Казимир продолжает сражаться с ней, но он не сможет отбиваться вечно. Я бросаю взгляд на окно. Оно точно такое же, как в моей комнате, со стеклами, вставленными в створки.
– Каз, веди ее сюда! – Я прыгаю к окну, не обращая внимания на пульсирующее колено. – Только так мы сможем избавиться от нее.
По крайней мере, сейчас.
Продолжая наносить удары, он стаскивает Скованную с кровати. Она громко кричит, а судя по появляющимся у него на лице царапинам, еще и пытается отбиться.
Я подхожу к окну, отодвигаю щеколду и распахиваю створки. Шторы сильно колышутся на ветру, а дождь заливает комнату, пока Каз подтягивает невидимую женщину ближе.
– А она не сможет взлететь обратно?
– Души не летают.
– Ну конечно, – бормочет он.
Я протягиваю руку, чтобы помочь развернуть ее, но тут Каз поскальзывается на мокром полу. Ему быстро удается вернуть равновесие, но кинжал вылетает у него из рук.
– Аилесса, она… – Он застывает и вдруг начинает хватать ртом воздух и давиться.
А затем его глаза закатываются.
Нет! Хватая ртом воздух, я вцепляюсь в плечи. А затем бью и трясу ее, но она не отпускает Каза.
– Почему ты спрятал мои кости благодати? Я без них никто! – ругаюсь я на Казимира.
Его губы дергаются, но он не может мне ответить. Я подтаскиваю женщину к окну, а она тянет за собой Каза. И вот уже подоконник упирается мне в спину. Мы сражаемся втроем под проливным дождем. У меня возникла мысль начать душить Скованную, когда я вдруг начинаю задыхаться. Но почему? Она даже не прикасается ко мне. Но ощущение удушья расползается по всему телу. Я пригибаюсь к полу.
Сердцебиение отдается в ушах. Я теряю Свет, как и Каз. Почему-то Скованная крадет его и у меня. Я падаю на пол, отчаянно стараясь остановить это. И тут натыкаюсь пальцами на мокрый металл. Кинжал Каза. Я обхватываю ладонью рукоять и собираю последние крохи сил, планируя ударить женщину по голени. А затем, приподнимаюсь на здоровом колене, я обрушиваю на нее удар изо всех сил, что у меня еще остались. И не промахиваюсь.
Закричав, Скованная выпускает Казимира. Ему приходится вцепиться в подоконник, чтобы не упасть. И мы одновременно судорожно втягиваем воздух.
– Давай, Каз! – кричу я.
Он толкает Скованную. А я хватаю ее невидимые ноги и отрываю от пола. И мы выталкиваем ее в окно.
Несколько секунд ее потусторонние крики наполняют воздух, но, когда она опускается с высоты третьего этажа на землю, они стихают. Гроза заглушает звук ее падения.
Медленно выдохнув, Казимир опускается на пол рядом со мной. И пару мгновений мы просто сидим спиной к спине, тяжело дыша, насквозь промокшие от дождя.
– Что… только что произошло? – спрашивает он.
– Кажется, мы потеряли часть наших… – я сглатываю, – наших душ.
– Мы?
У меня начинают стучать зубы.
– Ты мой amouré. – Он уже слышал это слово на мосту душ в пещере, но я никогда не объясняла, что оно означает. – Мы связаны душами. И все происходящее с тобой отражается на мне.
Я не собираюсь вдаваться в подробности. Потому что сама едва могу осознать происходящее. У меня ведь даже мысли не возникло, что я могу лишиться души, если на него нападет Скованный.
Казимир медленно кивает, а его взгляд устремляется вдаль, пока он пытается сопоставить все известное ему ранее с тем, с чем пришлось столкнуться этим вечером.
– У нас все будет хорошо? – спрашивает он, не обращая внимания на капли дождя, стекающие с его тонкой короны-обруча. – Я имею в виду наши души.
Я вспоминаю, что произошло с Жюли. На нее не просто напали, как на нас. Скованная владела ее телом в течение нескольких часов.
– Думаю, мы потеряли не много Света, – отвечаю я. – Нам повезло.
Казимир переводит взгляд на кровать своего отца и вскакивает на ноги.
– Нужно проверить его.
Поспешно подав мне костыль, он направляется к кровати короля.
Я поднимаюсь и закрываю окно, на случай, если Скованная решит взобраться по стенам замка. Но когда закрываю задвижку, вдруг слышу тихое всхлипывание и оборачиваюсь.
По лицу Каза струятся слезы, а его ладонь лежит на лбу отца. Глаза короля Дюранда закрыты. Я подхожу ближе, но, когда вижу его лицо, тут же останавливаюсь. Он совершенно изменился и выглядит не только безжизненно, но и совершенно опустошенно, хотя черты его лица ни капли не изменились. Просто внутри него ничего не осталось… И это видно. Его душа не дремлет в теле, ожидая зова песни Загробного мира. Его душа ушла навсегда.
– Ох, Каз.
У меня перехватывает горло. Произошедшее с его отцом ужасно, почти за гранью понимания. Души священны и созданы для вечной жизни. И мне тяжело представить, что я могу вот так потерять близкого человека. Помогая себе костылем, я медленно обхожу кровать и кладу дрожащую руку на плечо Казимира.
– Мне очень жаль.
Он опускает голову. И сейчас напоминает брошенного ребенка.
