. Он с полчаса возился и ничего не мог сделать. Я бросил свой трактор, помог ему, да у Андрея вдруг в животе колики начались. Вот я и привез вам воду, а он домой поплелся…
— Симулянт подлый! Знаем его…
Бак быстро наполнили, и агрегат снова тронулся.
В двенадцать объявили перерыв. За Стукаловым и Матвеем Лукичем прибыла машина: их звали к телефону.
Некоторые направились обедать в село, но большинство молодежи осталось.
С шутками, смехом ребята и девушки усаживались прямо на землю, открывали чемоданчики, корзины, узлы. К агрегату подошло несколько человек из пехотной команды.
Михаил и Люба развязывали узелок. В нем была кастрюля и хлеб. Из корзины вынули кувшин молока, яйца.
Рядом с Антаровыми примостилась Пелагея Антиповна.
— Друзья, тащите всё сюда! Устроим общий стол! — крикнула Галя и расстелила свой плащ.
— Вот это правильно! — воскликнул Михаил. — Давайте все вместе, по-семейному!
— Правильно — и работать, и есть вместе!
Михаил схватил кастрюлю, кувшин с молоком.
— Люба, пошли!
Люба, взглянув на Пелагию Антиповну, застыла с куском хлеба в руках.
— Видишь, присушила она его, — тут же зашипела старуха. — Сорвался от тебя, словно с цепи. Семейного стола ей захотелось… Пойди немедленно и при всех пристыди ее, проклятую, расцарапай морду. Ну, чего сидишь?
Люба только растерянно смотрела на перекошенное яростью лицо Пелагеи Антиповны.
— Люба, да иди скорее, неси платок! — весело кричал Михаил.
Длинной лентой протянулся на земле импровизированный стол из газет, пиджаков, платков. На него выложили всю провизию: хлеб, яйца, булки, сало, миски с готовыми блюдами, кастрюли, кувшины и бутылки с молоком, стаканы и чашки, у кого что было. Подсела к группе и Люба. В сторонке осталась только Пелагея Антиповна. Она склонилась над своим узелком и время от времени бросала на Любу злые взгляды.
Сергей вместе с хлебом и яйцами вынул из корзины несколько яблок.
— Сережа, где это ты раздобыл? — удивилась Настя.
— Знаем где… Вырастил!
— Да где же?
— В кладовке в корзине.
Степан достал из-под сиденья трактора большой пакет.
— Расступись, пехота, — и положил на середину «стола» огромный кусок сала и целую буханку хлеба.
— Ого, вот это аппетит! — сказала Настя, взглянув на Степана.
— Товарищи, предлагаю избрать тамадой Николая. У него руки длинные — до всего дотянется. Пусть обслуживает, — предложил Сергей.
Его поддержали.
— Хорошо, согласен! — добродушно ответил Николай. — Вы сложите ручки, сидите тихонько, а я буду подавать. Только условие: одна моя рука будет работать на вас, а другая — на меня.
— Хитро придумал!
С шумом и смехом все набросились на еду. Только Люба делала вид, что ест, а сама с тревогой наблюдала за Михаилом и Галиной.
— Настенька, пожалуйста, дай-ка мне кусок хлеба, — попросил Сережа.
— Белого?
— Нет, ч-ч-чёр… чёрт с ним, давай булку! — махнул рукой Сергей, не сумев быстро произнести «чёрного».
Вокруг засмеялись.
— Ой, уморил! — превозмогая смех, проговорила Настя и, махнув рукой, запорошила Сергею глаза.
— Чего ты з-землей сыплешь? — начал он протирать глаза.
— Прости. Сережа, я не хотела. Давай вытру, — выхватила она платочек.
Сергей отвел руки от лица, попытался открыть глаза и закрутил головой.
— Промыть надо, — посоветовал Николай.
Настя схватила кружку.
— Пойдем, я тебе полью!
Она повела Сергея к баку, набрала воды, начала поливать на руки.
— Ну как, легче?
— Что-то еще осталось. Н-наверно песчинка попала!
— Сядь. Давай посмотрю.
Настя поставила кружку на колесо, присела рядом с Сергеем, прижала его голову к груди и начала протирать глаза.
— Кажется, лучше… — поднял он ресницы.
— Ой, Сережа, да какие же у тебя глаза!.. — прошептала Настя.
— А что? Что такое? — испуганно заморгал Сережа.
— Да голубые-голубые, глубокие, словно небо после дождя… И как это я раньше их не замечала?
Она прижимала голову обалдевшего Сергея к своей высокой груди, нежно обтирала платком мокрое после умывания лицо, с которого еще не сошел испуг и удивление, смотрела и смотрела в его по-детски чистые голубые глаза.
— А кудри, как и у меня, рыженькие… — засмеялась вдруг она счастливо и радостно и всей пятерней расчесала ему локон.
— Что ты… Я блондин! — расплылся в улыбке Сергей.
— Вот странно… — не выпуская его головы, тихо говорила Настя. — Столько времени рядом жили, каждый день встречались, а я словно и не видела тебя. Очень странно…
…После полудня в поле примчалась машина председателя колхоза. Из нее вышел Матвей Лукич и еще двое — мужчина и женщина.
