Остальные Скованные и Освобожденные, которых еще не переправили через Врата, разбегаются из пещеры. Творящийся на мосту хаос разрушил их притяжение к Загробным мирам.
Поток душ из Рая не прекращается. Они кричат, молят и плачут, но их стенания больше не режут уши.
– Отпусти меня, Сабина! – кричу я и даже слышу себя.
Ее глаза широко распахиваются, и она качает головой. Ее сияющие chazoure и промокшие от дождя кудри трепыхаются вокруг лица.
– Пожалуйста! – Горло горит от необходимости кричать во всю силу. – Я не могу позволить этим душам страдать ради своего спасения.
По ее лицу начинают струиться слезы.
– Я не принесу тебя в жертву! Именно этого добивается Одива.
– А вдруг Аилесса сама этого хочет? – спрашивает наша мать у Сабины. Она не светится chazoure, как мы, но пролетающие мимо души озаряют ее бледное лице и шею своим сиянием. – Она всегда стремилась прославиться и заслужить мое уважение. А что подходит для этого лучше, чем стать мученицей?
Я поворачиваюсь к ней:
– Мне не нужно твое уважение. Твои поступки непостижимы и непростительны. Мне стыдно, что я твоя дочь.
Серебряная сова подлетает ближе, едва не касаясь кончиками крыльев черной пыли. И пронзительно кричит на Одиву.
Мать отшатывается от неожиданности.
– Зато ты бы хотела заслужить уважение богов, – говорит мать. – А Тирус желает объединить свой мир с царством своей невесты. Они оба этого хотели с незапамятных времен.
– Ну, похоже, богиня изменила свое мнение.
Губы Одивы слегка кривятся. Движение едва заметно, но от него так и веет страхом и силой. Это выражение лица преследовало меня всю жизнь, заставляя тренироваться усерднее и увеличивая преданность богам. Но сейчас оно меня бесит. Особенно на фоне стекающих в царство Тируса душ.
– Ты больше мне не мать. Я скорее умру, чем стану такой, как ты, – выдавливаю я, вкладывая в свой голос всю желчь, которая скопилась во мне за годы, потраченные впустую на попытки угодить ей и завоевать ее любовь.
Одива улыбается, но в ее глазах собираются слезы. Вот только вызвала их не любовь, а ненависть. Не боль в раненом сердце, а злость от уязвленной гордости. В ней не осталось Света. Да и жива она лишь потому, что тьма Тируса поддерживает ее за счет всех переправленных в его мир душ Освобожденных.
– Раз ты так жаждешь смерти, неблагодарная девчонка, – говорит она, – то я исполню твое желание.
Она сильнее стискивает мое запястье и тянет к себе. Освобожденные кричат и царапают мои руки, проносясь мимо. И их поток утягивает меня к Вратам. Левая рука и половина лица уже проскальзывают в тьму.
Я с болью смотрю на Сабину, чувствуя, как слезы обжигают мои щеки.
– Отпусти меня.
– Нет! – кричит она, дергая со всей силы к себе.
Я всхлипываю, стараясь извернуться так, чтобы не вывихнуть себе руки. А слезы все сильнее струятся по лицу. Я не могу выдавить ни слова. Мне слишком больно.
– Спасибо, – произношу я одними губами, надеясь, что она поймет меня. Потому что не в силах выговорить остальное: «Спасибо, что пыталась спасти меня… каждый раз. И не оставляла своих попыток».
– Прости, – рыдая, просит она, хоть и не прекращает тянуть.
Капли дождя и светящиеся chazoure слезы струятся по ее лицу.
Я качаю головой, не желая, чтобы она извинялась. Она была идеальной подругой и сестрой. Я благодарна, что именно ее вижу перед смертью.
Левая нога еще на пару сантиметров проскальзывает во тьму. Похожая на пепел пыль наполняет мои легкие и проплывает перед глазами. А песня сирены Тируса пронизывает до костей.
– Аилесса!
Сердце сжимается в груди. Бастьен.
Я поворачиваюсь, изо всех сил стараясь увидеть его. Он бежит по мосту, несмотря на предостерегающие крики Перевозчиц. Сквозь кружащие перед лицом частицы я с трудом различаю расползающуюся трещину у него под ногами. И на одно ужасное мгновение меня охватывает страх, что он упадет в пропасть. Но он добирается до меня, а его прекрасные глаза цвета морской волны наполнены ужасом и отчаянием. Обхватив меня одной рукой за предплечье, а вторую положив поверх рук Сабины, он тянет меня к себе.
Волна силы проходит через наши соединенные руки. Бастьен не начинает светиться chazoure, как мы с Сабиной, но бледнеет, а затем переводит взгляд от одних Врат к другим. Его темные промокшие от дождя волосы хлещут по лицу из-за ветра.
– Я вижу их, – выдыхает он. – Вижу мертвых.
22. Бастьен
Душа за душой проносятся мимо меня. Непрекращающийся дождь заливает мост, отчего приходится приложить немало усилий, чтобы не упасть на мокром известняке. Души легко могут сбросить меня в пропасть в любой момент.
Глаза пронзает боль, вынуждая прищуриться, чтобы хоть что-то увидеть. Я моргаю один раз, затем еще. И вдруг души начинают светиться. Это chazoure? Аилесса как-то описывала мне это сияние. Но почему я его вижу? Почему Аилесса и Сабина светятся, как души?