– Я потерял всю семью.
В открытой двери появляется слуга с седыми прядями в волосах и с подносом в руках, на котором стоят настойки и травяные зелья. Когда его взгляд падает на короля, его глаза расширяются, а затем он опускает поднос на стол и склоняется в низком поклоне.
– Примите мои искренние соболезнования, Ваше Королевское Величество.
Каз поднимает голову.
– Что ты сказал?
– Примите мои искренние…
– Нет, как ты меня назвал?
Я понимаю, что так зацепило Казимира и что он с таким трудом пытается принять. Слуга обратился к нему не «Ваше Высочество», не как к принцу.
– Ваше Королевское Величество, – повторяет слуга и склоняется еще ниже. – Да здравствует король Казимир.
8. Сабина
Дождь заливает открытую пещеру под развалинами замка Кре. Мы вместе с тремя старейшинами стоим на краю пространства, которое мы зовем внутренним двором, где ливню нас не достать.
– Простите меня, – наверное, в сотый раз говорю я. – Мне никогда не рассказывали, что matrone должна оставаться на мосту душ.
– Тебе многого не рассказывали, – вздыхает Надин, вновь закрепляя в волосах гребень из черепа морского угря. С ее каштановых волос все еще капает вода. Мы вернулись домой, чтобы предупредить о случившемся famille, а остальные Перевозчицы все еще мокнут под дождем, стараясь собрать как можно больше душ. – Мы обучали Аилессу, чтобы она заняла место Одивы, а не тебя.
В ее словах нет и капли насмешки, но мне все равно больно их слышать.
– Я прекрасно знаю это. – Я прикусываю дрожащую губу. Охота, сражения – все навыки, так ценимые Леуррессами, – всегда давались Аилессе легче. – Я не просила делать меня matrone.
– Конечно нет. – Пернель касается моей руки.
Шанталь потирает свой темный лоб от нетерпения.
– Что случилось на мосту, Сабина? Я видела, как ты сражалась со Скованными, когда они вырвались на свободу в прошлый раз, и проявляла большее мастерство.
Я качаю головой и отступаю назад, чувствуя, как грудь сдавливает словно тисками. Мне теперь даже страшно воспользоваться благодатью золотого шакала, чтобы успокоиться. Я не знаю, как объяснить, что мать осталась жива, хотя находится в Подземном мире. Ведь перед этим придется рассказать, почему Одива там оказалась, – что у нее был возлюбленный, но не amouré, от которого она родила ребенка. Меня. Да стоит мне хотя бы заикнуться об этом, как начнется анархия. А мне сейчас не справиться с восстанием.
Пернель протягивает ко мне руку.
– Куда ты собралась?
Я отступаю все дальше, не в силах сделать даже вдоха. И просто не понимаю, как успеть все и сразу – управлять своей famille, переправлять мертвых, освободить Аилессу, разобраться с матерью, остановить Скованных.
Надин хмурится:
– Мы даже не обсудили план действий.
– И нужно подготовить место, куда мы соберем Скованных, – добавляет Дольсса. – К тому же ты не рассказала о случившемся famille, Сабина. Ты должна поговорить с ними.
– Я знаю, но… – Черные точки мелькают у меня перед глазами, вынуждая упереться рукой в стену. – Мне нужна минутка, чтобы… – Я выпрямляюсь и шагаю к туннелю, ведущему наружу. – Скоро вернусь.
Я бегу по туннелям, вырезанным приливами. Эхо волн отдается в ушах, усиленное благодатью шакала. А перед глазами стоит Одива за завесой из воды в костяной короне с черепом ночной вечерницы на голове. Как я смогу возглавить Переправу, зная, что мать сверлит черными глазами мою спину?
Я поднимаюсь на верхний уровень, где туннели пещеры переходят в коридоры старого замка. Мой взгляд падает на выгравированные гербы замка Кре, повторяющиеся на арках и стенах. Ворон и роза – символ монархов, которые когда-то правили в Южной Галле. Кажется, они о чем-то предупреждают меня, но я слишком взвинчена, чтобы разбираться в этом. Поэтому бегу дальше к разрушенной арке, которую моя famille использует как вход, а затем вверх по осыпающейся каменной лестнице. И вот, наконец, вступаю на мокрую траву снаружи.
Наклонившись, я упираюсь руками в колени и пытаюсь заставить легкие работать. Дождь заливает лицо и стекает по волосам и кончику носа.
«Успокойся, Сабина. Просто дыши».
Сегодня произошло столько событий, что, кажется, этот день никогда не закончится.
– Сабина? – раздается хриплый и низкий голос Жюли.
Я вскидываю голову. Жюли выглядывает из-за развалин садовой стены замка в четырнадцати метрах от меня. Капюшон закрывает ее лицо от дождя, но благодаря ночному зрению я вижу, как дрожат ее плечи. Я подхожу к ней и, схватив за руку, тащу под выступ зубчатой стены замка.
– Что ты здесь делаешь? – шиплю я. – Если кто-то из famille увидит тебя…
Мне даже страшно представить, как они разозлятся. Никто из посторонних не должен знать, где мы живем. Жители Довра держатся подальше отсюда. Они верят, что руины прокляты и здесь обитает призрак бывшего короля Южной Галлы. Предки Казимира не всегда правили этой страной.
– Что я здесь делаю? – Жюли упирает руку в бедро. – Ты бросила меня с Марселем.