В интервью, которое он дал сегодня утром, Джим Джонсон выразил возмущение попыткой мистера Маккензи связать законный политический митинг с преступным, по его определению, нападением. «Ни я, ни мои сторонники, – заявил Джонсон, – не поощряем антиамериканских, как назвал их мистер Маккензи, актов. Мы американцы до мозга костей».
– Молодец, Джим, – заметил один из рабочих. – Сумел осадить их.
– Вешает лапшу на уши, если хотите знать мое мнение, – откликнулся другой.
– А тебя никто и не спрашивает.
– А я все равно скажу.
Первый рабочий отложил завтрак и сжал кулаки.
– Эй, – вмешался Том, – не стоит из-за этого драться.
Слова сорвались у него с языка сами собой: ему всегда претило насилие, а на лицах обоих мужчин была написана готовность пустить в ход кулаки.
– Том прав, – согласился старший из двух, – мы проголосуем так, как захотим. Кулаками не повлияешь на исход выборов.
Второй мужчина встал и отошел в сторону, бормоча себе под нос что-то вроде «давай, подлизывайся к пацану хозяина».
«Наверное, сторонник Маккензи», – решил Том. В голове пронеслись слова матери: «Это будут грязные выборы». «Не обязательно грязные, – подумал он, – но страсти будут кипеть».
Владелец приемника выключил его, и разговор перешел на бейсбол. Прошло несколько минут. Неожиданно появился Бэд и сделал объявление.
– После перерыва не принимайтесь сразу за работу. У нас состоится небольшая церемония, и я хочу, чтобы все присутствовали.
Вывеску «Пайге и Райс» сняли со входа в главное здание. С обеих сторон от входа стояли прислоненные к стене лестницы, а на траве лежала новая вывеска. Вытянув шею, Том прочел видную ему вверх ногами надпись «Райс и Сын» и густо покраснел от смущения.
– Что, так скоро? – пробормотал он.
– А почему нет? – Бэд хлопнул его по спине. – Ты же мой сын, так ведь?
Рабочие засмеялись, а Том с чувством неловкости стоял перед ними, наблюдая, как поднимают и укрепляют новую вывеску. Золоченые буквы блестели на солнце, и вывеска сразу бросилась в глаза.
Один из рабочих крикнул: «Ура!», раздались аплодисменты. Три женщины, работавшие в конторе, не прекращая аплодировать, закричали:
– Скажи речь, Том.
Он отрицательно покачал головой, и тогда самая старая из женщин, работавшая у них с того времени, когда его мать была еще ребенком, проговорила с шутливым укором:
– Ну же, Том. Я тебя знала еще в животе у твоей матушки.
– Я этого не заслуживаю, – сказал он. – Пока, во всяком случае. И я действительно не знаю, что сказать.
– Конечно же, заслуживаешь, – громко запротестовал Бэд. – Ты здесь работаешь, разве не так? Каждый день честно выполняешь свои обязанности. Иначе Бэд Райс не поместил бы тебя на эту вывеску, можешь быть уверен. Правильно, ребята?
Рабочие засмеялись, согласно закивали: Бэд Райс такого не сделал бы, можно не сомневаться. Бэд обнял Тома за плечи.
– Это мой сын, ребята. Он хороший парень. Будь это не так, я не стал бы его нахваливать, хоть он и мой сын. Я люблю его, это правда, но похвала – это совсем другое дело. Я просто хочу сказать… черт, я слишком сентиментален, я знаю, но у многих из вас есть сыновья, так что вы понимаете мои чувства… так вот, я хочу сказать, что если что-нибудь случится со мной, Том возглавит дело, и он будет таким же справедливым, честным и порядочным, каким, надеюсь, был я. По крайней мере, старался быть.
Волна любви захлестнула Тома. Пусть это было сентиментально, пусть его смущало, зато это было настоящее. «Мой отец, – подумал он. – Если с ним что-нибудь случится, я… я не знаю, что я тогда сделаю». В этот момент ему было наплевать на то, что думают остальные. И он крепко обнял Бэда.
– Ну ладно, – сказал Бэд. – Солнце печет вовсю, не буду больше держать вас на такой жаре. Заходите внутрь, там вас ждет пиво. Охладитесь немного, прежде чем снова приняться за работу. Сегодня как-никак праздник.
Итак, Бэд с Томом уехали на работу, Тимми ушел на целый день в гости к одному из друзей, и Лаура осталась в доме одна. По крайней мере, она думала, что она одна, но когда, взяв газету, она вышла на веранду, вслед за ней вышла и Бетти Ли.
– Я и не слышала, как ты пришла, – сказала Лаура.
– Я знаю. Вы все разговаривали. А потом, когда вы пошли завтракать, я спряталась наверху.
Слово «спряталась» удивило Лауру. Да и тон, каким все это было сказано, был необычным. Отложив газету, она посмотрела на Бетти Ли. Темное лицо старой женщины приобрело какой-то серый оттенок. Было видно, что она плакала.
– В чем дело? Что случилось? – Должно быть, произошло какое-то несчастье, или в большой семье Бетти Ли кто-то умер. – Скажи мне. Сядь и расскажи.
– Не знаю, смогу ли я, мисс Лаура. У меня от этого сердце разрывается. Бетти Ли закрыла лицо руками.
– Что бы тебя ни мучило, расскажи, и тебе станет легче, – мягко сказала Лаура.
Бетти Ли отняла руки от лица и жалобно посмотрела на Лауру мокрыми от слез глазами.