Галине показалось что-то знакомое в сутулой фигуре прибывшего, стоявшего к ней спиной. Но вот он обернулся, и девушка узнала деда Назара.
— Настя, займи и мой ряд, — крикнула подруге и побежала к машине.
Назар Петрович обнял и поцеловал внучку. Пытаясь скрыть свою радость, сухо сказал:
— Вот куда тебя занесло, козочка. Ну, показывай, как сажаете. Мы вот с товарищем агрономом специально ездим по степным колхозам, проверяем. Из областной комиссии.
Назар Петрович с агрономом медленно шли по полю, растирали в руках землю, мерили глубину вспашки, интересовались чубуками. По хмурому лицу деда Галина не могла определить — доволен он посадкой или нет. А так хотелось, чтобы Назар Петрович похвалил! Ведь это ее отчет перед ним. У нее с тревогой забилось сердце. «Неужели девушки что-то не так сделали?» — подумала она.
— Кажется, порядок, — улыбкой проговорила агроном.
Назар Петрович смущенно хмыкнул.
— Где брали посадочный материал? — спросил он.
— Всюду, где сумели выцыганить, — ответил Матвей Лукич.
— И какие же сорта?
— А кто ж его знает, — развел руками Барабанов.
Назар Петрович крякнул от досады.
— Как же так: трудитесь, сажаете, а что — сами не знаете?!
— Да выбора не было, Назар Петрович, брали то, что давали. И за это спасибо.
— Ну да, спасибо! — сердился Назар Петрович и вдруг резко обернулся к Галине: — А ты куда смотрела? Для людей это дело новое, а тебя же я учил…
— Я, дедушка, по правде говоря, не успела об этом подумать. Рада, что хоть начали…
— Рада?! Рано радуешься. Вижу — нарезали вам черт знает чего. Думать надо о завтрашнем дне. Что из этих прутиков вырастет? А вы на гектары давите. Как и ко всему другому, а к винограду особенно, надо подходить с умом…
Назар Петрович сердито пошел к машине. Расстроенные Галина и Барабанов молча шли следом.
Открыв дверцу машины, старик вдруг обернулся к Матвею Лукичу.
— Сегодня же пошлите машину в Подгорное. Я там заготовил немного чубуков, на ваш план хватит, — и погрозил Галине пальцем: — А ты смотри мне!..
Глава пятьдесят первая
Второй вечер Галина писала письмо Петру Чигорину. Уже заполнены четыре страницы, а сказать еще надо много-много.
«Что такое счастье?» — написала Галина и задумалась. Спроси тысячу людей, и каждый ответит по-разному. В письме Галина пыталась рассказать о своей жизни и не находила слов. Ей вспомнился спор на одном из недавних вечеров: «В чем заключается счастье человека?» Почти каждый из участников вечера говорил по-своему.
Брат доярки Веры Василий Яковенко первый заявил:
— Счастье — это удача! Выигрывает человек в лотерею. Говорят: «Повезло!» На рыбалке поймаешь большого сома или щуку, и говорят: «Счастье привалило»…
— Слишком узко! — перебил его Сергей. — Счастье не только в удаче — это удовлетворение всех человеческих потребностей!
— Счастье в любви! — воскликнула Настя. — Когда человек любит, он по-настоящему чувствует себя счастливым, ему хочется петь, веселиться, лететь куда-то. — И она метнула пылкий взгляд на Сергея.
— Именно так! — подхватил Сергей, обращаясь к Василию. — Пусть твой счастливчик, которому повезло, сидит хоть на горе из золота, а когда на душе кошки скребут, когда, например, боится, чтобы не отобрали его сокровища, разве может он чувствовать себя счастливым?
— Счастье в покое, — не торопясь, высказал свое мнение Тимофей. — Когда у человека нет неприятностей, его ничто не беспокоит, не тревожит, и живет он нормально, по-настоящему счастливо. В войну, например, человек не живет спокойно. Не будет у него покоя и тогда, когда не будет что есть или во что одеться. Я такого мнения.
— А я так понимаю — счастье недосягаемо! — сказал Николай. — Чем дольше живет человек, чем больше узнает он, тем шире у него раздвигаются границы желаемого… Когда-то земледельцы мечтали иметь такого коня и такой плуг, чтобы в пять раз быстрее и лучше обрабатывать землю. Если бы он, тот земледелец, ожил и взглянул на мой трактор, обязательно сказал бы, что это и есть счастье. Нет, счастье недостижимо!
Федька сказал, что счастье человека в осознании его превосходства над всем окружающим миром, когда он способен совершать то, что задумал.
Очень горячо вмешался в спор дед Яким. Он не пропускал ни одного молодежного вечера, которые теперь проводились довольно часто и привлекали много молодежи.
— Раньше так говорили: «Не родись ни умным, ни красивым, а родись счастливым». Тогда верили, что счастье — это талант, оно от бога. Какая судьба — такое и счастье! Только глупости все это. Счастье в самом человеке… — дед Яким помолчал. — Я вот о себе скажу: счастливее меня нет на земле. И это действительно так! А почему? Потому, что я жил так, как хотел, а хотел я жить во всю ширь, во все свои силы, хотел сделать как можно больше для людей. Я счастлив, что прожил свои годы не зря.