Я осматриваю простую, но красиво оформленную комнату с желтыми занавесками и вазой с жизнерадостными конусообразными цветками, которые явно принесла сюда Бердин. Правда, здесь ее нет. И помимо Жюли в комнате только Марсель. Он развалился на кровати у окна и дремлет с книгой на коленях.
– Где Бастьен? – спрашиваю я.
– Я как раз хотела спросить тебя о том же. – Жюли скрещивает руки на груди.
– Он сказал, что будет ждать меня здесь.
– Разве он не сбежал? – допытывается она. – Я думала, полозы, которых отправила Сабина, помогут…
– Полозы? Это были степные гадюки.
– Нет, они только выглядели как степные гадюки.
– Погибли люди, Жюли, – решительно отрезаю я. – Так что это точно гадюки.
Она бледнеет.
– Я не хотела… Я просто… ошиблась. – Она трет лоб и отходит от меня. – А Бастьен?..
– Его укусили один раз. Я помогла ему сбежать.
– Тогда почему он не с тобой?
– Я… мне пришлось разобраться с кое-какими проблемами перед уходом из Бо Пале.
– Проблемами? – она хмурится. – Какими проблемами?
Марсель приподнимается на кровати. Его волосы растрепались ото сна.
– Аилесса? – он улыбается. – У тебя получилось. И можешь не благодарить за полозов. – Он усмехается и подмигивает мне. – Это была моя идея.
У Жюли вырывается горький смешок, и я молча слушаю, как она объясняет свою ошибку.
– Мы должны найти Бастьена, – говорю я, молясь, чтобы колено перестало болеть, потому что времени на отдых нет совсем. – Скорее всего, у него что-то случилось.
Жюли напрягается:
– Его преследовали?
– Я не знаю наверняка, но…
– Ты же не думаешь, что Скованные?.. – Ее глаза расширяются.
Тошнота от беспокойства скользит к горлу. От мысли, что Бастьен может потерять Свет или, что еще хуже, свою душу, становится плохо.
– Откуда ты знаешь, что они снова на свободе? На вас напали?
– Нет, мне сказала Сабина.
Сабина? Я все время забываю, что сестра общалась с моими бывшими похитителями. И два моих отдельных мира сталкивались.
– Где она?
– С famille, – говорит Жюли. – У них полно проблем из-за Скованных.
Жар опаляет щеки. Мне до сих пор не верится, что Сабина стала matrone, ведь это место должна была занять я.
– Ах, конечно.
Отвернувшись, я ковыляю к открытому сундуку. И, стиснув зубы, начинаю перебирать одежду и одеяла.
– У тебя есть запасной плащ?
– Возьми мой. – Марсель встает с кровати и помогает мне надеть плащ.
А Жюли в это время натягивает свой.
– Дождись возвращения Бердин, – говорит она брату. – И подготовься. Пора перебираться в катакомбы.
Хороший план. Я сосредотачиваюсь на этом и отгоняю любые мысли о том, чтобы вернуться домой и занять место, принадлежащее мне по праву рождения. По крайней мере, сейчас. Сначала нужно разобраться с плененным amouré.
– Предлагаю укрыться в убежище Бастьена.
Жюли нельзя больше терять Свет.
– Какое убежище? – Она заправляет золотую косу под капюшон и хватает флягу с водой на ремне, который тут же перекидывает через плечо.
– То, что в катакомбах под часовней Дю Повр.
Жюли с Марселем озадаченно смотрят друг на друга.
– Я не знаю об этом убежище.
Как я могла забыть, что Бастьен о нем никому не рассказывал?
– Он прятал меня там, когда Скованные вырвались на свободу в прошлый раз… потому что у него не было другого выбора. Это особенное место для него.
Она усмехается:
– У Бастьена есть особенное место, о котором мы не знаем?
Марсель почесывает подбородок:
– Все возможно. И вряд ли это единственная часовня Довра, через которую можно пробраться в катакомбы. Уверен, там нам ничего не будет угрожать.
– Я тоже. – Я тереблю завязки его плаща. – Казимир сейчас там. И он… ну, связан.
Жюли смотрит на меня, вытаращив глаза. А Марсель громко смеется.
– Ты похитила принца?
– Вообще-то, он уже король.
Жюли качает головой, а на ее губах медленно расплывается улыбка.
– Merde, Аилесса.
– Его преследуют Скованные и… – Я обхватываю себя руками. – Это для его же блага.
И моего.
Она тяжело вздыхает, пытаясь осознать, что же я натворила.
– Что ж, думаю, это пойдет ему на пользу.
Но так ли это? Я в этом не уверена. Правда, меня сейчас больше заботит не Каз, а куда запропастился Бастьен и как Сабина справится с возникшей проблемой без меня.
– Готова?
Жюли кивает и поворачивается к брату:
– Как только Бердин вернется, иди в часовню Дю Повр. Не стоит долго оставаться в городе. И если где-то услышишь про Скованных, не пытайся сражаться с ними. А беги.
Я быстро рассказываю ему, как отыскать убежище Бастьена.
– Я могу взять Бердин с собой? – спрашивает Марсель у сестры, словно и не слышал наших наставлений.
Она закатывает глаза.
– Возьми. Иначе она вряд ли будет держать язык за зубами. – Она пристально смотрит на меня. – Ты же понимаешь, что твой поступок – государственная измена?
Я вздергиваю подбородок:
– Но иначе король бы умер.
Жюли фыркает в ответ.
