Для матери ценой стала моя жизнь.
– Не совсем. – Он проводит большим пальцем по подбородку, заросшему щетиной. – Знаете, я еще не придумал решение, но уверен, мы на правильном пути. Я чувствую это. И с помощью Марселя мы быстро отыщем ответ. А пока оставим короля здесь и…
Его голос искажается и прерывается. А воздух перед ним начинает мерцать от серебристой пыли, словно марево. Я уже видела подобное раньше, в другом убежище в катакомбах, когда впервые увидела…
Серебряную сову.
Едва я осознаю это, как птица с расправленными крыльями возникает в потоке света. Она хлопает ими один раз, и меня затягивает в видение, которое проносится так быстро, что мне едва удается разобрать мелькающие образы…
Сабина. Кастельпонт. На мост запрыгивает кошка… нет, шакал. Стрела Сабины пронзает его сердце. Новая кость благодати. Кулон, вырезанный в форме полумесяца. И он бьется на шее Сабины, когда она выпрыгивает через витражное окно.
Бушующее море. Сухопутный мост. Перевозчиц окружают сияющие chazoure души. Черные глаза матери. Врата из воды, удерживающие ее. Ее рука, протянутая к Сабине. Сабина убегает с моста. И снова кулон.
Шато Кре. Сабина с короной из оленьих рогов на голове. Ее лицо искажает ярость и испуг. Взмах копья, сжатого в ее руке. Суматоха во дворе. Шок на ее лице. А затем слезы, когда она, рыдая, бежит из замка.
Серебряная сова пронзительно ухает. И меня выбрасывает из видения. Она складывает крылья, и серебристый свет исчезает. А затем и сова. Меня трясет, пока я судорожно пытаюсь сделать вдох. Каз, Бастьен и Жюли смотрят на меня.
– Аилесса, что… – начинает Бастьен, положив руку мне на спину.
Я вскакиваю и хватаю свой костыль.
– Сабина, – выдавливаю я. – Я… я видела ее.
Жюли морщит лоб:
– Как ты…
Но у меня нет времени объяснять, нет времени задержаться даже на секунду. Сестра нуждается во мне. А мне нужна она.
Я практически бегу к лестнице на одной ноге, в чем мне помогает благодать сокола.
– Аилесса, подожди! – кричит Бастьен.
Но я не останавливаюсь. А взбираюсь на строительные леса, проворная, как горный козел, и сильная, как тигровая акула.
Я иду, Сабина.
16. Бастьен
– Аилесса! – зову я.
Не верится, что она может передвигаться так быстро со сломанной ногой. С силой и умением прыгать, дарованной благодатью, ее костыль сейчас больше походит на шест для прыжков. Я бегу за ней по переулкам Довра, но все равно не могу догнать. Аилесса проворно перепрыгивает бочки и ящики и направляется к западной стене города.
– Давай поговорим!
Мне до сих пор непонятно, что ее так взбудоражило, ну, если не считать того, что это как-то связано с Сабиной. Но если честно, я очень редко понимаю, что ее выводит из себя. Даже если это касается меня.
Аилесса проворно поднимается по крутой и узкой каменной лестнице, тянущейся вдоль стены здания.
– Возвращайся обратно, Бастьен. – Остановившись на самом краю ступеньки с ловкостью, которой можно только позавидовать, она смотрит на меня сверху вниз. – Не стоило тебе выходить из убежища. Если королевские гвардейцы найдут тебя…
– Они будут искать и тебя. – Я потираю рану, которая вновь разболелась. – Прошу, скажи, что происходит. Сабина…
– Она не должна была занять место matrone. – Аилесса вновь начинает подниматься по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки за раз. – Ее никогда не готовили к этому, как меня.
Подол длинного платья попадает под костыль, и Аилесса рассерженно шипит.
– Но она с твоей famille. Они защитят друг друга в Шато Кре. – Я взбираюсь по лестнице вслед за ней. – Дотуда больше одиннадцати километров. Добираться туда, когда на свободе Скованные, опасно.
– Я пойду одна, Бастьен. И могу сражаться со Скованными.
Аилесса несется по крыше и перепрыгивает на следующую крышу, до которой целых два метра.
– Возвращайся. Прошу, – приземлившись, ворчит она.
И прежде чем я успеваю что-то сказать, бежит к следующей крыше, которую от городской стены разделяет пропасть в четыре метра.
– Аилесса, стой! Там слишком далеко!
Даже с костями благодати ей не преодолеть это расстояние на одной здоровой ноге.
Она стискивает челюсти. И, не колеблясь, несется вперед. Ее костыль мелькает все быстрее и быстрее. Я перепрыгиваю на вторую крышу, но она уже слишком далеко. Мне не добраться до нее вовремя. А до земли лететь не меньше четырех метров.
– Аилесса!
Она поднимает платье до колен и отталкивается от края крыши здоровой ногой, устремляясь к стене. Ее крик от напряжения доносится до меня эхом. А я продолжаю бежать. Адреналин, вызванный отчаянием, пульсирует в венах. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Правая нога Аилессы приземляется на выступ стены, но соскальзывает, и ей не удается удержать равновесие. Аилесса выпускает костыль из рук и пытается ухватиться за стену, но ей мешают длинные рукава, поэтому она падает вниз.
– Аилесса!