Я дергаю сильнее, отчаянно пытаясь спасти Аилессу. Мышцы горят от накрывшей меня волны силы. Аилесса застряла в темной пыли и кричит от боли. Вздрогнув, я тут же ослабляю хватку. Я не хотел причинить ей боль. А ведь мог бы вырвать ей руку из сустава. Потому что никогда не чувствовал такого прилива сил, растекающихся сейчас по телу, и это, как ни странно, выбивает из колеи. Потому что не знаю, как использовать ее в таком объеме.
За клубами черной пыли я вижу Одиву, смотрящую на меня. И сглатываю. Я впервые вижу ее с тех пор, как она шагнула через Врата. На ее голове все так же корона из черепа гигантской вечерницы и позвонков асписовой гадюки, а она сама все так же потрясающе красива. Но все же слегка изменилась. Стала более порочной. И равнодушной. И более смертоносной. Темные глаза Одивы впиваются в меня, когда она с легкостью притягивает нас ближе.
– Жалкий мальчишка, – с усмешкой говорит она. – Ты всегда бежишь за Аилессой навстречу опасности, словно одурманенный дурак.
В голове тут же вспыхивают несколько грубых ответов, но я держу язык за зубами. Не собираюсь тратить на нее ни слова. Не заслужила. Вместо этого направляю все силы на то, чтобы удержать Аилессу.
– Держись, – говорю ей. – Мы тебя вытащим.
Она скользит еще на пару сантиметров. Капли дождя стекают с кончиков ее светящихся волос. А наполненные болью глаза останавливаются на мне.
– Бастьен, – хрипло и судорожно произносит Аилесса.
Но мне удается расслышать ее, как и прочие тихие звуки, которые раньше не слышал. Собственное сердце, которое бьется с такой силой, что это даже пугает. Кричащие вдалеке души. И песня…
Она звучит из Подземного мира, становясь все громче. Крики, кажется, стихают. А лицо Аилессы бледнеет. Важна только песня… но затем к ней присоединяется еще одна. Пытаясь перетянуть мое внимание.
Я переступаю с ноги на ногу. И поворачиваю голову сначала к Вратам Элары, а затем к Вратам Тируса. Пульс учащается. Я хочу – нет, должен – пойти и исследовать каждое царство.
– Ты слышишь песни сирен Подземных миров, не так ли, мальчишка? – усмехается Одива.
Рука Сабины вздрагивает под моей ладонью.
– Не слушай их, Бастьен.
– Если ты прислушаешься к ним, – продолжает Одива, – то почувствуешь, что боги обращаются к тебе.
Нет. Я делаю глубокий вдох и стараюсь не обращать внимания на песни, как сказала Сабина. А затем прикладываю все силы, чтобы вытащить Аилессу.
– А знаешь, что я слышу? – спрашивает Одива.
Я не хочу смотреть на нее, поэтому перевожу взгляд на Аилессу. Каждый мускул на ее лице, шее и руках дрожит от усилий. Она молчит – сомневаюсь, что она способна выдавить хоть слово, – но я все равно чувствую, как она предупреждает меня не слушать ее мать.
Вот только как это сделать?
– Тирус знает о тебе, – продолжает Одива. – И хочет заполучить твою душу, как души тех, у кого в сердце горит жажда мести.
– Мама, остановись! – кричит Сабина.
– Зачем? Ведь я выполняю слово, данное тебе. – Одива вздергивает подбородок. – Разве ты не видишь, что происходит? Бастьен впитал в себя твои благодати. Я же говорила, что знаю, как ими делиться.
Сабина застывает, словно пытается осознать услышанное. Да и меня это шокирует. Я забрал часть благодатей Сабины? Теперь понятно, что за прилив энергии я испытал. Почему я вижу мертвых, а еще слышу песни сирен Тируса и Элары. И почему мои силы увеличились.
А раз так, значит, мы сможем вытащить Аилессу из черной пыли. Вместе с Сабиной мы должны быть сильнее Одивы. Но почему-то ничего не выходит. Я сужаю глаза и смотрю сквозь Врата. Несколько Освобожденных душ цепляются за Одиву, пытаясь протиснуться обратно. Но она стряхивает их с себя, чтобы не мешали ей сопротивляться нам.
– А еще Тирус знает кое-кого, хорошо знакомого тебе, – с выводящим из себя спокойствием говорит она мне. – Кое-кого, кто не заслуживал стать Скованным при жизни. Вот только сейчас это не имеет значения. Когда Загробные миры объединятся, все станут Скованными и отдадут свой Свет богам.
«О ком она говорит?»
– Держи Аилессу! – командует Сабина. – Моя мать пытается отвлечь тебя. Но…
– Сколько уже лет прошло с тех пор, как ты видел его в последний раз, Бастьен? – перебивая Сабину, говорит Одива. – Лет восемь?
Звук колотящегося сердца отдается в ушках. Нет…
Я поворачиваюсь к Вратам Элары и всматриваюсь в происходящее за ними. На вершине винтовой лестницы появляется мужчина средних лет, которого утягивает вниз поток Освобожденных душ. Мой взгляд останавливается на нем… и я вдруг все вижу четче, чем когда-либо в жизни. Каждую морщинку на его лице, складки вокруг рта и на лбу от усталости и долгих часов работы с камнями. На нем все та же простая туника и поношенные брюки, которые я запомнил из детства. Та же одежда, в которой он умер. На его ботинках даже сохранились следы грязи с моста, на который он упал после того, как Костяная волшебница вонзила ему в сердце нож.