С мечтательной улыбкой на лице, которая никак не вяжется с нашими разговорами о преступлениях, караемых смертью, Марсель открывает нам дверь. Ковыляя мимо него, я на мгновение сжимаю его руку.
– Была рада видеть тебя.
– И я тебя, Аилесса, – с теплотой в голосе говорит он.
Когда Жюли ровняется с братом, он толкает ее локтем.
– Ты расскажешь ей?
Я перевожу взгляд с него на нее и обратно.
– Расскажешь что?
Она прикусывает нижнюю губу.
– Сабина сомневалась, стоит ли тебе это знать.
Пульс подскакивает. Все мои прежние разочарования сестрой тут же исчезают.
– С ней что-то случилось? Она в порядке?
– Сабина в порядке, но во время Переправы…
– Но она не открывала Переправу. Иначе Скованные бы не вырвались на свободу.
– Ну, видимо, она все же открыла Врата ненадолго, потому что увидела за ними вашу мать.
Я слегка отступаю назад:
– Что?
Она делает глубокий вдох, который отдается хрипом в ее груди.
– Одива жива, Аилесса. Но застряла в Подземном мире. И хочет, чтобы ты освободила ее.
14. Сабина
«Разве Аилесса не твоя главная слабость?» – сказанные матерью во сне слова вновь всплывают в голове, пока я смотрю на Шато Кре, спрятавшись в тени деревьев на границе плато и леса. Отсюда достаточно далеко, чтобы никто из famille не заметил меня даже с помощью костей благодати. Я не была дома с тех пор, как ушла оттуда во сне. Поэтому на мне все еще залитое кровью платье для Переправы.
Я бросаю взгляд на тропинку, ведущую в Довр. Послеполуденный бриз окутывает меня ароматом лаванды, цветущей на полях, и соленой воды из моря Нивоус. Но в нем нет и намека на приближение человека или неповторимого запаха полевых цветов, присущего Аилессе.
Где она?
Несколько часов назад я на свой страх и риск подобралась к Бо Пале в надежде послушать разговоры и понять, удалось ли ей сбежать прошлой ночью. Но в замок оказалось пробраться труднее, чем раньше. Гвардейцы даже не открывали ворота для гонцов. После этого я отправилась на квартиру Бердин, чтобы узнать у Марселя или Жюли, есть ли какие-то новости о Бастьене, но никого не нашла. Даже их личные вещи пропали. И я понятия не имею, куда они спрятались.
Солнце скрывается за облаками. И тепловое зрение усиливается, выхватывая проблески жизни вокруг. Но в них тоже нет ничего человеческого. Только лиса с зайцем во рту. От беспокойства у меня скручивает желудок. А если Аилесса не сбежала с Бастьеном?
Вдруг они погибли от укусов гадюк, которых я натравила на Бо Пале?
«Аилесса кровь от моей крови, кость от моих костей. Между матерью и дочерью существует связь, которую не в силах объяснить даже боги», – вновь звучит в голове голос матери, и в этот раз мне отчаянно хочется, чтобы она оказалась права. Но распространяется ли эта магия на сестер? Аилесса не могла умереть. Я бы почувствовала это. Она жива. Как и раньше, хотя мать объявила ее мертвой.
Я оглядываюсь на Шато Кре и слегка трясу руками. Моей famille нужна matrone. И Аилесса бы хотела, чтобы я руководила Леуррессами, пока она не в силах сделать этого.
Вознеся тихую молитву Эларе, я направляюсь к Шато Кре через плато. Меня подстегивает величие и смелость благородного оленя… или это шакал помогает мне вести себя как королева? «Я не какая-то шестнадцатилетняя девчонка, – напоминаю себе я. – Я дочь Одивы».
Осыпающаяся каменная лестница приводит меня в древний замок. Я прохожу мимо выгравированного герба с изображением ворона и розы, символа династии монархов Южной Галлы, прервавшейся со смертью короля Годарта, после чего замок и превратился в руины.
Нижние этажи сменяются туннелями. И вот я оказываюсь во внутреннем дворе открытой пещеры, где собралось большинство Леурресс. Может, они и почувствовали мое приближение, но создается впечатление, что я им помешала. Все присутствующие старейшины – Надин, Пернель, Шанталь, Роксана и Дамиана – стоят в самом центре известняковой площадки, откуда Одива всегда вела собрания, над вырезанной мордой шакала – моего шакала, – которую огибает серп луны Элары. Остальные Леуррессы выстроились вдоль изогнутого края двора, образовывая вокруг тех, кто обладает большей властью, широкий полукруг.
Как только я вступаю во двор, Мориль ахает, глаза Айлы сужаются, а у Пернель, наоборот, округляются. Малышки Феличе и Лизетт, вздрогнув, прячутся за юбку Гиацинт.
В окровавленном платье я выгляжу пугающе, но все равно высоко держу голову. Рога благородного оленя я превратила в корону, достойную matrone. Роксана, одна из сильнейших старейшин, тоже носит венок из рогов. Но у ее оленя было всего восемь отростков. У моего же – шестнадцать. С помощью ритуального копья Одивы я отпилила их, а затем скрепила кольцом из веток так, чтобы они напоминали клыки. Позвонки степной гадюки, а также лапа и коготь козодоя вплетены в основание короны. А с двух передних рогов прямо на лоб свисает вощеный шнурок от моего старого ожерелья с черепом саламандры и кулоном из кости золотого шакала.