Я резко останавливаюсь. Она не отвечает. Merde, merde, merde. Я разворачиваюсь и бегу на другую крышу, затем спускаюсь по лестнице до земли и мчусь к западной стене. В четырехстах метрах отсюда есть прикрытая дыра. Я пролезал через нее, чтобы скрываться после кражи. Я вытаскиваю несколько расшатавшихся камней, чтобы хватило места пролезть. А затем пролезаю за стену.
– Аилесса! – зову я.
И несусь к месту ее падения.
Но ее там нет. Лишь примятый с одной стороны колючий кустарник. Зато нахожу следы – отпечаток костыля едва заметен – и иду по ним. Первые метров семьсот они ведут по направлению к побережью и Шато Кре. Но затем сворачивают и начинают петлять. Что она делает?
Я прибавляю скорость и наконец вижу ее вдалеке. Аилесса стоит на мосту у леса. И, опираясь на свой костыль, смотрит на реку. Мне знакомо это место. Я приходил сюда, когда искал Костяных волшебниц.
Не желая спугнуть Аилессу, я аккуратно подкрадываюсь ближе. У меня не осталось сил гоняться за ней. А когда подбираюсь достаточно близко, то замечаю, что ее платье – из парчи и бархата, которое она надела на фестиваль Ла Льезон, – изорвано и изодрано после падения в колючий кустарник, а лицо исцарапано. Но она не сводит взгляда с чего-то вдали… с птицы на другом берегу.
– Это серебряная сова, Бастьен, – бормочет она.
Я замираю от шока, что она узнала о моем приближении. Ну конечно. Как я мог забыть о ее шестом чувстве, дарованном тигровой акулой?
– Думаешь, сова хочет, чтобы я убила ее? – Она сжимает сильнее костяной нож в руке. – Может, поэтому она прислала мне видение. Матроне нужны пять костей благодати.
Видение? Я не знал, что Леуррессы еще и видят видения… или вообще кто-то еще.
– Ты знаешь эту сову? Она присылала тебе и другие видения?
Я осторожно вступаю на мост и подхожу ближе. Деревянный настил прогнил, поэтому крошится и скрипит под ногами.
Аилесса кивает, не сводя взгляда с птицы, которая смотрит на нас круглыми глазами. Ее перья отливают янтарем в лучах заката. Я никогда не видел сову так близко к воде. Обычно они сидят на деревьях или устраиваются на ночлег в сараях.
– Серебряная сова однажды показала мне Сабину. – Аилесса морщит нос. – Может, мне не стоит ее убивать. Может, она присматривает за нами.
Я переступаю через сломанную доску.
– Что она показала тебе сегодня?
– Я видела Сабину, но она показалась мне нервной. Она убила золотого шакала и забрала его благодати.
– Нервной? Она сказала мне, что шакал сделал ее сильнее.
Аилесса озадаченно смотрит на меня:
– Ты знаешь о шакале?
Я киваю:
– Это третья из ее костей благодати.
– Скорее всего, она сделала новую флейту… из другой кости золотого шакала. – Аилесса прикусывает губу. – Но теперь у Сабины больше костей благодати. В видении она появилась в короне из оленьих рогов. И вдобавок она должна обладать благодатью степной гадюки, иначе не смогла бы натравить змей на Бо Пале, не принеся в жертву одну из них.
Наконец я добираюсь до нее. Я никогда раньше не видел ее глаз при солнечном свете. Янтарные радужки светятся, словно жидкий огонь. Мы стоим так близко друг к другу, что я легко могу обнять Аилессу. Но боюсь, что, если сделаю это, она снова вырвется из моих рук, как это произошло в убежище под часовней. Что случилось с девушкой, которая всего месяц назад сказала: «Не представляю, кто мог бы так прекрасно подойти мне, кроме тебя?»
– Если у Сабины пять костей благодати, разве это не означает, что она официально стала matrone?
Аилесса вздрагивает:
– Я должна стать matrone.
– Но ты сама сказала, что боги одаривают благодатью только тех, чьи жертвы принимают. – Я стараюсь говорить спокойно и мягко, но Аилесса выглядит так, словно готова выпотрошить меня на месте. – Вдруг это означает, что они уже приняли Сабину в качестве следующей главы вашей famille.
Ее щеки темнеют.
– Ты считаешь, что она более достойна этого, чем я?
– Я этого не говорил.
– Она даже не хотела становиться Перевозчицей!
– Люди порой меняют свое мнение. Может, и ты его изменишь?
Она впивается в меня взглядом:
– Я бы никогда… Да как ты вообще можешь такое говорить? Это моя суть, Бастьен. То, кем мне предначертано стать.
Я медленно киваю:
– Но почему ты хотела стать Перевозчицей?
В ее широко раскрытых глазах отражается недоумение.
– Я же только что тебе сказала.
Я вскидываю руки:
– Прошу, выслушай меня. Твоя мать сильно влияла на тебя, верно? Сабина говорила, что ты всегда старалась произвести на нее впечатление… превзойти ее.
– Конечно. Я же ее наследница.
– Но не единственная наследница. Как оказалось.
– Зачем ты споришь со мной? – выдавливает она сквозь стиснутые зубы. – Я думала, ты поддерживаешь меня.
– Так и есть, – вздыхаю я. Но, похоже, она не чувствует этого, как бы я ни старался это показать. – Просто мне интересно… чего хочешь ты сама? Ты могла бы стать