– Я слышала, слышала, что он… он сказал.
Неужели слова о том, что всех черных надо утопить или отправить в космос? Неужели эти слова?
– Ты имеешь в виду…
– Он сказал, что мы ему до смерти надоели, все мы, а значит и я тоже. Я никогда не думала… Мне и в голову не могло прийти, что кто-то в этом доме… Вы моя семья. Были ею. Но теперь – нет. – Бетти Ла заломила руки. – Как я могу остаться здесь после этих слов, мисс Лаура? Я не могу, не могу.
Онеметь, оцепенеть – значит быть не в состоянии произнести ни слова. Не было слов, которые могли бы смягчить горе и разочарование этой старой женщины. Ее мир, маленький светлый мир ее приемной семьи с его рождениями и смертями, с его праздниками, плавным течением дней и лет, разбился вдребезги. Бэд сделал это за какие-то секунды. И Лаура подавленно молчала.
Тогда Бетти Ли встала и положила руку на опущенную голову Лауры.
– Вы думаете, я не понимаю, что вы к этому не имеете никакого отношения? О, я так тревожусь за вас. Вы были моей маленькой девочкой, я держала вас на руках, когда умерла ваша мама, я делала вам локоны, накручивая на палец ваши золотистые волосы. Я учила вашего Тома ходить. Наблюдала, как он растет и, признаюсь, заглядывала пару раз в книжки в его комнате. Я никогда вам об этом не говорила. Думала, что ж, он еще молод, молодые все немного сумасшедшие и идеи у них бредовые, как у наших молодых ребят из «Черной власти», которые ненавидят всех белых. Но мы надеемся, что придет время, они выйдут в большой мир и образумятся. Но когда взрослый мужчина в такой семье, как ваша… О, если бы мисс Сесилия или мисс Лилиан узнали об этом, они бы… я не знаю, что бы они сделали.
Теплая рука все гладила и гладила Лауру по волосам, пока та наконец, не подняла голову и не заговорила.
– Если бы я могла вернуть все назад, сделать так, чтобы эти слова не прозвучали…
– Я знаю.
– Послушай, послушай, Бетти Ли. Он не имел в виду тебя. Он, конечно, сказал ужасную вещь, но люди часто говорят то, чего они на самом деле не думают.
– Он сказал то, что думал.
– Но он не имел в виду тебя. Клянусь! Он знает, какая ты замечательная, он сам так говорит.
– Какая разница, имел он в виду меня или нет? – Лицо Бетти Ли посуровело.
«Она права, – подумала Лаура. – С моей стороны было глупо выдвигать такой аргумент».
– Не знаю что и делать? – проговорила она с вопросительной интонацией, словно надеялась услышать ответ.
– И я не знаю, что вам делать. Вот почему я так за вас тревожусь. Тяжело, когда муж и жена… – Бетти Ли не закончила фразу.
– Но во многих отношениях он хороший человек. Ты же видела… – начала Лаура и разрыдалась.
Бетти Ли обняла ее, приговаривая старые-престарые слова утешения:
– Не плачьте. Ни из-за чего на свете не стоит так плакать. Все будет хорошо, вот увидите.
– Ты ведь не всерьез сказала, что не сможешь у нас остаться, а?
– Всерьез, – после заметного колебания ответила Бетти Ли. – Теперь я буду чувствовать себя в вашем доме неловко. И вы бы так себя чувствовали на моем месте, правда?
Последовала еще одна мучительная пауза.
– Да, – признала наконец Лаура. – И снова пауза. – Не могу представить дом без тебя.
Бетти Ли грустно улыбнулась.
– Я все равно старею. Время бросать работу.
– Ну нет, не настолько ты старая. Давай уж будем честными до конца – ты ведь и не думала бросать работу.
– Ну хорошо, пусть так. Но вы же знаете, что я всегда, в любой момент буду готова прийти вам на помощь.
Лаура кивнула и вытерла глаза:
– А я – тебе.
– Теперь я, пожалуй, пойду. – Бетти Ли нагнулась и поцеловала Лауру в щеку. – Берегите себя, ладно? И если я вам понадоблюсь, дайте мне знать.
– Обязательно, – прошептала Лаура и не подняла головы, когда Бетти Ли направилась к двери.
Она слышала, как старая служанка прошла через кухню, попрощалась с Графом, который скорее всего лежал в своей корзинке, и закрыла заднюю дверь.
Ушла. Эта достойная женщина ушла после того, как в их доме задели ее достоинство.
В мире так мало сострадания. Бетти Ли и ребенок с копной непокорных волос, сидящий у рояля… Почему? Камни, издевательства, пули. Зачем все это, Господи? Лаура сидела, глядя то на ужасный снимок на первой странице газеты, то на удаляющуюся фигуру Бетти Ли, которая неспешно шла по улице к своему дому.
Спустя какое-то время Лаура встала и вышла из дома. Воздух был свежим и влажным. На Фейрвью легкий ветерок шелестел в листве. На улице было тихо. У одного дома садовник подрезал кусты. У другого вращалась поливальная установка, разбрызгивая вокруг бриллиантовые капли. Трудно было поверить, что что-то могло нарушить покой этого места.
Машина замедлила ход, проезжая мимо дома Блейров. Наверное, пройдут годы, прежде чем его перестанут называть домом Блейров, ведь он много лет принадлежал этой семье. Еще одна машина притормозила с тем, чтобы пассажиры успели как следует рассмотреть дом, потом снова набрала скорость и укатила. Любопытствующие.